Проза

В детстве мне нравилось играть с куклами младшей сестры. Я этого стыдился и всегда старался делать это в полном уединении. Особенно стыдно мне стало, когда я уснул с ними, а утром мать вытащила их из моей кровати. Чтобы избежать наказания я не открывал глаза и продолжал делать вид, что сплю, однако смущение до того меня пронзило, что я покраснел, волосы мои встали дыбом, дыхание стало резким и беспокойным и сердце безумно заколотилось. Наверно, я так и не смог больше разомкнуть глаз.

Пока я лежал с закрытыми глазами, то думал сразу отогнать Петрарку, как только она снова приблизится. Кошку нужно воспитывать. За утро она уже несколько раз подлезала, торопя мой подъем. Ведь это страшно раздражает: лишает самых приятных моментов, когда ты вроде уже и проснулся, но можно подремать еще немножко.

Кто зарабатывает меньше художника, спрашивает у меня мать, но ответ дает сама, музыкант классических композиторов. А как он живет, уточняю я. Живет просто, отвечает она, 9 часов репетиций, пока не задеревенеют и вновь не разойдутся пальцы (это повторяется множество раз за 9 часов), после прослушивание музыки и сон, чтобы были силы для новых репетиций. Иногда он еще и ест, прибавляет она. Но ведь это то же самое, что Исторический архитектор, говорю я, и тут же пружиной выскакивает недавняя встреча.

Новелла Кобо Абэ "Табу" была переведена с японского Александром Доновым примерно за полтора года работы. Так как Александр не владеет языком оригинала, он воспользовался карманным русско-японским разговорником, из которого почерпнул все необходимые сведения культурного и языкового характера, а также вдохновение. На русском языке текст публикуется в первый и последний раз.

Неисчерпаемы блага, принесенные нам цивилизацией, неизмерима производительная мощь всякого рода богатств, открываемых для нас наукой и изобретениями. Непостижимы чудесные творения человеческого рода, направленные на совершенствование, счастье и свободу людей. Ни с чем не сравнимы чистые, плодотворные источники новой жизни, все еще недоступные жаждущим устам народа, который бредет наугад во власти животных инстинктов. Мальколм Лаури

Существует крайне любопытная статистика относительно возраста самоубийц. Оказывается, что подавляющая, непропорционально большая часть таких случаев приходится на долю подростков или юношей и девушек в переходном возрасте. На сухом языке медицины это называется специальным термином "пубертатный суицид", т.е. "самоубийство, совершенное в пору полового созревания".

Существует красивый миф о превращении детей гибнущей от потопа Атлантиды в дельфинов. Дети были помилованы, поскольку еще не успели вступить на путь зла. В библейской же истории об истреблении Содома и Гоморры, за исключением единственного праведника Лота и его дочерей, не выживает никто. Жители проклятых городов гибнут от мала до велика. «Истинно говорю вам, если не обратитесь и не будете как дети, не войдете в Царство Небесное», - говорит Христос в Евангелие. Ясно, что дети здесь представляются в качестве светлого метафизического начала, а не просто как возрастная категория, которая независимо ни от чего должна пользоваться особой благосклонностью. Детство как метафизическое состояние – это одно, а конкретные дети – другое. Поэтому никакого алиби детство не гарантирует, но причинение зла детям или же их вовлечение во зло с древних времен справедливо считаются тяжелейшими преступлениями.

Сказка #4: Вызволение Алекса Керви

Страдивари скрипки делал для лохов. А для нормальных пацанов он делал барабаны!

– Дядь Коль! – позвал Лешик. Николай обернулся и подмигнул Лешику. Лешик ответил тем же. Затем он вылез из-под стола и уселся на полке. Схватился обеими ручонками за матрац, и его взгляд устремился куда-то далеко. Запыхавшийся от восторга Лешик вдруг затаил дыхание и замер. Николай смотрел на Лешика и видел, как тот едет с отцом в Москву. Ничто не могло прервать его пути. Николай увидел и изумился своей догадке. Он видел, как Лешик едет в Москву в следующем году. Никого нет рядом. Только он и папа. И поезд, уносящий его в далекую столицу.

Сережа, когда она вошла в палату, сидел на кровати в белых кальсонах, в белой исподней сорочке и, покашливая, рассказывал что-то веселое своим соседям по комнате. Было раннее утро. Все проснулись, но еще не поднимались с кроватей. Не таким представляла Лексевна в своем воображении мужа, когда искала его и ехала сюда, видела она его жалким, немощным, прикованным к постели, жаждала быть сиделкой, кормить его с ложечки, а перед ней сидел, на первый взгляд, крепкий, с небритой с ночи щетиной на щеках, здоровый мужик, худощавым обликом своим отдаленно напоминающий мужа, словно это был его старший брат. То, что у него нет руки и ноги, не было заметно. Лексевна кинулась к испуганному мужу, обхватила его руками так, что он застонал от боли, закашлялся, и тут только она почувствовала обрубок левой руки.

Осторожно, пригнув голову к земле, показалась мать волчьей стаи – старая волчица. Она бежала уверенно, целенаправленно. Не знал сторож, что у волчицы недавно появился последний выводок (последний для матери всегда дороже всего). Более недели у хищницы не было удачной охоты: подтянуло бока, сосало в области желудка, но она привыкла терпеть. Терпела и сейчас. Не терпели ее дети: тонко и жалобно тявкали. Где взять волчатам еду? И волчица пошла на охоту. Два дня назад случайно нашла она дохлую кобылу. Но другие волки быстро растащили мертвичину. Остались лишь объедки. Нужна была хорошая охота. И волчица пошла на старую деревню. За ней потянулись два волчонка.