litbook

Культура


Петр Ильич Чайковский0

Радио «Голос музыки» довольно часто передает произведения русских композиторов. Одних диктор называет просто: Римский-Корсаков, Мусоргский, Глинка. Голос диктора слегка теплеет и перед фамилией композитора добавляется имя: это Сергей Прокофьев, Дмитрий Шостакович. Но одного композитора называют еще и по отчеству. Кажется будто во рту у диктора дорогая конфета, когда он произносит «Петр Ильич Чайковский».

Каким он был? Что волновало его? Чем заслужил он у нас такую любовь?

Литература о Чайковском обширна. Передо мной трехтомник «Переписка Чайковского с фон Мекк». Надежда Филаретовна фон Мекк (1831-1894), меценатствующая вдова российского железнодорожного магната Карла фон Мекк, много лет оказывала массивную финансовую поддержку Чайковскому, с которым по взаимному соглашению никогда не встречалась. Переписка составила три объемистых тома, вышедших в 1934 году в издательстве ACADEMIA. По этому изданию и цитируются интересующие нас отрывки из писем.

Все, что приведено ниже — цитаты из писем, которые написал он, Петр Ильич Чайковский. Их дополняют цитаты из ответов фон Мекк, свидетельствующие о полной душевной гармонии двух корреспондентов.

Чайковский — фон Мекк: «…Как бесчестны итальянцы«…

Чайковский — фон Мекк:

«…На всех площадях поставлены палатки, столики с самыми разнообразными товарами. Большинство этих товаров имеет общее всей Венеции и всему венецианскому свойство издавать зловоние».

Фон Мек П.И. Чайковский

Фон Мек                                            П.И. Чайковский

Фон Мекк — Чайковскому. Москва. Январь 1878 г.

«Вашу оперу (Евгений Онегин) разучивают в консерватории для представления великому князю. Исполнители трех ролей будут: Евгений — Гилев; Татьяна — Клементьева и Ленский — Зильберштейн Я очень с нетерпением жду этого представления, чтобы услышать вашу музыку. Дорогой мой друг, но эти исполнители меня шокируют. Какое сопоставление: Ленский и Зильберштейн с шкатулкою колец и серег подмышкой?».

Первый исполнитель на Петербургской сцене партий Ленского и княжича Юрия в опере «Чародейка», Моисей Иоакимович Зильберштейн, 1855-1923. Тенор. С 1898 г., после крещения, принял имя Михаила Ивановича Михайлова…

В другом письме фон Мекк пишет:

« …не позволю себе никакой критики либретто, избранного Вами, но скажу с уверенностью, что музыка будет гораздо выше сюжета»….

Фон Мекк — Чайковскому:

«...Вообразите, мы до сих пор не знаем, на каких условиях мир заключен!… Конечно, на каких бы то ни было, он не особенно радостен, потому что это мир на кануне войны. Но Англию с ее жидком во главе как бы хотелось поколотить…».

Речь идет и мире между Россией и Турцией после войны 1877-78 гг. «Жидок» — на этот раз Бенджамен Дизраэли, граф Биконсфильд, премьер-министр Великобритании.

Фон Мекк — Чайковскому:

«…Поступки жидка (Зильберштейна) с Н. Г. отвратительны»…

Н. Г. — дирижер Николай Рубинштейн, кстати, тоже «жидок», брат композитора Антона Рубинштейна.

Чайковский — фон Мекк. Каменка. 12.4.1878 г. — описывает вокзал в Жмеринке:

«...масса грязных жидов с сопровождающей их всюду отвратительной атмосферой… …встреча громадного санитарного поезда, наполненного тифозными больными, масса молоденьких солдат, ехавших в одном поезде с нами, причем на каждой станции происходили сцены прощания их с матерями и женами — все это отравляло мне удовольствие видеть родную и страстно любимую страну мою».

 Чайковский — фон Мекк. Каменка. 23.4.1878 г:

«…К сожалению, Каменка как местность представляет очень мало прелестей. До леса очень далеко. Сад хотя большой, но не живописный. Воздух отравлен близостью завода и в особенности жидовским местечком… Впрочем, я очень доволен своей хаткой. Она в сторонке: местечка и жидов не видно, вид на село довольно красивый… Теперь я заканчиваю фортепианную сонату».

