С зоилом спорить не пристало
Любимцу ветреных харит.
И. Иртеньев
«Современная поэзия». Спецвыпуск № 1
Уж новинка – так новинка!..
Спецвыпуск «Современная поэзия» издан редакцией журнала «Современная поэзия» в характерном «серийном» оформлении этого журнала и его поэтической библиотеки. Редакционная коллегия спецвыпуска – та же: Андрей Новиков, Андрей Коровин, Александр Переверзин, Вячеслав Харченко, Илья Леленков – знакомые всё лица! Однако спецвыпуск – всё-таки новинка.
Спецвыпуск вышел вне графика журнала и без ситуативных поводов. По наитию, которое от лица редколлегии описал Илья Леленков (прямая речь):
«Как-то мы с А. Новиковым посетили выступление М. Немирова. Ну и разговорились – мол, автор-то выдающийся, но никто его не печатает. Сошлись во мнении, напечатать его в регулярном номере – не то. Есть тема – поэзия вне цензуры, т.е. вне литературных журналов. Но поэзия очень качественная и всяческого внимания заслуживающая.
И раскрыть ее – наша задача. Следовательно, нужно делать спецвыпуск. Там же на вечере предложили Мирославу поучаствовать. Как потом выяснилось, у Коровина была схожая идея – и в загашнике поэма В. Дмитриева (поэт круга Кенжеева и Цветкова, участник «Московского времени»). Далее проектом занимался исключительно я.
Авторы, которых я отобрал, определили стилистику сборника – мужская, т.н. брутальная поэзия. Подборки Степанцова, Лесина, Родионова и Панкина я намеренно собирал сам – т.к. хотелось показать их, что называется, во всей красе. Тот же Родионов печатался в «Новом мире», но представлен там, понятное дело, очень куце. Остальные присылали сами. Буковски и Лаэртского взял как патриархов жанра. К тому же Саша серьезно болен и хотелось ему хоть чем-то помочь, ему мы выплатили небольшой гонорар.
…Для меня этот выпуск – скорее не сборник стихов с матом, хотя, конечно, это сборник стихов с матом, – а сборник стихов с «мясом». Я лично результатом доволен».
С матом и «мясом», а также «мужской» поэзией, мы ещё разберёмся. Спешу успокоить ханжей и педагогов: знак «18+» на фронтисписе книги проставлен. А закон о запрете нецензурной брани в СМИ ещё только в первом чтении одобрен Госдумой, а на других уровнях встречает неприятие и критику, и, не исключено, даже будучи принят, не затронет этого художественного продукта (спецвыпуска).
Как видим, необходимость породить спецвыпуск современной поэзии «назрела» сразу у нескольких неглупых и компетентных людей – не у авторов, а у их поклонников, хотя оные поклонники являются также и авторами. Но здесь они – составители, и я тихо радуюсь тому, что возможно сделать поэтический проект не «под себя»!..
№ 1 на обложке недвусмысленно говорит о том, что за этой книгой последуют и другие. Таким образом, требованию найти в поэзии нечто новое для обзора спецвыпуск «Современная поэзия» удовлетворяет.
В спецвыпуске двенадцать авторов: Чарльз Буковски, Алексей Григорьев, Виталий Дмитриев, Александр Кабанов, Александр Лаэртский, Евгений Лесин, Мирослав Немиров, Борис Панкин, Андрей Родионов, Вадим Степанцов, Андрей Чемоданов, Михаил Авилов. Под одной обложкой эти авторы в таком составе ещё не фигурировали. Композиция новая, а поэты – «старые» – не в смысле возраста, но в смысле известности, «вписанности» в родную поэтическую речь. Недостаточные публикации – не повод называть Мирослава Немирова «новичком» в литературе или малоизвестным автором.
Мирослав Немиров – центральная фигура спецвыпуска. Он единственный представлен не только стихами, но и предисловием Евгения Лесина «Большой и громкий», где Лесин выводит формулу поэзии: «Тихая лирика, конечно, обижается и лежит в кустах нагой. Но что поделать? ...Как там у Мирослава? «О эти дамы без трусов / Зато в различных прочих штуках…» Вот-вот. Поэзия и должна быть – без трусов».
У Немирова оригинальная манера записывать стихи: с датировкой как полноправным элементом названия:
1982 05 1 утро жарит как рок эн ролл
Утро жарит как рок энд ролл.
