От редакции. Этот очерк Григория Рыскина лежал в редакционном портфеле, когда пришла страшная весть о кончине писателя. С его уходом русская литература потеряла настоящего мастера слова, зоркого критика, смелого новатора. Григорий Рыскин любил наши журналы, охотно публиковал в них свои тексты. Пусть они и дальше служат светлой памяти этого прекрасного литератора.
Причудливая полифония... Литература для искушенного читателя. Выстраивая композицию, Амос Оз чрезвычайно изобретателен. Стихи перемежаются с прозой. Порядок переходит в хаос. Любовь в порно...
Сюжет прост. Его скорее нет. Тут счетовод Альберт... жена Надя умирает от рака. Их блудный сын Рико отправляется в Тибет на поиски самого себя. Блудливая герлфренд Дита тотчас изменяет ему.
Автор получает телефонные звонки от своих героев. Они критикуют его:
– Мой друг читает ваши книги, – говорит Дита, – я прочитала только одну – «ЗНАТЬ ЖЕНЩИНУ». Но что из себя представляет женщина – герой вашей книги вряд ли знает. Скорей всего и вы тоже.
В книге много секса, чувственности, либидо. Оз – писатель физиологический, плотский, телесный. Он описывает, как тоскующая Дита мастурбирует. Очертания Гималаев напоминают абрис ее бедер. Из расселины в горах пахнет детородной утробой.
Дита спит с лучшим другом Рико – Гигги. Последний действует ей на нервы. Он называет это – сношением. Внушает ей отвращение, когда после акта любви спрашивает: как хорошо ей было по шкале от нуля до ста.
«Его член сморщился. Гигги засыпает с насосавшимся комаром на кончике фаллоса. Комариная кровная месть».
После москита на фаллосе мы видим Тибет, где совершает восхождение Рико. Проза ивритского писателя – кинематограф. Те же принципы монтажа. Вспоминается Джойс... Напрягая остатки зрения, автор «УЛЛИСА» всматривается в «БРОНЕНОСЕЦ ПОТЕМКИН» Эйзенштейна.
– Что вы там обнаружили, на экране?
– Монтаж...
UT PICTURA POESIS – поэзия как живопись. Сегодня следовало бы сказать – поэзия как кино.
Что видела Анна Каренина из окна медленного поезда, разрезая французский роман костяным ножом? Рогожную жестокость медленного русского быта.
Под крылом моего реактивного джета – Исландия.
А дальше к югу,
То есть к юго-востоку, коричневеют горы,
Бродят в осоке лошади-пржевали,
Лица желтеют. А дальше плывут линкоры
и простор голубеет, как белье с кружевами...[1]
А английский голос в моих наушниках повествует о теории струны. Тут иной уровень сознания, иные ритмы... Квантовая механика требует иной поэтики. А мы пишем... как будто для Анны Карениной...
***
Рико участвует в групповой случке в Катманду (Тибет). Всю связку (пятерых альпинистов) обслуживает одна проститутка. Блудницу зовут Мария. После репортажа о всех содомогоморрских подробностях звучит осуждающий голос отца Рико – счетовода из Израиля:
О, мой блудный сын... Мой непокорный сын.
Моему сердцу нет покоя.
Мой сын воняет блядью...
Но покойная мать – другого мнения:
В странствие пускаются те,
Кто потерял свою дорогу.
Целуй, мой сын, ноги женщины Марии,
Чье лоно на мгновение
Возвращает тебя в моё.
В книге много таинственного... Засмертная ситуация... Соприкосновение с мирами иными... Мистические совпадения...
Надину Данон незадолго до смерти
Разбудила птица на ветке...
В четыре утра... перед рассветом.
Нарими-нарими – сказала птица.
После ее смерти мужу Надины является
Тощая, похожая на ворону старуха
Со злым ртом... сладковатый чудовищный запах
Её плоти поразил его, запах разложения,
Она раскрыла клюв. Нарими – хрипло прокричала птица и улетела.
На его груди осталось черное перо...
Пришельцы из засмертного измерения являются живым. Их голоса переплетаются. Близость к мирам иным, непознаваемым и таинственным.
Теперь это я... Я была Надя, а теперь
Я не дух, не реинкарнация. Не привидение. Теперь
Я воздух, который вдыхает мой сын, спящий на соломе.
Я сон женщины, которая покоит свою голову
На его плече...
Амос Оз перекликается с псалмами, с «Песнь песней», с «Книгой Иова». Но чаще из чащи его прозы слышен голос Экклезиаста... Аидише мама[2] не оставляет заботой своего блудного сына. Она призывает его взяться за ум, получить рыночную профессию: стать врачом, архитектором...
– Архитектор, врач – рыночные профессии, – возражает сын... – Но каждый рынок однажды закрывается и все становится прахом. Доктор и архитектор в доме своей мечты с дорогими коврами в лучшем районе Бат Яма... Тлен... Покойся же в мире, Мама...
Ирония, самоирония, извечная еврейская скорбь.
Жизнь может быть пикником, а может и не быть.
Но с другой стороны, даже вы, мистер Перфект,
На самом-то деле, просто еще один позер.
Каждый из нас писает и совокупляется.
Зачем же притворяться, что это не так.
Это очень понравилось бы Сергею Довлатову. Недаром оба так любят Чехова.
– У него глаза того скромного врача, – пишет Оз, – который поставил диагноз и знает, что произойдет, но не сообщил пациенту. Хотя знает – его долг сказать правду. Я не гарантирую выздоровления, – говорят глаза доктора Чехова на фотографии, – но я могу и должен сказать что-то, чтобы облегчить боль... я пропишу вам настойку опия. Я пропишу иллюзию и мечту...
Мудрая, исповедальная, безумная книга. Территория этого повествования омывается потоками подсознания. Комбинация литературного эксперимента и триллера. Современная ивритская литература Израиля достойна его религиозно-философского величия.
Мы приходим и мы уходим,
Мы видим и мы хотим...
Пока не придет наше время...
Но было бы неплохо оставить после себя
Несколько строк, достойных нашего имени.
Амос Оз – оставил...
Примечания[1] Стихи И. Бродского.
[2] Аидише мама – еврейская мама (идиш).
Опубликовано в журнале “Семь искусств” Номер 10(35) - октябрь 2012: http://7iskusstv.com/nomer.php?srce=35