Чайковский — фон Мекк. Каменка. 17.6.1878 г:

«…Каменка, которую я никогда не любил, теперь, после Браилова, кажется мне такой непривлекательной, жалкой, безотрадной… непосредственное соседство с жидами, отсутствие вблизи леса, жалкий сад»…

Чайковский — фон Мекк. Вербовка. 29.6.1878 г:

«…Я очень доволен, что не вижу, не слышу, не обоняю жидов»…

Какое, однако, у Петра Ильича тонкое обоняние! Так и кажется, что он чувствовал сначала запах, а потом уже, не глядя, определял по нему национальность.

Чайковский — фон Мекк. Ворожба. 8.8.1878 г:

«…Какая ужасная вещь убийство Мезенцева! …воображаю как злорадствует иностранная пресса по поводу этого трагического происшествия!»

Оказывается, всемирный заговор против России существовал и тогда!

Фон Мекк — Чайковскому. Интерлакен. 14.8.1878 г:

«…Засулич на руках вынесли из окружного суда, и теперь, как убили Гейкинга и зарезали Мезенцева, так принялись адресы писать, а ни того, ни другого не надо, а просто общество должно презирать и уничтожать всяких Засулич»…

Вера Засулич стреляла в губернатора Санкт-Петербурга Трепова, распорядившегося публично высечь политзаключенного. Суд присяжных оправдал ее. Жандармского полковника Гейкинга убил в Киеве революционер Попко. Жандармского полковника Мезенцева ударом кинжала убил в Санкт-Петербурге писатель-революционер С. Степняк-Кравчинский.

Чайковский — фон Мекк. СПб. 10.1878 г: 

«Сегодня брат Анатолий нездоров, и мне немножко грустно. Ему нужно было вчера присутствовать при обыске в квартире лиц, заподозренных в политическом преступлении и при его болезненной впечатлительности это так подействовало на него, что он заболел».

Брат Чайковского Анатолий — исполнял должность товарища прокурора.

Чайковский — фон Мекк. Флоренция. 24.11.1878 г: 

«Я с большим удовольствием прочел сатиру на Биконсфильда. Как я рад, что назло этому ненавистному еврею англичанам порядочно достается в Афганистане. К сожалению, сегодня в «Gazzetta dItalia»имеется благоприятное для англичан известие с театра войны».

Не знал тогда Петр Ильич, что через 100 лет в Афганистане уже «порядочно достанется» и русским.

Фон Мекк — Чайковскому. Флоренция. 13-25.12.1878 г.

«…И, сверх того, насчитали мне за разбитую посуду двести lires, потому что ставили за все жидовские цены и делают это люди, которые стоят на первом плане в г. Флоренции. Вы, вероятно, имеете понятие о Фензи, здешнем банкире и сенаторе, которому поклоняются и которым гордится вся Флоренция, —патриций нынешнего времени, так как настоящие вывелись. Так вот мой хозяин Оппенгейм, тоже банкир и жид, женат на дочери Фензи… Так вот какие люди делают какие дела!…

Если вздумается там издать нашу сонату, то и на этот предмет я прилагаю здесь две тысячи francsфранцузскими бумажками»…

Чайковский — брату Анатолию.

«…Вообще я иногда удивляюсь своему сребролюбию и жадности к деньгам».

Чайковский — фон Мекк. Ноябрь 1877 г. 

«…Знаете, что меня бесит в Венеции? — это продавцы вечерних газет. Со всех сторон слышишь: «Il Tempo»,«Il Tempo», «Signori! La gazzetta di Venezia»! «Vittoria di Turchi!» Эта виттория di Turchiповторяется каждый вечер. Почему они не кричат о наших действительных победах, а стараются приманить покупателей вымышленными турецкими? Неужели и мирная и красивая Венеция, потерявшая некогда в борьбе с теми же турками свое могущество, дышит все-таки общею всем западным европейцам ненавистью к России? «

Бедная Россия — опять против тебя всемирный заговор!

Фон Мекк — Чайковскому. Ноябрь 1877 г. 

«…P.S. Знаете ли Вы, что Карс взят? Я так рада

Чайковский — фон Мекк. Вена. Декабрь 1877 г.

«…Грусть разлуки с братом значительно легче переносится вследствие взятия Плевны«…

Чайковский — фон Мекк. Декабрь 1877 г. 

