«Не ко двору». Избранные произведения Р.М. ХИН. Составители М.Б. Авербух, Л.И. Бердников. Вступительная статья и комментарии Л.И. Бердникова. – СПб. Алетейя, 2017, 548 стр.
Рашель Хин-Гольдовская жила на рубеже ХIХ и ХХ веков в России. Будучи ученицей Ивана Тургенева и благодаря ему, она была лично знакома и переводила многих французских писателей, когда училась в знаменитом Коллеж де Франс в Париже: Эмиля Золя, Эдмона Гонкура, Ги де Мопассана, Анатоля Франса и многих других. Затем, снова появившись в Москве, держала модный литературный салон, который посещала избранная культурная интеллигенция Серебряного века. Она была литературной знаменитостью того времени. Слова известного стихотворения «Я мысленно вхожу в ваш кабинет / Здесь те, кто был, и те, кого уж нет…» были посвящены именно ей поэтом Максимилианом Александровичем Волошиным.
Рашель Хин писала прозу, известна как переводчица, сочиняла пьесы, которые охотно ставили на сцене Малого театра. Надо отметить, что многие её произведения относятся к довольно редкому в то время русско-еврейскому направлению в литературе. Суть творчества Хин можно определить, процитировав её фразу из эссе «Главы из неизданных записок», где она справедливо замечает: «Тургенев так же велик, как Толстой. Оба они хотя и разными путями, учат любить и жалеть человека, верить в добро и искать истину». Точно такими же словами можно оценить и творчество самой Рашели Хин-Гольдовской.
Составители включили в издание книги три большие повести автора: «Не ко двору», «Одиночество» и «Наташа Криницкая». В раздел «Рассказы, очерки, эскизы» вошло шесть произведений. К сожалению, в разделе «Эссе, воспоминания» не все размещённые в нем материалы равноценны и не совсем понятен принцип включения их составителями в один ряд с художественными произведениями.
Безусловно, в изданной книге выделяется повесть «Не ко двору», где красной нитью проходит мысль главной героини девушки Сары Норд и её учителя, впрочем, как и самого автора: «…Вы, Сара, принадлежите к великому народу. Ни одно племя не может похвалиться такою грандиозною и вместе трагическою историей, как иудейское, которое дало человечеству столько великих людей, независимых, гениальных мыслителей, пламенных патриотов, несравненных поэтов». И на фоне этой патетической фразы разворачивается судьбоносная катастрофа героини: её начинания не поддерживают близкие люди, неудачная женитьба, гибнет её единственный ребёнок, повсеместные отказы при поисках работы… Она стоически сопротивляется обстоятельствам и произносит мудрую фразу своей сочувствующей собеседнице: «Что делать, Настя, на свете ведь никому особенно весело не живётся. У всякого своё».
В конце повести Сара чётко понимает причины и последствия своего унизительного положения. Она объясняет любимому человеку, Борису Арсеньичу: «…Я испытала на себе весь ужас положения несчастного незаконнорождённого ребёнка, приставшего к чужой семье. Я стучалась у всех дверей, протягивая за работой свои исхудалые от голода руки – и всюду встречала отказ. На моих глазах умерло моё дитя – и я не могла оказать ему помощи…» И Сара постигает, что только со своим гонимым племенем сможет найти собственный путь. И поэтому отказывается принять христианство, которое предлагает Борис Арсеньич. С отчаянием она произносит: «…Всей измученной душой своей прилепилась к этим гонимым, невежественным, забитым евреям, которых вы же изуродовали и над которыми вы же и издеваетесь. И вдруг теперь… громогласно отречься от них… перейти во вражеский лагерь самодовольных и ликующих… Милый мой… Я люблю тебя, как душу, но никогда за тебя не пойду!» Такова была трагическая действительность конца ХIХ столетия в царской России.
