Публицистика

«Герои русской литературы не желают в инодуховных условиях “крепостной зависимости у Европы” (Достоевский) превращаться в ретортного (“повернутого”) человека-личину, жить в “хрустальном дворце” или снимать с себя “страшное бремя” божественного дара свободы ради хлебов или “успокоения совести” и “сокращения страданий”. Обретая свое на основе вечного и всемирного, они возвращаются — через “горнило сомнений”, обогащенные опытом борьбы за самостоянье — к “жить, чтоб мыслить и страдать” в благодатной (но далеко не всегда приятной, с эвдемонической точки зрения) православной атмосфере национального бытия…»

«Несколько стихотворений из романа “Доктор Живаго” написано на библейские темы. Ловишь себя на мысли, что они начертаны спокойным, вдумчивым резцом мастера, без того молодого и буйного метафоризма, который еще недавно казался особенностью творчества Пастернака…»

«О нем не зря говорили, что он жил много и много любил. Естественно, эта полнота жизни, которая изматывала его силы, буквально выжимала из него все соки… Конечно, такие люди не рассчитаны на слишком долгую жизнь. Эта концентрация духовная и душевная, это ощущение того, что слово есть великое дело, что каждая минута должна быть прожита во имя России, которую он так любил, — это, пожалуй, та его заповедь, о которой нам необходимо помнить, потому что столкновение того, о чем говорилось 40 лет назад, имеет место и сегодня…»

«Только воля, облагороженная любовью без грязного налёта похоти, наполняется силой и соединяется с настоящей свободой. Никчемной и несчастной нашу жизнь делают не внешние обстоятельства, не чья-то недобрая воля, а не укрощаемые страсти. Сама суть христианского мироощущения состоит в том, что мы должны, прежде чем проявлять внешнюю активность, обратить внимание на то, что происходит во внутреннем круге бытия. Любой из нас, кто это делает, непременно увидит, что он вместо космоса являет собой хаос…»

«Все бремя нашего существования, все страдания и трудности нашего прошлого, все наши страсти, — все принято Пушкиным, умудрено, очищено и прощено в глаголах законченной солнечной мудрости. Все смутное прояснилось. Все страдания осветились изнутри светом грядущей победы. Оформились, не умаляясь, наши просторы; и дивными цветами зацвели горизонты нашего духа. Все нашло себе легкие законы неощутимо легкой меры. И самое безумие явилось нам в образе прозрения и вещающей мудрости. Взоры русской души обратились не к больным и бесплодным запутанностям, таящим соблазн и гибель, а в глубины солнечных пространств. И дивное глубокочувствие и ясномыслие сочеталось с поющей и играющей формой...»

Долг всех людей, всех нас, живущих в мирной и независимой Беларуси, отдать дань благодарности и признания человеку, который, не делая различий по национальному признаку и вероисповеданию, рискуя собственной жизнью, сохранил чужую жизнь.

Слово «жид» я услышал в первые дни войны… Наши соседи начали стучать нам в дверь и кричать: «Всё, жиды, конец вам! За Христа ответите!». Я был советский мальчик. Окончил пять классов, мне двенадцать лет. Я не мог понять, что они говорят. Почему они так говорят? Я и сейчас этого не понимаю…

И вот Туроки в один прекрасный день получают телеграмму: "Еду домой Сара Турок". Помню, что на этом месте всегда рассказ тёти Нины прерывался рыданиями счастья, и все плакали вместе с ней.

До оккупации Польши оставался год. Времени почти не было, но ещё можно было бросить всё и бежать, и если бы евреи двинулись в сторону Сиона, то перед коллективной волей народа могли бы распахнуться ворота Страны. Верой в подобный исход и был продиктован отчаянный призыв Жаботинского.

Великие живописцы одевали библейских героев в одежды своего времени. И если зритель понимал и принимал эту условность, если библейский персонаж в литературных произведениях даже изрекал слово, созвучное своей, а не далекой эпохе, то переводчик такую условность принять не может.

Ицик Шимшелевич, впоследствии известный как второй президент Государства Израиль Ицхак Бен Цви (1884–1963), был не только активистом самообороны, но и лидером социалистического направления в сионизме.

Массовые аресты бундовцев привели к тому, что оставшиеся на свободе участники движения в спешном порядке устремились в эмиграцию, и уже в декабре 1898 года возник «Заграничный комитет», который стал служить представителем Бунда в международном социалистическом рабочем движении.

Президент, собиравшийся на третий, а потом и на четвертый срок, чутко улавливал, чем дышат его избиратели. В конце 30-х и начале 40-х в массах был популярен антисемитизм нацистского толка под влиянием прогитлеровских элементов. До 1942 года его поддерживала католическая церковь. В те годы более половины американцев считали, что евреи отличаются от всех других и должны быть ограничены в правах. Десятая часть заявляла, что их следует депортировать.

Некоторые иллюзии, иногда даже овладевавшие большими массами людей, приводили к трагическим последствиям в их жизни. Так произошло с тысячами германских евреев после прихода к власти Гитлера. Меня давно интересовал вопрос — почему, видя уже начало антисемитских действий нового правительства, немецкие евреи не помышляли об эмиграции из страны?

В русской поэзии более других известен Псалом 136/137 «Плач на реках Вавилонских». В нем поется о стремлении евреев совершить Исход из плена и возвратиться на родную землю, о неизбывной тоске по священному Иерусалиму, откуда народ был изгнан, и желании жестоко отомстить за перенесенные мучения.