«… Если бы знали с каким оскорбительно покровительственным тоном они относятся к русскому музыканту! Так и читаешь в их глазах: «Хоть ты и русский, но я так добр и снисходителен, что удостаиваю тебя своим вниманием. В прошлом году был у Листа. Он был учтив до тошноты, но с уст его не сходила улыбка, которая с величайшей ясностью говорила мне вышеподчеркнутую фразу»…

Франц Лист, как и Рихард Вагнер — автор множества злобных антисемитских высказываний. Чайковскому бы процитировать Листу свои письма из Каменки, а тому, в свою очередь, известные места из переписки с Вагнером — глядишь, и открылись бы друг другу две родственные души.

Фон Мекк — Чайковскому. Москва. 10.1.1878 г. 

«… а наши за Балканами все идут вперед… Как мне хочется, чтобы наши войска вошли и туда и туда! (Константинополь и Галлиполи). А эта гадкая Англия подстрекает против нас и других».

Чайковский — фон Мекк. 18.1.1878 г. Сан-Ремо:

«…Очень меня беспокоит перемирие… Неужели нам не дадут дойти до Андрианополя? Неужели после этого торжественного шествия наши полководцы согласятся на перемирие?»

Чайковский — фон Мекк. 15.1.1883 г: 

«… Каменка — это лишенное всякой прелести жидовское гнездо».

За столько лет пора бы уже и привыкнуть!

Фон Мекк — Чайковскому. 2.2. 1883 г:

«… Из всей французской нации я обожаю двух людей: Альфонса Доде и Жоржа Бизе«.

Как же так, Надежда Филаретовна? Нехорошо-с… Неужели не знаете, что и Жорж Бизе «жидок»?

Фон Мекк — Чайковскому. 18.3.1883 г. На этот раз Надежда Филаретовна недовольна суммой гонорара (500 рублей) за коронационный марш.

«…Какой торгашеский узкий масштаб у нашей Москвы… Вот уж наша Москва, и сама она рабская и воззрения у нее рабские»...

Но не все в этой переписке так мрачно, не все пропитано слащавой верноподданностью, тупым, твердокаменным патриотизмом, алчностью, параноидальной ксенофобией и ненавистью к жидам. Вот, наконец, и отрывок, с которым нельзя не согласиться: Чайковский — фон Мекк. 16.4.1883 г.

«…То, что Вы говорите о коммунизме, совершенно верно. Более бессмысленной утопии, чего-нибудь более несогласного с естественными свойствами человеческой натуры нельзя выдумать. И как, должно быть, скучна и невыносимо бесцветна будет жизнь, когда воцарится (если только воцарится) это имущественное равенство».

Чайковский — брату Модесту. 7.5.1883 г.

«…Прости, что письмо арифметическое, но пишу то, что занимает меня. Даже по ночам вижу какие-то счета, деньги, и все это вместе с музыкой»…

Чайковский — фон Мекк. 17.6.1883 г.

«...Недавно я получил официальное уведомление, что государь пожаловал мне из кабинета драгоценный подарок за коронационную кантату«.

Но вскоре Петр Ильич будет этим подарком разочарован:

«... Вместо денег мне прислали кольцо с бриллиантом«.

Фон Мекк — Чайковскому. 24.5.1883 г.

«… Если бы я могла только подумать, что Вас может огорчить мнение какого-нибудь Левенсона о Вашейнеспособности к опере(???!!!) … Он говорит это только для того, чтобы показаться ученым, а он просто дрянной жидок и больше ничего«.

Но не только «дрянной жидок» Левенсон считал так. Вот, что говорит композитор Цезарь Кюи:

«В музыке «Евгения Онегина» нет ни одного нового слова; вся она вращается в тесном кругу жиденьких мыслей, общеизвестных, много раз повторяемых идеек… А как опера «Е.О». — произведение мертворожденное, безусловно несостоятельное и слабое»…

Музыкальный критик Кандид Коломенский:

«…(Чайковский) не только не развил ее благородных мотивов, но как-то неумело скомкал их и оборвал… Бедность фантазии композитора выразилась, между прочим, в обилии танцев… Его Онегин деревянен… «Чародейка» — неудачная опера, и не в этой области ждут от г. Чайковского новых произведений. Едва ли кто будет спорить, что талант г. Чайковского, сильный и неистощимый в творениях симфонической музыки, гораздо слабее и уже в музыке оперной… (Чайковский) намного менее знаком с голосами… далеко не большой знаток в сцене, что он доказал своими первыми шестью операми»…

Но Надежда Филаретовна знает лучше и своему протеже деньги зря платить не станет. Вот, что думает она об этом:

Фон Мекк — Чайковскому. 24.9.1883 г.