Следующая повесть, которую следует отметить, под названием «Наташа Криницкая» написана в чеховском праздном стиле, где действие происходит-не происходит на водах в предгорье склона Аю-Дага в кругу российской скучающей интеллигенции. Идею этого произведения можно выразить монологом главной героини Наташи, обращенным к художнику Фёдору Алексеевичу Хомутову: «Кто твердил мне всё время, что нет ни добра, ни любви, ни дружбы, что всё пусто, мелко, лживо и ничтожно. Кто меня убеждал, что в этом мире всё иллюзия и что другого мира нет, что свет всегда задувается ветром… Если бы не ваши уроки, я, может быть, не была бы теперь так несчастна. Я бы поверила, что всё, что я видела и слышала, – дурной сон. Вы разрушили моё невежество и навалили мне на душу ледяную гору…»
Из напечатанных рассказов самый значительный и трагический под названием «Феномен». Я был знаком с этим произведением и ранее. Пересказывать его смысла нет – его надо читать. По сюжету он прост. Мать из провинции, мадам Пинкус, привозит на смотрины своего гениального, в прямом смысле этого слова, ребёнка по имени Яша, у которого потрясающий голос. Они проходят по кругу все мытарства, обходят всех «меценатов», чтобы изыскать средства на образование Яши, и получают приблизительно такие ответы: «Я сочувствую только настоящей нужде, – вымолвила она своими пухлыми, розовыми губками. – Бедным людям нужен хлеб, а вы просите на роскошь. На это у меня нет средств».
Хин-Гольдовской удалось описать жертвенный характер еврейской мамы и её талантливого дитяти. И вот, пройдя все круги унижения, не солоно хлебавши, они должны уехать назад в свою провинцию, еврейскому мальчику не дают разрешения жить в большом городе…
С именем Рашель Мироновны Хин (1863-1928) я столкнулся дважды при весьма необычных обстоятельствах. Впервые я услышал о ней и её необыкновенной истории из уст моей американской переводчицы на английский Ирины Вольф-Гольдовской. Рашель была первой женой её отца. И не только о ней лично, но и о её произведениях, жизненных обстоятельствах и удивительном круге знакомств: от Льва Николаевича Толстого (которому часто играл на рояле отец Ирины Онисим Гольдовский) до Сергея Есенина и Айсидоры Дункан (она учила Ирину танцам и была подругой её матери). Я, как говорится, слушал истории Ирины «открывши рот», ибо в годы советской власти мы не знали, да и не могли знать, о русско-еврейских писателях революционной эпохи.
Второй раз мы «столкнулись» с Рашель Хин-Гольдовской в 2007 году на страницах уникальной Антологии русской литературы, вышедшей в Нью-Йорке и Лондоне на английском языке в издательстве «Sharpe». Антология включает 132 русских писателя еврейского происхождения за двести лет российской жизни (составитель Максим Шраер). В Антологии сконцентрированы блистательные имена русских писателей: нобелевских лауреатов Бориса Пастернака и Иосифа Бродского, Исаака Бабеля, Осипа Мандельштама, Василия Аксёнова, Ильи Эренбурга, Василия Гроссмана, Александра Галича, Владимира Жаботинского и многих других, составивших цвет русской литературы. Вот в этой престижнейшей и уникальной своего рода Антологии в первом томе был опубликован отрывок из повести Хин-Гольдовской «Не ко двору». Во второй том вошёл мой рассказ «Пятак на удачу» (в переводе на английский язык всё той же Ирины Вольф-Гольдовской).
Рашель Хин является самым ярким представителем так называемого направления русско-еврейской литературы. Еврейская тематика так или иначе постоянно прочитывается в её произведениях. Иногда она смотрит на мир глазами главной героини, иногда это тема второго плана, но всегда эмоциональна в сопереживании.
Надо отметить одно из главных достоинств этого издания. Оно предварено вступительной статьёй одного из составителей, литератора и историка литературы Льва Бердникова. Статья занимает более пятидесяти страниц исследовательского текста, где подробно описаны биография и творчество Хин-Гольдовской. Это фундаментальный труд, наполненный необычными биографическими фактами автора повестей и рассказов, и как складывалась её судьба. Без этого предисловия многие вещи были бы непонятны или обеднены. Хочется сделать небольшой рефрен к словам аннотации к книге: «...незаслуженно забытая российская писательница, драматург, мемуаристка». Это, на мой взгляд, не совсем так. Лев Бердников в предисловии правильно замечает, что Рашель Хин хотела уехать в Германию, затем в США. Новых художественных произведений после революции она так и не написала. Бердников суммирует её последующую биографию: «Диктатуру пролетариата она не приняла и в советскую культуру не вписалась… Так талантливая, в прошлом знаменитая писательница, не смогла при большевиках реализовать своего литературного дарования. Она жила и дышала прошлым».
