Non-fiction

Этот рассказ — не рассказ о войне, которую назовут потом 2-ой Ливанской. Это просто воспоминания, мои воспоминания о том, что я видел, что чувствовал, чего и как боялся. Воспоминания не субъекта, а объекта событий.

Вот вам две конкурирующие парадигмы, касающиеся осмысления Аушвица. Все смотрят на одни и те же факты. Обе парадигмы воспринимают их как данность: в Аушвице немцами и их коллаборационистами были убиты миллионы людей; свершенное там являлось абсолютным злом; евреи и другие, там погибшие, были беспомощными жертвами этого зла. И в этот момент согласие заканчивается. Люди, рассматривающие одни и те же факты через призму двух разных парадигм, видят разное.

Кстати, с недавнего времени, после прибытия сотен тысяч иммигрантов из бывшего Советского Союза, положение с выпивкой в Израиле резко изменилось, и я не думаю, что армейское начальство разрешает сейчас продавать спиртное на военных базах. И, значит, вы едва ли найдёте сегодня бутылку «Столичной» в буфете авиабазы Тель-Ноф.

В разном человеческом окружении, в различных жизненных обстоятельствах выступали с наибольшей силой разные стороны личности Эйхмана и создавались образы на удивление отличные друг от друга. Но нарциссический радикал проявлял себя неизменно, даже и в, казалось бы, мало подходящих для этого условиях.

Вызывает некоторое недоумение употребление цитаты из Горация в газете на идише. Вряд ли предполагаемые рабочие, для которых предназначалась газета, могли ее прочитать и по достоинству оценить. Возможно, писал эту статью некий партийный функционер, довольно образованный, читавший К. Маркса.

Конечно, трудно сравнивать владычество Британии в огромной Индии и крошечной Палестине. Но стали они независимыми практически одновременно, независимыми от одной и той же Империи, Британской, и решение об уходе принимали одни и те же люди в одних и тех же кабинетах на Уайтхолле.

Гитлер уже вовсю хозяйничал в Европе. О преследовании евреев в Германии было известно. И у Ланского родился план — организовать покушение на немецкого фюрера, а заодно — на итальянского дуче. К сожалению, до заключительного этапа дело не дошло. Но в самих Штатах тоже нашлась работа.

Способности Егора Францевича высоко ценил Михаил Кутузов-Смоленский, который пользовался его советами и предложениями. Особенно восхищала фельдмаршала изумительная способность Канкрина обеспечить снабжение частей в, казалось бы, безвыходных ситуациях. Так, не участвуя непосредственно в баталиях, он снискал славу подлинного героя войны.

Непонятно по каким причинам, они убеждены, что планета станет раем, как только израильтяне станут менее агрессивны. Я бы хотел, чтобы они были правы. Но, к сожалению, они не правы. Даже, если бы Израиль и был бы виноват в каждом осуществленном в мире преступлении, надо быть либо тотально наивным или экстремальным антисемитом, чтобы думать, что все неудачи происходят из-за крошечного государства.

Это было совсем особенное ощущение — я, молодой польский еврей, сидел во время войны в сердце Германии, ел немецкую пищу и пил немецкое пиво. Я до сих пор не знаю, было ли это ужасной глупостью с нашей стороны, отправиться прямо в пасть ко льву. А может быть пасть льва была самым безопасным местом, где можно было ото льва спрятаться?

Душой нашей небольшой компании был Марк Беркович. Он часами мог рассказывать о своих приключениях, успехах в плавании, в водном поло, в большом и настольном теннисе, читал свои стихи, гордился тем, что танцевал в знаменитой студии Айседоры Дункан. Говорил он так увлекательно, что трудно было уловить где правда, а где вымысел.

«В сентябре, когда уже холодно стало здесь собираться, да и в школу пошли, я забрел раз в избушку по шуршащей тополиной листве, посидел у столика на лавочке. Как грустно, одиноко; холоден притоптанный пол земляной с вмятыми окурками папиросок “Север”. Уж мы и курить пробовали… За кустарником вода прибывает, подмывает шаткий ивняк на гребнях намытого песка, по-осеннему бурлит перекат, словно чует, что скоро зима — завалит речку снегом, выморозит до дна. Но и приютисто все же, словно здесь еще невидимо поселился кто-то и глаголет, что впереди жизни такой хорошей уж никогда не будет. Ушел ты из сказочного домика, покинул сказочный мир и теперь плутаешь неизвестно где. Как в дремучем лесу медведь…»

«В Первой мировой войне участвовали многие русские писатели, такие как А. Куприн, В. Вересаев, С. Серафимович, В. Маяковский, Н. Гумилев, А. Блок, С. Есенин, С. Городецкий, В. Катаев, Н. Тихонов, М. Пришвин, К. Паустовский и др. Примечательно, что довольно разные в своих идейно-эстетических воззрениях русские поэты, писатели и философы были едины в своем патриотическом отношении к Великой или, как ее тогда называли в России, Второй Отечественной войне. Важно отметить, что во многом благодаря патриотическим настроениям, которые охватили население России в этот период и которые соответствовали евангельскому учению о войне, произведения военного времени были проникнуты “духом писания” и наполнены евангельскими мотивами…»

Идея спина, что называется, носилась в воздухе, в той или иной форме ее высказывали многие, может быть, поэтому Нобелевскую премию за открытие спина не дали никому. Особенно обидно должно было быть юному физику Ральфу Кронигу, который, работая в Копенгагене, высказал за год до Гаудсмита и Уленбека практически ту же идею, но решил ее не публиковать, так как Паули ее высмеял.

Использование нового обоснования принципа наименьших квадратов (минимум дисперсии) тормозился и чрезмерной обидой Лежандра на выражение Гаусса наш принцип (наименьших квадратов) и на отказ Гаусса ответить на его письмо. Вместо того, чтобы при случае заявить, что никто не станет признавать приоритета, не подкреплённого публикацией, Лежандр восстановил против Гаусса всех французских математиков, включая Пуассона (но не Лапласа), занимавшихся обработкой наблюдений.