«… У Пушкина стих так же прелестен, как Ваша музыка, но нравственное содержание ничтожно и пусто… Ваша музыка всегда неизмеримо выше сюжета»...

Бедный Пушкин! Конечно, куда там ему до Петра Ильича! Да и кто он вообще такой, этот курчавый и толстогубый Пушкин? Уж, случайно, тоже не «жидок» ли?

Чайковский — фон Мекк. 8.3.1884 г.

«…Вчера ездил в Гатчину представлялся государю и государыне… Государь говорил со мной очень долго, несколько раз повторял, что очень любит мою музыку, и всячески обласкал меня вполне»...

Чайковский — фон Мекк. 28.12.1887 г.

«…В Берлине, где я оставался на 2 дня, мной овладела такая безумная тоска по отчизне, такой страх и отчаяние, что я колебался, не вернуться ли мне… В довершение ужаса, ко мне приставал и как тень ходил за мной некий г. Дмитрий Фридрих, выдающий себя за русского, а в сущности какой-то еврейский проходимец, концертный агент».

Чайковский — фон Мекк. 2.1.1888 г.

«… Сегодня, милый друг мой, я получил очень важное и радостное известие. Государь назначил мне пожизненную пенсию в три тысячи рублей серебром. Меня это не столько еще обрадовало, сколько глубоко тронуло. В самом деле, нельзя не быть бесконечно благодарным царю, который придает значение не только военной и чиновничей деятельности, но и артистической».

Чайковский — фон Мекк. 21.2.1889 г.

«…Концерт этот устраивал известный концертный устроитель Герман Вольф. Когда-нибудь я расскажу Вам, как этот еврей бесцеремонно эксплоатировал меня и в прошлом и в этом году. Только еврей может так беззастенчиво злоупотреблять бесхарактерностью и наивностью людей вроде меня».

Продолжалась эта переписка 13 лет и внезапно рухнула, когда узнала Надежда Филаретовна о полном своем банкротстве.

Ну, вот и познакомились. Теперь остается только решить — исполнять ли в Израиле музыку Чайковского? И Франца Листа — антисемит был пламенный: с ним рядом Петр Ильич выглядит сионистом. Запретить и Шопена: он, говорят, когда-то отказался играть в зале, где среди публики были евреи. И Россини: хоть и написал оперу «Моисей», но тоже не очень был к евреям благорасположен. Хотя г. Баренбойм все упирается, мы уже почти решили и с Вагнером.

Но если следовать такому принципу, придется запретить еще многое. В литературе, например. Не издавать у нас Гамсуна и Келлермана: сотрудничали с нацистами. Достоевского, Вольтера, Тургенева: антисемиты. Шекспира — «Шейлока» написал. Изъять альбомы Эдгара Дега: в деле Дрейфуса он был на стороне обвинения. И Роден тогда, говорят, тоже колебался. А как выглядят евреи на картине Босха «Несение креста», видели? Запретить и его. И Дюрера. И еще, и еще… Перечень этот можно продолжить до бесконечности. Во всем мире, за всю его историю — творцов чистых, незапятнанных антисемитизмом (как, впрочем, и простых смертных) буквально единицы.

Но в кого же мы тогда превратимся? Стране, которая отказывается поставить в своей столице подарок из Флоренции — всемирный символ борьбы за свободу, творение Микельанджело — Давида, только из-за того, что он обнажен и не обрезан, и так предстоит пройти еще очень долгий путь к вершинам (если не к основам!) мировой культуры.

Выйдя из-под пера или кисти художника-творца, произведения искусства живут своей самостоятельной жизнью. И единственный критерий нашего к ним отношения — художественная ценность. А через то неприятное, что нам о личности творца известно, нужно просто перешагнуть. Гете принадлежит мудрое выражение: «Порядочный немец ненавидит французов, но с удовольствием пьет французское вино». Его стоит запомнить.

Но как же все-таки с Чайковским? — спросит принципиальный читатель. Очень просто: не нравится — не идите на концерт. Я, например, не хожу.

