Культура

Об этой картине до сих пор не прекращаются разговоры. Некоторые подозревают, что Леонардо на самом деле написал на холсте не Мону Лизу, а самого себя в женском обличии, иные подозревают, что там нарисована его мать. Но никаких доводов никто не приводил. В этой статье я предлагаю свою версию того, кто нарисован на этом портрете.

А можно ли забыть тот крохотный, по московским понятиям, каток, носивший громкое название «Динамо на Петровке» (кажется, он принадлежал этому спортивному обществу), особо привлекательным для нас он был оттого, что там звучала настоящая джазовая музыка.

Автор этих строк вступил в КПСС в июне 1961 г. Был исключен из партии в апреле 1984 г. Восстановлен в партии, без перерыва в стаже, в апреле 1988 г. Добровольно вышел из рядов КПСС в июле 1990 г. С тех пор и по сей день — беспартийный.

Роберт Адольфович выразил своё согласие на интервью со мной, оговорив, что его можно будет провести лишь пару недель спустя, поскольку был немного не здоров. И вот, спустя оговоренный срок, я получил приглашение приехать к нему домой, на Чистопрудный бульвар. Там, на его квартире, и состоялась наша беседа. Ниже предлагается расшифровка нашего, примерно часового, интервью.

Но даже будучи придворным музыкантом, Натан сохранил верность еврейской религии. Свою первую жену, ирландку по происхождению, он заставил пройти гиур и стать еврейкой. Она была талантливой писательницей, опубликовала несколько популярных романов под своей девичьей фамилией Элизабет Уорсингтон (Elizabeth Rosetta Worthington), но, к несчастью, рано умерла. Жизнь Натана после смерти жены вполне соответствовала романтическим представлениям пушкинско-байроновской эпохи. Судя по портретам, он был красив и не чужд любовных увлечений - их у него было немало, не раз проигрывался в карты, дрался на дуэлях. Примечательно выступление Натана в суде в 1835 году в качестве свидетеля со стороны леди Ленгфорд в её бракоразводном процессе. Он показал, что не смог снести того, как лорд Ленгфорд, публично оскорбил свою жену, и бросился защищать её достоинство, послав обидчика в нокаут. Надо ли удивляться, что в том же году Натана судили за рукоприкладство, но присяжные его оправдали.

А «пионерский период» в их отношениях длился почти три года, до самой свадьбы, а иначе, говорит Рива, и быть не могло, несмотря на ежедневные встречи. Свадьба состоялась в январе 1958-го. Что меня поразило в истории их дружбы и любви? Абсолютное отсутствие не только громких, но и тихих слов о том, как они относятся друг к другу. Надо прожить долгую жизнь, чтобы встретить такую пару: похожие характеры, оба добры и бескорыстны, с уважением относятся к людям, безгранично преданы родным и друг к другу, но без внешнего проявления эмоций!

Понятно, что проза Хемингуэя – это всегда по-настоящему мужская литература! Сверх того − хорошая, добротная, настоящая Литература. Язык его прозы прост, ясен, лаконичен... Не только сам текст увлекателен и способен унести читателя к высотам катарсиса, но и тот глубокий подтекст, который в нем всегда явно чувствуется. Чаще всего в центре произведений или охота, или война, или борьба с противником, или, в крайнем случае (случае классическом!) борьба с самим собой. Как чемпион по борьбе с самим собой, ответственно заявляю: это самый тяжелый вид борьбы и весьма обидный, поскольку выигрывая, ты терпишь поражение, но проиграв, − выигрываешь. Вроде бы, чудной парадокс, а, между тем, всё предельно просто и ясно (кстати, типичный случай для Хемингуэя!).

«Разгадать писательскую тайну до конца невозможно, но мы, тем не менее, стараемся максимально приблизиться к её “сердцевине”. Часто в этом нам помогают совпадения с собственной “сердцевиной”, которая, вероятно, “знает всё” — так, совместно, и происходит рождение смысла, постижение тайны бытия, искры которой на мгновение вспыхивают в наложении двух мыслящих душ и освещают их счастьем и соучастьем понимания...»

Итак, единственный фактор отличия от остальных немцев – это особая еврейская религия. Но в таком случае эта религия ни в ритуале, ни в вероисповедании не должна включать ничего, что ставило бы под сомнение «немецкую лояльность». Так, были убраны из Шмоне-Эсре благословения о возвращении в Страну Израиля и восстановлении Храма, о собирании рассеянных, о восстановлении Дома Давида, из всех благословений было убрано упоминание об избранности еврейского народа. Само понятие «Храм» полностью изменило свой смысл в лексиконе реформистов: для них «храмом» стала любая синагога, точно так же, как для христиан любая церковь – храм. Языком молитвы также был сделан немецкий, родной язык «немцев Моисеева Закона».

У неё именитые соседи: Моше Амар - инициатор многих израильских проектов в различных областях искусства, и Ури Геллер, не нуждающийся в представлениях (его присутствие в этом доме символично обозначено согнутой ложкой). Напротив, дверь в дверь, когда-то жил театральный художник Давид Шарир с женой Гилой – актрисой «Габимы», а в соседней с ними квартире - скульптор Аарон Ашкенази.

Между Юлием Энгелем и одним из лидеров Общества Лазарем Саминским возник спор о значении еврейской бытовой музыки, в которой было очень много заимствований из песен и танцев других народов. Саминский считал, что только синагогальная музыка сохранила в чистом виде своё национальное своеобразие. Энгель возражал, что и в бытовой музыке его достаточно. Теория теорией, а на практике Саминский в своей «Маленькой рапсодии» использовал типичную клезмерскую танцевальную мелодию, а Энгель написал «Хабадскую мелодию» в характере синагогальных песнопений.

И неожиданно для самой себя я вспоминаю, как прикрыв глаза тяжелыми морщинистыми руками, зажигала субботние свечи моя бабушка Неха. Руки её слегка дрожали. Простенький серый платок сползал на лоб. Она не поправляла его, продолжая молиться. Никогда не думала, что через целую жизнь всплывёт перед моими глазами её образ. И вот совсем неожиданно я увидела её.