Утро жарит, как, ещё верней – джаз.
Утро жарит, оно джазит,
джаст эн нау при эом,
то есть именно сейчас;
Потому что это – это лето,
это лето, вот что это,
эх ты гайда-тройка-распошёл!..
А за стихами следуют подробнейшие комментарии: то пояснения о персонажах стиха, то приметы эпохи, то городская топонимика, а то и замечания о собственной поэтике: «6. Ритмически – смесь амфибрахиев и дактилей, амфибрахиоидов и дактилоидов. Дольник, то есть. Довольно хитроумный».
Впервые встречаю поэта, который так позаботился об удобстве будущего рецензента! Сердечно благодарю!.. Как и за то, что Мирослав Немиров воспевает в стихах свою – и мою – родину, Ростов-на-Дону, и в совокупности стихотворных и прозаических строк сей град предстаёт сакральным:
И вот мы стоим посреди, прямо так и
скажу, – Вавилона,
Который ревёт, и несёт, и грохочет,
и прочая…
«4. Магазин «Солнце в бокале» на Буденовском в месте пересечения его с Энгельса. Винный. Самый-самый центр Ростова. Винный отдел слева, большой, – а справа при нём же – небольшая кофейня, в которой был отличный кофе по-турецки по 20 коп. за чашку 150 гр.».
Пожалуй, «Стихи о красотках» Мирослава Немирова с эротическим весьма откровенным подтекстом, мощным личностным началом автора и словесной игрой («И эти дамы, вот, в их всей сияющей победности – / На этих вот картинках у немых, / Которы были ими продаваемы, / В вагонах поездов, которы мы, / С восторгом трепета являлись покупаемы…») – самое «яркое пятно» спецвыпуска. Его стихи так и брызжут радостью бытия; остальные поэты «восторга трепета» от него явно не испытывают.
Новую форму самовыражения «на старые дрожжи» предлагает Михаил Авилов в цикле «Песни национального раскрепощения». Циклу предпослано авторское пояснение: «Это никоим образом не переводы, это импровизация на заданную тему человека, который мог, но не захотел. В смысле стал водопроводчиком, а не рок-музыкантом». На ритмический рисунок известных песен западных рок-групп – «AC/DC», «Sex pistols» «The Beatles», «The Rolling Stones» и других – автор «накладывает» собственные соображения. Получаются новые песни на существующие мотивы:
Побег из тюрьмы
Моего друга посадили в тюрьму
Здорово, бродяги – сказал он
бывалым сидельцам
Ему определили место
у параши… –
и так далее. Мне этот «постмодернистский» ход кажется чрезмерным. «Каверы» на популярные песни стали неотъемлемой составной частью современной эстрады и шоу-бизнеса, потому что получаются они в основном юморными. У Михаила Авилова вовсе не смешные рассказы – меж тем технология затрудняет подбор определения, и назойливей всего выплывает слово «кавер».
Подборка стихов Алексея Григорьева «Спасибо, что живой» свидетельствует о том, что отнюдь не табуированная лексика была основополагающим признаком отбора и составления. У Григорьева на шестнадцать стихотворений – всего два условно матерных слова, причём одно вполне «детское»:
Летело вслед нечаянно-невольное
«Катись отсюда, дура, хер с тобой!» –
Во внутренней запущенной Монголии
Случался и до этого запой, –
и бездна удачных поэтических деталек, обогащающих «сюром» реалистическую и невесёлую картину мира автора.
была весна, сменялся снег
водою талой,
собаки бегали во сне,
а мы летали.
Это стихотворение называется «День космонавтики», и в нём отождествляется – в одном существительном – имя космической первопроходчицы Лайки и пачка сигарет, названных в её честь: «и пачку лайки, под шумок / у бати спёртую».
Алексей Гигорьев – мастер нюанса, как описательного, так и стилистического (особенно на виртуозные формулировки богат элегический цикл «Железнодорожное»):
«А я иду к метро не быстро,
Несу в кармане пирожок,
И снег идёт за мной без смысла –
Обычный мартовский снежок».
«Покамест снег валил на въезды,
Засыпав их на триста лет,
И подстаканником железным
Гремели утра на столе…»
«Пушилась верба в банке от нестле,
Размокло в чае жёлтое печенье,
И поезд уходил во всех значеньях,
Прямом и переносном, в том числе».
