Культура

«Явления стилистической симметрии перешли и в древнерусскую литературу, и, поскольку влияние поэзии псалмов, а отчасти и других поэтических книг Библии было постоянным, периодически усиливаясь и сказываясь особенно явственно в литературе “высокого” стиля, отдельные примеры этой стилистической симметрии очень многочисленны во все века...»

«Отрадно, что сквозь ужасный покров кое-где еще пробиваются светлые лучи духовности. Они появляются там, где произносятся непрестанные молитвы священнослужителей, действуют благостные слова миротворцев, совершаются акты милосердия и сострадания, идет беззаветное служение просветителей, живущих ради пользы и славы не только своего народа, но и всего человечества. И чем больше светлых поступков, тем меньше темных пятен на духовном одеянии Земли. Поэтому о тех, кто творит добро, я и стараюсь рассказывать…»

«Нельзя писать ради корысти, нельзя не видеть в читателе единомышленника и собеседника. Хотя сказать новое слово — это значит идти против общего мнения, против “толпы”…»

«Когда человек выражает словами не то, что ощущает на самом деле, это — распад личности, катастрофа. Лицемерие и ложь в жизни не приводят к таким печальным последствиям. В творчестве — упаси вас Бог врать!..»

«Серьезное отношение к чему-то и каждодневный труд могут сочетаться с легкостью, везением, трансцендентным каким-то узнаванием, подключением других (даже потусторонних!) сил...»

В России начала ХХ века и особенно в годы Первой русской революции развернулось движение за создание народных университетов. Начиная с 1905 г. принимаются многочисленные решения об открытии народных университетов, проводятся сборы пожертвований, создаются общества народных университетов. Внешкольное образование для взрослых стало своего рода трендом эпохи.

С конца 1950-х годов Э.Ф. Ципельзон начинает публиковать в разных изданиях статьи и заметки о раритетах из своей коллекции, часто приурочивая эти публикации к юбилеям персонажей или событий. Современники отмечают, что Эммануил Филиппович своими публикациями под рубриками «Заметки букиниста» или «Уголок коллекционера» создал новый своеобразный жанр в журналистике.

Искусство едино. Трудно отделить образы архитектуры от их отображения в живописи, поэзии и музыке. Они переходят от изображения в звучание, из камня — в музыку, из идеи — в материал или, наоборот, в нематериальность.

Собственно, живопись эпохи Возрождения началась с Мазаччо. Есть множество свидетельств, что все, кто шли за ним, тщательно изучали его приемы, прилежно копировали фрагменты его фресок. Но подход Мазаччо к перспективе был чисто эмпирическим. Заслуга Франчески состоит в том, что он поставил искусство перспективы на научную основу.

Аронов - один из самых значительных поэтов-шестидесятников и, тем не менее, самый неизвестный из них. Вознесенский, Евтушенко, Ахмадулина и другие знаменитости выступали в Политехническом, в Лужниках и на прочих престижных площадках. А он не выступал. Не звучал, не грохотал. И книги его не выходили.

Пять лет поисков привели к результатам. Действительно, сквозь время начали проступать черты почти забытой художницы, чей талант отмечали Бродский и Серов. Лишь трагические жизненные обстоятельства не позволили ей встать на один уровень с Зинаидой Серебряковой, чья судьба так похожа — любимый муж умер совсем молодым, и она тоже осталась одна с четырьмя детьми на руках…

И получился — Эрль. Слегка рыхловатый. Будто не успели его отгладить. Худой. Но не анемичный. Крови в нём было достаточно. И энергии — своеобразной. Характерной. Отчасти — с вывертом. Или даже — со сдвигом. С привычным для него элементом абсурда. С парадоксами. И с чудачествами. Как у тщательно им почитаемых, собираемых, изучаемых, драгоценных обериутов.

Стахович покинул Россию за несколько дней до премьеры «Бориса Годунова», в разгар репетиций «Жизни человека», спектакля Станиславского, конфликтной ситуации, связанной с Гзовской, Германовой и поступлением в театр Нелидова. Не вышло у него — полтора месяца в Москве, полтора — в Европе.

Древнееврейские стихи, переведенные современным стиховым размером, да ещё с парной рифмой, — это всё равно, как переводить Ахматову или Бродского гекзаметром... Это - непростительный ‘вывод’ произведения из его эпохи.

Синклер был не более антисемитом, чем большинство неевреев в его Америке и даже намного менее многих из них. Большинство очевидных свидетельств о его антисемитизме было в короткой статье, которую он написал для небольшой профсоюзной газеты в Вене. Он приписал евреям преобладающие коммерческие способности, способности создавать такие великие религии, как христианство и социализм, а также мощный сексуальный инстинкт.