Девочки с автоматами,
Каждой по двадцать лет.
Стали они солдатками.
Счастливы или нет?
Девочки с автоматами.
Лица — будто с икон.
Статные и нестатные,
С беретками, без погон.
Девочки с автоматами,
Время, на миг постой!
Служат вместе с ребятами —
От одной войны и к другой.
Девочки с автоматами.
Только в этой стране
Солдатки идут за солдатами.
Реальные — не во сне…
***
Ничего не прошу у Господа…
Проживая вторую жизнь,
Я зарекся веровать в россказни.
Повторяю себе «Остынь!».
Но оставшись однажды в комнате,
Зорко вглядываясь в стекло,
Вижу рядом пустыню сонную —
Повезло мне? Не повезло?
Мне известно было до одури:
Как мне жить и зачем мне жить..
Сторонился дешевых податей.
Не хотел по течению плыть…
А сегодня иная Вселенная
Окружает мой маленький путь.
Но мечта остается нетленная
Не упасть, не уйти, не свернуть.
Ничего не прошу у Господа…
У него слишком много хлопот.
Осчастливит пусть голого-босого.
А меня? Это как повезет…
***
Я скучаю по душевным людям,
что мне очень дороги давно.
Говорю себе, что встречи будут,
что я жив и не залег на дно.
Говорю себе, что день наш светел,
что надежды живы — не умрут,
и всего прекраснее на свете —
люди, что в душе моей живут.
Я несу в себе воспоминанья —
это не иссякнет у меня.
Тихо, без наветов и стенаний,
без безумной страсти и огня.
Потому что если что-то помнишь —
то не нужно слишком много слов,
Я не знаю, пешим или конным,
но приду к вам я без громких слов.
Все в душе живет и тихо дышит.
Все в себе несу в иной стране.
Человек случайный не услышит,
что осталось глубоко во мне.
Это что-то емкое, большое,
что уйдет со мной в незримый век…
Может, и писать о том не стоит,
Но и я тогда не человек.
***
Я иногда смотрю на Иордан
и вспоминаю бабушку Матильду.
И в этом чувстве черпаю я силу,
и этот дух мне будто свыше дан.
Я плохо помню бабушку свою,
хотя мы жили все в одной квартире.
Она полвека как в небесном мире.
Но я ее по-прежнему люблю.
Еврейство было частью ее «я»,
тогда все это было непонятным,
когда она на идише невнятно,
Шептала что-то, низко наклонясь.
Мне не хотелось рядом с ней сидеть.
И скучным было долго ее слушать.
Она шептала что-то в мои уши,
а я нередко начинал реветь.
Сегодня время будто бы окно
вдруг растворяет в прошлое незримо,
оттуда часто черпаю я силу —
из своего семейного кино.
И в эти дни, смотря на Иордан,
мне кажется, что бабушка вновь рядом,
и все у нас пойдет с ней нынче ладом,
и верится, что это не обман.
***
Мелкий дождик за окном,
Он идет не прекращаясь,
Колесо судьбы вращая,
По спирали. День за днем.
Мелкий дождик есть везде,
Но в Израиле — особый.
Каждый день здесь — это новый
Мир познания в себе.
Открываю этот мир,
Как неопытный мальчишка.
И бесчисленные шишки —
как лечебный эликсир.
Оступаюсь и встаю,
И опять иду по кругу.
По израильской округе —
той, которую люблю.
Уставать нельзя пока.
…А на утренние лужи,
Дождик листья мерно кружит,
Подгоняя их слегка.
Он идет, неспешно так,
проливая капли эти
по израильскому свету
и с молитвой на устах.
***
Когда в России новый год —
в Израиле плюс десять.
Здесь снег сегодня не идет,
и завтра вас не встретит.
Здесь нет ядреных холодов,
что трезвому в охотку.
И рыбно-пряных пирогов
не будет из духовки.
И баньки нет, где до нутра
парилка продирает,
Зимой плюс десять здесь с утра
и меньше не бывает.
А елку в доме наряжать
возможно? невозможно?
…Умом я все могу принять,
а вот душою сложно.
***
По поводу услышанной ханукальной музыки талантливого композитора Аарона Гурова, несколько лет назад погибшего на израильской земле от рук палестинского террориста:
Мне не хватает музыки еврейской…
Здесь часто размышляю и об этом.
Мир стал вокруг все больше лицедейством,
и это очень грустная примета.
…А музыка звучала как «по нотам»,
и звуки гимном на сердце ложились.
Прослушал раз, другой и неохота
с ней разлучаться. И не разлучились.
Сегодня в век глобальных изменений
мне остро не хватает камертона,
который бы отверг мои сомненья,
что мы живем в эпоху моветона.
И потому внимательно я слушал,
и сердце все улавливало чутко…
Та музыка ворвалась в мою душу,
хотя звучала ровно три минутки.
***
Еврейский музыкант
на скрипочке играл,
на набережной старой Тель-Авива.
Мелодия лилась,
И каменный причал
Сиял в огнях спокойно и красиво.
Мелодия лилась,
то тихо, то слышней,
В мгновенье устремляясь в миролетье.
И слушая ее,
Я верил, что еврей —
Любой, кто ощущает звуки эти.
***
Я вчера вернулся снова
В ту страну, где год живу,
Ставшей прочной мне основой
Не во сне, а наяву.
Мне по-прежнему с ивритом,
Если честно, нелегко.
Моя память, словно сито.
Что не выстрел — в молоко.
Нелегко с иудаизмом,
Это если напрямик.
На советских рос я «измах» —
Не отбросишь сразу их.
Но сегодня — где б я ни был —
Возвращаюсь в новый мир —
Тот, в котором мало прожил,
И богатства не нажил.
Потому что ощущаю,
Эту землю, как свою.
Воздух Негева глотаю,
Ариэля воздух пью.
Мне непросто. Но я верю,
В мою новую страну —
Где тяжелые потери
Прочат светлую весну.
***
На кладбищах еврейских нет цветов.
И вместо них на всех могильных плитах
Простые камни — те, что с прошлым слиты
Без пиетета, страсти и крестов.
Разбросаны порою невпопад,
Разнятся формой, грубые на ощупь
Но в них я вижу Первый храм и поступь
Души еврейской робко, наугад.
И в каждом камне есть земная боль,
Хотя кому-то это непонятно,
И вроде символ он не очень внятный,
И неприметна внешне его роль.
Но в этих камнях хрупкая стезя,
Пустыни всеобъемлющей начало,
Где шли евреи долго и устало,
Пытаясь отыскать в себе себя.
И камни, где покоится еврей, —
Особый символ — символ воли вечной,
Дороги, уходящей в бесконечность,
То медленно идущей, то быстрей.
И видя простоту людских могил,
Где нет венков, земли, гирлянд и цвета.
Осознаю, насколько важно это —
Остаться ровней тем, кто рядом жил.
Оригинал: http://z.berkovich-zametki.com/2017-nomer10-strovsky/