«Как поджарые тараканы,
Расползаются товарняки».
«Ночь вдумчиво носила вдоль путей
Пластмассовый фонарик
мэйд-ин-чайный».
«сугробы что второе Мажино
и солнце как стрелок на каждой крыше
и в целом соглашаешься с афишей
произнося спасибо что живой».
При всей качественности лирика Григорьева «депрессивна». Если уж стихотворение с ёрническим названием «Пазитифф» заканчивается словами «Была зима, никто из нас не умер, / И более мне нечего сказать», – то другие стихи, где не «заявлен» оптимизм, просто удручены свинцовыми мерзостями жизни и пытаются найти от них противоядие – то сладкую боль воспоминаний, а то и сарказм.
Но такова концепция всего спецвыпуска. «Правда жизни» во всей её неприкрытости и есть то самое «мясо», которым оброс костяк идеи – показать читателю «внецензурную» поэзию (выражение Ильи Леленкова, «вне цензуры» тоже надо понимать как минимум двояко). Не уверена, можно ли эту прямоту и грубость называть именно «мужской» поэзией – я вообще против деления поэзии по гендерному принципу, – но составители акцентировали так. Слово «брутальная» применительно к поэзии, если на то пошло, ещё хуже, чем «мужская». Брутальность всегда наигранна. А стихи в этом сборнике честные! Чёрный сарказм не вредит их искренности, а усугубляет её. Даже если поле, из которого растут стихи, не ведая стыда, фантазийно, как у Александра Кабанова.
Александр Кабанов, на мой взгляд, наиболее «литературен», если не мифологичен. Стилистически чётко он апеллирует к истории украинских драконов, кончине Зевса, «украденного и освежеванного» вечно голодной Азиопой, –
обед молчанья, кулинарный случай
подстережет в пути,
гори один и никого не мучай,
гори и не звезди, –
коктебельским будням, то ли позавчера, то ли в глухой античности, Эзопову морю, реке Лете, впадающей в Припять, Первой, Второй, третьей и четвёртой мировым войнам… Широкий кругозор, любовь к мифологемам, тонкая работа с образами и каламбурами выводит Александра Кабанова из круга поэтов-реалистов, поэтов-бытописателей. Однако и в своей ирреальной действительности Александр Кабанов не позволяет себе сусальной красивости (а ведь, казалось бы, мифология соблазняет!). Какой иронией проникнуто стихотворение:
Ветчина или вечность укрылась
под сенью укропа?
Не мяукнет под вострым прибором
протухшая тайна,
знать, лишен злободневный вопрос –
доброты. Только сердце и ж..па –
демонстрируют миру свои одинаковые
очертанья!
...вот и Родина где? Вроде в сердце
моём или в ж..пе?
Да, не сыщешь с огнем, не услышишь
ответа никак.
Отказ от красивости, пафоса, назидательности и подобных губительных для поэзии антикачеств – ещё одна «скрепа» спецвыпуска.
Подборка стихов Бориса Панкина называется «Лютики-цветочки». Да не обманет читателя невинная флористика словосочетания! Цикл раскрывает материалистический подход к жизни: она всегда кончается смертью, но на это наплевать, потому что материальному телу что дыхание, бухалово и писание стихов, что посмертная энтропия – одинаково естественны:
«…Вынимали из машины,
В топку жадную несли
Ящик полный мертвечины.
Заряжай, готовься, пли.
Постояли, поглядели
Равнодушно в небеса.
Всё забудут за неделю,
Через год не вспомню сам,
Чью спалили оболочку,
Кто ушёл в небытиё.
«докуривай пегас ли приму
прими на грудь ещё сто грамм
ты помнишь – жизнь неповторима
что прям сейчас проходит мимо
тебя прошла уже …»
«Лютики-цветочки» венчают материалистическую философию Бориса Панкина:
«лютики-цветочки васильки-ромашки
столбиками строчки стопочки-рюмашки…
…ну как стул сломается что
с убогим станет
упадет закатится в самый пыльный угол
и никто не хватится ибо калиюга
ибо всё подложно выспренно натужно
ни на что не гоже никому не нужно»
Тема смерти – одна из сквозных тем спецвыпуска. Её развивает патриарх жанра «свинцовых мерзостей» Чарльз Буковски (в переводах Семёна Беньяминова): что в верлибрической поэме «Бегство Бонапарта», что в макабрической истории «Фабричные», что в запредельной (оттуда, из-за предела) исповеди покойника «Мама»:
вот я лежу в земле, мой рот открыт,
и я не могу даже вымолвить «мама»,
и пёс, пробегая мимо, остановился
и мочится на моё надгробие…
…я – в очень плохой компании.
