Не знаю почему, но вспомнилось… Шестидесятые годы прошлого, понятно, столетия. Девятое мая. Мы, пацаны-дошкольники из соседних домов, играем на «лужке» в «догонячки». Лужок это местами поросшая невысокой травой, а местами совершенно лысая площадка между домами. Тепло, весело, радостно. Да и чего не радоваться – праздник! Взрослые сидят за праздничными столами, а нам за столами не сидится. Нам требуется ДВИЖЕНИЕ!
Неожиданно Санька-Мордвин убегает домой и вскоре возвращается оттуда с донельзя довольной мордочкой и медалью, пришпиленной к рубахе и сверкающей на солнце. Медаль называется «За взятие Варшавы». Игра останавливается. Мы обступаем его вокруг, разглядываем медаль. Санькина мордочка сияет от удовольствия. Медаль ему приколол дед-фронтовик, Илья Силуяныч, но сейчас, в нашей ватаге, считается, что она – санькина, собственная. Нам завидно. В том числе и мне. Я выхожу из компании и тоже бегу домой. Там, за праздничным столом, сидят взрослые, в том числе, и мой дед, Иван Яковлевич. На деде - праздничный пиджак с медалями и орденами. Он надевает его только один раз в году. Именно в этот день. Взрослые уже выпили водки, закусили и сейчас ведут шумный разговор.
- Набегался? – спрашивает меня дед.
Я мотаю головой: не набегался. И объясняю почему. Дед иронично хмыкает. Откладывает вилку и отцепляет с пиджака медаль. Она называется «За отвагу». Я знаю: она по рангу выше той, которая висит сейчас на рубашке у Мордвина.
- На! – говорит дед и прикалывает её мне на рубашку.
- Носи!
Я тут же выкатываюсь на улицу. Свою физиономию, понятно, не вижу, но уверен, что радости на ней совсем не меньше, чем на санькиной.
Ватага оставляет Саньку и моментально окружает теперь уже меня. Мордвин обиженно надувает щёки. Я показываю ему язык. Мордвин раздувается ещё больше и стремглав убегает. Через пару минут возвращается. На мордочке – очередное торжество и превосходство. Дед приколол ему ещё одну – «За боевые заслуги».
Теперь убегаю я. Возвращаюсь с «За победу над Германией». Мордвин уже не надувает щёки, а обиженно ревёт и опять бежит к себе. На его груди появляется «Слава» не помню какой степени. Уже через пару минут мою грудь украшает «Красная Звезда»…
Минут через пятнадцать мы становимся невломенными медале- и орденоносцами. Но Мордвин, увы, по количеству наград меня перещеголял. Я такой обиды стерпеть не мог и кинулся на него в драку. Разнимали нас всей ватагой. Когда разняли, то оказалось, что чуть ли не половина наград у меня и у него исчезли. То ли мы их действительно растеряли, то ли наши друзья-товарищи их исчезновению поспособствовали. Кто ж теперь знает…
Порол меня отец. Я на него не обиделся. Он редко поднимал на меня руку, но если поднимал, то всегда по делу. Да и ремень у него был широкий, из кожезаменителя. Так что порка было не болезненной, а больше обидной.
- Хватит! - сказал дед, появляясь в дверях. – Это я виноват… - и подмигнул мне. Дескать, извини. Жалко, конечно, но ладно. Хрен с ними, с этими медалями-орденами…
Вот так и жили. Весело жили. Не жирно, зато достойно. Всё больше по понятиям, а не по законам. Спасибо вам, деды, за науку. И простите нас, неумных. За страну, которую вы достойно отстояли, а мы бездарно проср.ли. Простите, если сможете…