Но были в России композиторы, чьи имена израильскому диктору стоило бы произнести с неменьшим пиететом. Например, Николай Андреевич Римский-Корсаков. Модест Петрович Мусоргский, Александр Константинович Глазунов. И звучат эти имена с отчествами ничуть не хуже.

ТАКИХ ЛЮДЕЙ БЫЛО НЕМНОГО.
ЗАПОМНИТЕ ИХ ИМЕНА!

Мусоргский

  В первую очередь хочется упомянуть великого русского композитора Модеста Петровича Мусоргского. Он автор масштабных исторических опер «Борис Годунов» и «Хованщина». Но не только история России интересовала его . Впервые столкнувшись с евреями во время летних маневров, молодой прапорщик элитного Преображенского полка не стал, подобно Чайковскому, внюхиваться в ароматы черты оседлости, но был очарован хасидскими плясками и мелодиями. В дальнейшем Мусоргский с нарастающим интересом знакомился с канторскм пением, сблизился с выдающимся скульптором Марком Антакольским. Его соседями были и простые евреи. На его творчество повлияли статьи маститого критика Владимира Стасова о еврейском искусстве. Модест Петрович хорошо знал «Ветхий Завет». Вот почему он посвятил ряд своих произведений истории гонимого народа. Среди них: «Царь Саул», «Поражение Синнахериба», «Иисус Навин» (Стой, Солнце!), «Песнь песней» (текст в переводе Льва Мея).

Мусоргский

Судьба Модеста Петровича сложилась трагически. Но это другая тема. Он прожил всего 41 год, оставив незавершенной оперу «Хованщина». Закончил ее Римский-Корсаков. Мусоргский похоронен в Петербурге, в Александро-Невской лавре. Видные деятели русской культуры позаботились о создании достойного надгробия. По совету Владимира Стасова на решетке памятника были выкованы из железа ноты. Вторая и третья темы взяты из «Бориса Годунова», а первая — из хора «Иисус Навин»«Веленьем Иеговы сокрушить Израиль должен Аммореев нечестивых…»

Памятник

Римский-Корсаков

В начале XX века Петербургская консерватория приняла в свои стены значительную группу студентов евреев — будущих композиторов и музыкальных деятелей. Николай Андреевич Римский-Корсаков стремился сохранить национальные истоки в творчестве своих воспитанников. По его инициативе было создано музыкальное общество «Арфа Сиона». Именно Петербургская консерватория стала источником возрождения еврейской музыкальной культуры. Правда, не все еврейские студенты выбрали этот путь. Вот, что по этому поводу сказал Николай Андреевич: «Как странно, что ученики мои — евреи так мало занимаются своей родной музыкой. Еврейская музыка существует; это замечательная музыка и она ждёт своего Глинку». М.Ф. Гнесин пишет:«Один из моих товарищей …принёс однажды на урок две пьесы,… под названием «Восточные мелодии». «Очень милые сочинения, — сказал Римский-Корсаков, прослушав музыку. — Но почему Вы их назвали «Восточными мелодиями»? Ведь это типичные еврейские мелодии! Их трудно спутать с другими». Другой ученик Римского-Корсакова, Л.Саминский, вспоминает: «Мы никогда не забудем слов его, сказанных одному из наших товарищей,… когда тот принёс Николаю Андреевичу еврейский романс: «Я очень рад видеть, что Вы пишете сочинения в еврейском духе». Но не только музыка сближала русского композитора с евреями: Римский-Корсаков был женат на еврейке. Надежде Римской-Корсаковой (урожденной Пургольд). Ей, с гордостью и воодушевлением посвятил кантату «Иисус Навин». Мусоргский.. (Мусоргский также автор последней редакции текста кантаты). Римский-Корсаков радостно благословил брак дочери с любимым своим учеником, евреем — талантливым пианистом Максимилианом Штейнбергом.

Александр Константинович Глазунов

В период «Серебряного века» (конец XIX-го века и до Октября 1917 года) в России наступил невиданный, мощный расцвет литературы, поэзии, изобразительного искусства, театра и музыки. В эти годы создал лучшие свои произведения композитор Александр Константинович Глазунов. «Серебряному веку» оставалось 10 лет, когда к 25-летию творческой деятельности Глазунов достиг вершины славы. Его юбилей был торжественно отмечен не только в России, но и в Европе. Университеты Оксфорда и Кембриджа присвоили Глазунову звание доктора музыки. Он считался одним из самых знаменитых людей музыкального мира того времени.