Её живописует другой мэтр – Александр Лаэртский; его стихи по концепции похожи на страшилки, которые рассказывают в палатах пионерлагеря. Например, «И опасна, и трудна…» – история милицейского регулировщика, которому жали трусы, он из-за этого был зол, посигналил жезлом не тем, кому следовало, и его сшибли
Другое стихотворение – без названия – последовательно описывает самоповешение, а особенно – злорадство, которое испытывает самоубийца, представляя гаснущим сознанием, как будут с ним возиться те, кому он оставил табличку: «… вам, люди!».
Даже вещи – гитара, усилитель, медиатор – в представлении Лаэртского подвержены умиранию. Что вполне естественно в его парадигме.
Сборник выглядит разом гимном Танатосу и Эросу. Эросу воздаёт должное Вадим Степанцов. Его подборка называется куртуазно «Любовь продлится не дольше лета», но с Великим Магистром и Основателем Ордена Куртуазных Маньеристов как-то диссонирует. Сравним фрагменты «Утренней прогулки с прелестницей в осеннем парке»:
Охотничий домик,
обитель беспечности!
Мне ноздри щекочет тигриная шкура,
а дивные нижние ваши конечности
взвились к потолку,
как штандарты Амура...
и «Гудермеса» (из спецвыпуска»):
Мотал я перцем в караоке,
хлебнув литруху вискаря,
но девки были там жестоки,
не дали. Я разделся зря.
Возможно, это следствие «экспериментов с брутальностью». Или просто куртуазный маньеризм в чистом виде поднадоел Магистру, да и чувства оскудевают…
На тему смерти высказывается и Андрей Чемоданов; в его подборке «Как я был педофилом» фигурирует смерть и физическая, и духовная:
«…а в сарае ржавые лопаты
вспоминали грязные работы
эта – закопала нас когда-то
эта – откопала для чего-то»
«сотый раз в москве трещат морозы
следующий век уже настал
также хороши и свежи розы
и ментом бросаемы в канал».
Однако «одномерность» не свойственна авторам спецвыпуска. У каждой «чернухи» есть оборотная светлая сторона. У Андрея Чемоданова это – любопытная «социальная фантастика» в трёх актах:
1
как раз перед тем как закончилась нефть
СМИ сообщили что найден
наилучший источник энергии
и это – представьте себе – стихи.
Показательно социальна поэма Виталия Дмитриева в трёх частях и шестнадцати главах – ретроспектива от «позднего совка» до «раннего капитализма». Остросоциален, если не политичен, в своей подборке «Пост и Молитва» Евгений Лесин. Он «прохаживается» по растущей религиозации российского общества, по усилению подозрительности, поискам экстремизма в печатных текстах, российским выборам, службе судебных приставов, драме Юлии Тимошенко… На этом фоне выделяется стихотворение, сотканное из центонов – из ранней «а-ля блатной» песни В. Высоцкого «Я однажды гулял по столице», песни М. Круга «Роза» и «Одинокой гармони» М. Исаковского (Лесин замечательно пошутил над песенным наследием, но приведу лишь финальный куплет!):
В жизни всякое горе случается.
И тревожится сердце, лишь тронь.
По вагону бутылка катается.
Одинокая бродит гармонь.
Также удачен «Обобщённый портрет оппозиционера»:
Сайентолог и уролог,
А еще антифашист.
К проституткам часто ходит.
Дед служил в НКВД.
Спал со школьницами в школе.
Член к тому же небольшой… –
и так далее, внятная пародия на «претензии» к оппозиционерам. И стихотворение «из другой оперы», посвящённое Немирову – эдакое рондо, закруглённое эпохальной строчкой «Поэзия должна быть без трусов».
В спецвыпуске оно играет роль мощного заключительного аккорда. Становится лейтмотивом издания. И даже претензией на новый жанр: «поэзия без трусов». Заявка на правду и честность?
