Воспоминания

Вернеру Гейзенбергу, возглавившему Институт теоретической физики, пришлось начинать практически с нуля: без ассистентов, без квартиры, всего с одним студентом, собирающимся писать диссертацию по физике…

Понятия «ирония» и «сила духа» не входят в словарь физики, но к рождению нового знания в физике и его развитию они причастны, как и некоторые другие ненаучные события. Вскоре после защиты cGh-диссертации М. П. Бронштейну исполнилось 29 лет, — жить ему оставалось всего полтора года, и эта жизнь была очень насыщенной.

В первой научно-популярной книге Эйнштейна по теории относительности, законченной декабре 1916 г. и увидевшей свет в 1917 г., дана, наконец, высочайшая оценка четырехмерной концепции и соответствующих идей Минковского, «без которых общая теория относительности…, быть может, оставалась бы в зачаточном состоянии».

Приведённая информация свидетельствует не о простом участии С.А. Яновской в погромной акции, направленной против Н.Н. Лузина, но о том, что она взяла на себя роль организатора и руководителя этого собрания: она задала ему тон и определила характер его резолюции. Нежелание видеть этого профессором Левиным может вызывать только искреннее удивление.

Выжившие, вернувшиеся с войны — испытали новый пресс времени, пресс советской системы, и Самойлов cо Слуцким демонстрируют как бы два механизма действия этой системы: одни гнулись, другие ломались. Был ещё механизм ухода в себя, полного или частичного отказа от поэзии. Из того поколения, это — путь Николая Глазкова, Михаила Львовского, Александра Володина…

Казалось бы, странно: ведь имелся отличный перевод Мандельштама, опубликованный в самом конце 1921 года, ― чего же еще желать? Но именно тут автор утыкался в непреодолимую проблему, и это уже не качества перевода, а «качества» переводчика.

Всего шесть писем, причем два из них не целиком. Никакого продолжения, романтической истории. Но мне как-то интересно думать о юноше с такими мыслями в таком времени. Вероятно, в письмах к девушке есть что-то показное, но ведь важно, что именно он считал «красивым» показать девушке.

Сталин прибег еще к одному демагогическому ухищрению после смерти Ленина: стал выдавать свои интересы за развитие взглядов и чаяний Ленина. «Идти ленинским курсом» – призывал он. Правда, от Ленина в его действиях часто оставалось только умение добиваться своих целей любыми средствами. Он действительно был отличным учеником Ленина в этом отношении.

На своем веку галерея Уффици пережила немало потрясений. Часть картин была вывезена во Францию во время вторжения Наполеона. В годы Второй мировой войны коллекции понесли серьезные потери от нацистских захватчиков. Значительный ущерб собранию нанесло печально известное наводнение 1966 года. Не обошлось и без криминала.

Публику в Москве на конкурсе Чайковского могу сравнить только с итальянской оперной публикой. Попасть в зал невозможно. Каждый из публики точно знает, как правильно играть концерт Чайковского. Все помнят предыдущие конкурсы и их лауреатов. В общем, это такой особый мир. И, конечно, для публики это долгожданный праздник!

Всякому известно, что не очень-то много людей любит читать. Школьники, естественно, не исключение. Поэтому я изобретала всевозможные способы, которые помогли бы обмануть настороженное отношение детей к художественной литературе. Оказалось, это не так уж трудно.

Без гениальности мастера пророчество неосуществимо, потому что, если нет совершенной формы, то посредственная форма отторгает глубокую мысль. Сложное взаимодействие факторов творчества открывает шлюзы в далекую неизведанную область природы. Целостность гениальности немыслима без пророчества. Тезис — пророк всегда гений и гений всегда пророк — как две стороны одной медали.

Один из главных результатов всей социологической деятельности А.Н. Алексеева — явное, открытое, манифестируемое введение автора в контекст научного исследования. Его познавательный метод — «наблюдающее участие» делает наблюдателя активным, зачастую — провокативным актором изучаемых им сложных, конфликтных процессов. В российской социологии до Алексеева такого «натурного эксперимента» никто не проводил.

Давать оценку своей поэзии собственной, то есть, по существу, писать об этом целый трактат, или текст, в котором пришлось бы подводить под мои писания необходимую базу, в своём же повествовании, конечно же, я не стану — сделали это давно те, кто прекрасно знают все этапы и все периоды, вехи все и сложности все развития моего.

Думаю, что сегодня директор Стокгольмского математического института имени Миттаг-Леффлера, профессор А.А. Лаптев от души благодарен советской системе, сократившей ему пожизненный срок отбывания в России. Ведь, не будучи евреем, Арий Ариевич был прикован к этой стране, как каторжник к бетонному блоку (именно к блоку, не к ядру: ядро можно за собой таскать, а блок — нет).