* * *
Я иду по земле…
Нынче солнце озябло…
Перепутались косы на чахлой ветле.
За спиною –
котомка подобранных яблок,
И я счастлив, что просто иду по земле.
Что могу надышаться –
без удержу, вволю,
Что иду,
отражаясь в болотце кривом,
Мимо русского леса,
по русскому полю,
Где мне русский журавлик
помашет крылом…
* * *
Как быстро все это, как скоро!..
Уходит эпоха.
Мальчонка стоял у забора –
Тогда еще кроха.
Гадал про концы и начала,
Вздувалась рубаха.
Над озером птица кричала –
Тогда еще птаха.
Кричала светло и несмело
О вещей минуте.
А дерево солнца хотело –
Тогда еще прутик.
Листочки в зеленых накрапах,
На листиках – жилы.
И были и мама, и папа
Тогда еще живы…
Стоял тот мальчонка, не зная
Путей к пьедесталам.
И туча была грозовая
Лишь облачком малым…
* * *
Кто там плачет и кто там хохочет,
Кто там просто ушел в облака?
То ли кречет кричит, то ли кочет…
То ли пропасть вдали, то ль река...
И гадаю я, тяжко гадаю,
Не поможет здесь даже Господь, –
Где прошли мои предки по краю,
Чем томили суровую плоть?
Зажимаю в ладонях монетку
И бросаю в бездонье пруда –
Робкий знак позабытому предку,
Чтобы молвил – откуда?.. Куда?..
И вибрирует гул непонятный
Под ладонью, прижатой к земле,
И какие-то сизые пятна
Растворяются в сумрачной мгле.
И вдруг чувствую, дрожью объятый,
Посреди перекрестья дорог,
Как ордою идут азиаты
На восток… На восток… На восток…
Но не зрится в прозрениях редких,
Что подобны на детский наив, –
То ль с ордою идут мои предки,
То ль с дружиной, орды супротив?
И пока в непроявленной дали
Растворяются тени теней,
Чую – токи идти перестали
А вокруг всё – мрачней и темней.
И шатаюсь я вдоль раздорожий,
Там, где чавкает сохлая гать,
И всё Бога пытаю: « Я – Божий?..»
А Господь отвечает: «Как знать…»
* * *
А.К.
Что-то случилось на той стороне
Где журавли улетают до срока…
В черное время на черной стерне
Белым журавликом быть одиноко.
Вот и возносятся в тусклость небес,
Чтоб еще раз увидать с разворота
Мокрое поле и сумрачный лес,
Да за откосом – туманное что-то…
Будто навеки запомнить хотят,
Не уповая на миг возвращенья,
Женский зеленый обидчивый взгляд,
После которого нету прощенья.
Будто им чудится – наперерез
Вечному, нудному зову разлуки,
Светлая музыка с темных небес
Медленно капает в женские руки.
Ночные стихи
Напрасно… Слова, как «антонов огонь»,
Сжигают души не сгоревшую малость.
Уже из ладони исчезла ладонь,
Что, вроде, пожизненно мне доставалась…
А следом поношенный плащик исчез,
Что вечно висел на крючке в коридоре.
Ни женских шагов, ни скрипучих завес,
И сами завесы отвалятся вскоре…
Всё стихло. Лишь полночью схвачен этаж
За меркнущей лампочки узкое горло.
И чувствуешь – всё, что копилось, отдашь,
Чтоб только мгновения память не стерла,
Когда в глубине потрясенных зрачков
Растерянный облик спешит проявиться,
И сам ты в зрачках отразиться готов,
И платье вдоль ждущего тела струится…
Как всё это призрачно… Тени спешат
Впечататься в бледную кожу обоев –
Туда, где впечатан испуганный взгляд,
Один на двоих… И предавший обоих.
Причем здесь трагедия?! Горе уму.
Здесь даже Шекспир разберется не шибко.
И тьма обращается в новую тьму,
И щепками сделалась звучная скрипка.
Её все вертели – опять и опять, –
С осиною талией божую милость,
Её разломали, пытаясь понять,
Откуда же музыка в ней появилась?
Разломана скрипка. И взгляд овдовел.
И надвое полночь в тиши раскололась.
Всё в жизни предельно… Иду за предел.
На тень от беззвучья… На голос, на голос…
* * *
Здесь есть дорога, но нет пути…
Питомец житейских бурь,
Ты если сможешь вперед идти,
То только в закат и хмурь.
У здешних женщин который год
Недобрый, тяжелый взгляд.
И сколько ты ни иди вперед,
В итоге придешь назад.
Жестокий ветер шерстит лицо,
Башку отрывая с плеч.
И если сможешь шепнуть словцо,
То следом отнимет речь.
Но всё глядишь в эту тьму опять,
Лишь ропот ловя в ответ.
И остается одно – солгать,
Солгать, что ты видишь свет.
* * *
Эх, с каким остервенением стирала,
Сколько вывернула в ванную всего,
Как выкручивала, тёрла, выжимала
Изо всех пододеяльников его.
Колыхалась над тазами двоеруко,
Подливала освежителя вдвойне,
Чтоб ни запаха, ни отзвука, ни звука
Не застряло в неповинной простыне.
На балконе вытрясала одеяло,
Колотила выбивалкой, а потом
Всё утюжила, да так утюг швыряла,
Будто вслед ему швыряла утюгом.
Даже тапочки и те вспорола шилом,
И забросила в помойку, на откос.
Только розу почему-то засушила –
Ту, что перед расставанием принес…