А.К. Глазунов со своим учителем Н.А. Римским-Корсаковым

А.К. Глазунов со своим учителем Н.А. Римским-Корсаковым

Заложенная Римским-Корсаковым традиция — свободное от предрассудков, непредвзятое отношение к евреям — надолго сохранялась в консерватории Петербурга. Глазунов был достойным ее продолжателем. Он помогал талантливым студентам материально: назначал им повышенную стипендию, добивался одноразовых субсидий из благотворительных фондов, а также снижения и даже освобождения от платы за обучение. Многие студенты запомнили, как Глазунов искал (и находил!) для них временную работу репетитора, аккомпаниатора и даже добивался разрешения на ограниченную концертную деятельность. Вот знакомые имена тех, кому помог Глазунов: Дмитрий Шостакович, еще один Дмитрий, Темкин — советский, а в последствии американский композитор и еще многие.

Еще одна сторона деятельности Александра Константиновича: За исключением прослуживших 25 лет в армии отставных николаевских солдат, купцов первой гильдии, ремесленников и студентов-евреев — жителям черты оседлости проживание в Петербурге, Москве (и вообще в остальной России!) запрещалось. Была, правда, еще одна льгота: ссыльно — поселенцам и каторжникам разрешалось благоденствовать на просторах России в «местах не столь отдаленных».

В консерватории были совсем юные студенты. По классу скрипки Ауэра, например, учились вундеркинды от 9 до 13 лет. Конечно, в таком возрасте жизнь без родителей в чужом городе невозможна. Глазунову и Ауэру не раз удавалось преодолеть бюрократические баррикады и получать временные «виды на жительство» для родителей будущих знаменитостей. Среди них мать Ефима Цимбалиста, отец Миши Эльмана.

Но, главное, в консерватории Петербурга не соблюдали «процентную норму». Этим заинтересовался всесильный премьер-министр Столыпин. Он прислал в консерваторию запрос-требование сообщить количество студентов-евреев. Ответ Глазунова был краток: «Мы не считаем». История не сохранила реакцию Столыпина. Известно только одно: последствий не было — свою традицию консерватория сохранила. Но Глазунов не ограничился дерзким ответом премьер-министру. Примерно в то же время, в 1907 году для литературно-музыкального вечера в честь известного еврейского писателя Ицхака-Лейбуша Переца он предоставил помещение консерватории Бунду (Отколовшийся от РСДРП Союз еврейских социал-демократов). В мае 1917 года в консерватории проходил Седьмой Всероссийский съезд сионистов.

Круг друзей Глазунова был необычайно широк. Среди них знаменитые скульпторы Марк Антакольский и Илья Гинцбург высоко ценившими творчество композитора. Не меньшим было и восхищение Глазунова мастерством этих замечательных художников. Близким другом был блестящий музыкант Феликс Михайлович Блуменфельд — прекрасный пианист, широко востребованный дирижер, композитор, превосходный педагог (его ученики — гениальный пианист Владимир Горовиц, советский композитор Тихон Хренников). Глазунов посвятил Блуменфельду мазурку и Шестую симфонию. Преданный друг Глазунова — его ученик (и зять Римского-Корсакова)

М.О. Штейнберг. Сближение учителя и ученика произошло благодаря Римскому-Корсакову, у которого Максимилиан Штейнберг обучался композиции. Николай Андреевич пригласил его участвовать в своих знаменитых музыкальных вечерах. Тесное общение Глазунова и Штейнберга продолжалось более двадцати лет. В двадцатые годы прошлого века здоровье композитора ухудшилось. В 1925 году он тяжело заболел и, на всякий случай, продиктовал другу список своих рукописей и сообщил место их хранения. В будущем эта предусмотрительность себя оправдала. В июне 1928 года Глазунов выехал в Вену для участия в жюри Международного шубертовского конкурса. Там Глазунов заболел, лечение затянулось. Затем Глазунов обосновался в Париже. Поправив здоровье, он продолжил дирижерскую деятельность, выезжал с гастролями в музыкальные центры Европы. В 1929 году по приглашению импресарио Сола Юрока Александр Константинович, совершил турне по крупным городам США с концертами из своих произведений. 21 марта 1936 года Глазунов умер на семьдесят первом году жизни, и был похоронен в парижском пригороде Нейи. В 1972 году его прах перевезли в Ленинград и торжественно захоронили на кладбище Александро-Невской лавры.

Примечания

1. Кроме цитат из переписки Чайковского с фон Мекк, в тексте использованы материалы из статей Исаака Дондика, Бориса Клейна и Альфреда Грибера.

2. Сейчас, в наши политкорректные времена представители сексуальных меньшинств получили почти всемирную легитимацию. В ряде стран им разрешены однополые браки. Им резервируют рабочие места не только в престижных организациях, но даже в парламентах самых продвинутых стран. Им разрешили проводить «парады гордости» и мэры столиц и больших городов эти парады возглавляют. Для них распахнулись ворота армейских казарм и лагерей. Вот почему включать в эту статью строки о нетрадиционной ориентации Петра Ильича я не собирался, считая, что это никому уже не интересно. Но как-то листая интернетовские сайты, совершенно случайно наткнулся на разгоревшуюся в России дискуссию. Суперпатриоты вдруг прозрели и гневно опровергают «жидовские слухи». Прикормленные специалисты приводят выдержки из писем и воспоминаний современников. Этим суперпатриотам стоит обратиться к первоисточникам: В трехтомнике переписки с фон Мекк приводятся некоторые письма, где Петр Ильич делится с братьями пикантными подробностями. Вот они:

Чайковский — брату Модесту. 29.8.1878 г:

«…В Фастове я взял газету («Новое время») и нашел в ней «Московский фельетон», посвященный грязной, подлой, мерзкой и полной клеветы филиппике против консерватории. Лично про меня там почти ничего нет и даже упоминается, что я занимаюсь одной музыкой, не принимая участия в интригах и дрязгах. Но в одном месте статьи толкуется проамуры профессоров с девицами и в конце ее прибавляется: «есть в консерватории еще амуры другого рода, но о них, по весьма понятной причине, я говорить не буду» и т. д. Понятно, на что намек. Итак, тот Дамоклов меч в виде газетной инсинуации, которого я боюсь больше всего, опять хватил меня по шее. Положим, что лично до меня инсинуация на сей раз не касается. Но тем хуже. Моя репутация падает на всю консерваторию, и от этого мне еще стыднее, еще тяжелее. Я геройски и философски выдержал этот неожиданный пассаж, продолжал до Киева толковать с Левой о черноземе и т. п., но в душе у меня скребли кошки».

Чайковский — брату Модесту. 1878 г:

«…Я так заматерел в своих привычках и вкусах, что сразу отбросить их, как старую перчатку нельзя. Да притом я далеко не обладаю железным характером и после моих писем к тебе уже раза три отдавался силе природных влечений»…

Чайковский — брату Анатолию. 24.12. 1877 г.

«…Кстати о фон Мекк. Она мне давно не писала, и, конечно, по свойственной мне подозрительности, я уже вообразил, что она меня разлюбила, что она узнала про то и хочет прекратить всякие сношения»…

Чайковский — брату Модесту. 26.10.1877 г:

«…Последнее письмо (жены) замечательно тем, что из овцы, умилившей тебя … она вдруг явилась весьма лютой, коварной и хитрой кошкой. Я оказался обманщиком, женившимся на ней, чтоб замаскироваться. Я ежедневно оскорблял ее, она много от меня претерпела, она ужасается моему позорному пороку и т. д. и т. д».

Здесь речь идет о неудачной женитьбе композитора.

3 Эта статья была закончена, когда на дисплее компьютера появился представленный ниже документ.

Список

Столыпин беспокоился не случайно. Вот список студентов Петербургской консерватории по классу скрипки и виолончели. А ведь в консерватории были и другие классы. Фортепиано, например.

 

Оригинал: http://z.berkovich-zametki.com/2018-znomer4-mshehtman/

Рейтинг:

0
Отдав голос за данное произведение, Вы оказываете влияние на его общий рейтинг, а также на рейтинг автора и журнала опубликовавшего этот текст.
Только зарегистрированные пользователи могут голосовать
Зарегистрируйтесь или войдите
для того чтобы оставлять комментарии
Лучшее в разделе:
    Регистрация для авторов
    В сообществе уже 1129 авторов
    Войти
    Регистрация
    О проекте
    Правила
    Все авторские права на произведения
    сохранены за авторами и издателями.
    По вопросам: support@litbook.ru
    Разработка: goldapp.ru