Когда я был еще очень молод (мне было тогда лет двадцать пять-двадцать шесть), я познакомился с девушкой на десять лет старше меня - весьма привлекательной дамой, которая к тому же писала стихи. Не буду называть ее имени или цитировать строчки из ее сочинений, дабы не сдать человека общественности. Ведь речь идет о поэте не знаменитом, но сравнительно известном, публиковавшемся еще в Советском Союзе. Нет, ничего предосудительного Ольга (назовем ее Ольгой) не совершила, но мы все более или менее реально оцениваем степень “доброты” общества, в котором живем или делаем вид, что живем. Короче, Ольга разрешения писать о ней мне не давала и этого вполне достаточно, чтобы ее подлинное имя оставалось в данном случае засекреченным. Как бы то ни было, я по сей день признателен ей за уроки в технике стихосложения - ибо она научила меня чему-то безусловно важному.
В нашем восприятии литературы мы тоже были, в общем, близки, но, конечно, далеко не во всем, а в иных вопросах занимали диаметрально противоположные позиции, что иногда приводило к эмоциональным спорам между нами. Например, Ольга была подвержена весьма распространенному и странному, на мой взгляд, убеждению (данное поверие я слышал не раз и от других литераторов), что величие поэта непогрешимо проверяется качеством и силой его прозы и, аргументируя данную точку зрения, не раз говорила, в частности, о Борисе Пастернаке. Бывают мнения парадоксальные, но верные. Данная сентенция кажется мне не парадоксальной, а просто неверной. Я сейчас имею в виду не прозу Бориса Леонидовича - и “Апеллесова черта”, и "Воздушные пути", и "Доктор Живаго" мне нравятся, и я говорю об этом вполне искренне, зная то, что особенно "Доктор Живаго" любим далеко не всеми, несмотря на трагический паблисити, который эта книга в свое время получила. "Живаго" живет для меня - прежде всего как панорамное полотно русской истории, от событий, предшествовавших революции, до финала Великой Отечественной войны. Полотно, лишенное какой-либо идеологии, на котором кропотливо выписаны отдельные персонажи книги – и главный герой романа Юрий Андреевич Живаго, и его друзья Гордон и Дударев, и Лара, и пленивший Живаго командир красных партизан Ливерий Микулицин, и сошедший с ума боец его отряда Памфил Палый (позже ставший серийным убийцей уже вне каких-либо воинских формирований), а изначально - обыкновенный солдат, прошедший 1-ю мировую и гражданскую войны - персонаж весьма знаковый, на мой взгляд, отголоски зверств которого Живаго узнает значительно позже из рассказа девушки-связистки на одном из полустанков уже Отечественной войны. Узнает и отчетливо вспомнит своего бывшего пациента... И революционер-маньяк, и множество прочих более или менее значимых фигур повествования - фрагменты монументальной картины противоречивой и сложной истории, в которой нет тенденциозной аксиомы советских учебников - правда и свет всегда теплятся исключительно в стане красных, как впрочем нет и однозначно-противоположной догматики.
Однако сейчас я рассматриваю не творчество Бориса Пастернака, а лишь вышеупомянутый критерий оценки значимости поэта. Ведь именно сегодня я вспомнил наш давний разговор с Ольгой и решил, в связи с этим, рассмотреть конкретные примеры поэтов из разных эпох - уже не помню, разбирали ли мы их столь подробно. Почти уверен, что нет, так как спор на эту тему у нас состоялся лишь однажды. Итак, начнем с истоков - Пушкин и Лермонтов. И "Герой нашего времени", и "Капитанская дочка", и пушкинские рассказы - проза, действительно, сильная - добавить тут нечего. Не помню, все ли рассказы Пушкина были включены в школьную программу, но помню, что, будучи тринадцатилетним подростком, я купил в книжном магазине сборник рассказов АС и прочел их запоем, без всякого давления со стороны родителей или учителей. Сознательно пропустив Некрасова, Тютчева, Аполлона Григорьева, Апухтина, Случевского, Фофанова и еще нескольких поэтов разных периодов 19-го века, которых ценю, я решил обратиться все же к любимому мной Серебряному веку. Пастернак уже был упомянут, поэтому, как говорят экскурсоводы, проследуем дальше и возьмем, к примеру, мм... Маяковского. Прозу, как таковую, В.В. не писал - писал пьесы и весьма яркие, по большей части актуальные и по сей день эссе и статьи. Но прозы в чистом виде у него просто нет. Едем дальше - Мандельштам: прозу Осип Эмильевич писал, но ничем особенным в этом жанре не впечатлил (я высказываю сейчас только свое мнение). Хотя все, написанное им в прозе добротно и профессионально, поэзия Мандельштама - несравнимо выше и интересней, хотя не скрою - мне совсем не близки некоторые его стихи. Я бы сказал так - я не понимаю, зачем они были написаны. Сергей Есенин: насколько чудесны и проникновенны стихи рязанского самородка, настолько невыразительна, на мой взгляд, проза последнего – кстати, аналогичного мнения придерживается и множество поклонников поэта. Впрочем, особняком стоят эссеистика и письма Есенина (некоторые из них - художественные произведения в своем праве), а очерк "Железный Миргород" (1923) по сей день может служить образцом точной (и точечной), но при этом предельно литературной газетной эссеистики. Поэту понадобилось лишь несколько полос в "Известиях" для блестящей передачи наиболее существенных мыслей и впечатлений, накопленных во время года странствий по различным весям Америки и Европы. Однако, если вернуться исключительно к прозе, то, например, работы Цветаевой нравятся мне гораздо больше, в частности, ее рассказы, выдержанные в современном (для тех дней, конечно) стиле. В них есть и нужный некоторым читателям недосказ (намек), и приглашение к совместному обдумыванию описанной в тексте ситуации, и ее злободневность (опять же, если брать в расчет эпоху написания произведения). И все же вряд ли я кого-нибудь озадачу утверждением, что стихи Цветаевой в разы ярче и глубже. Блок, подобно Маяковскому, писал, в основном, рецензии и полемические статьи, в оценке которых трудно не согласиться с Ю. Тыняновым, утверждавшим, что "проза Блока мало дополняет его образ". Образ поэта-пророка - добавлю я. Заговорив о Блоке, трудно не вспомнить младосимволиста № 2 Андрея Белого: за блестящий "Петербург" ему можно простить малочитабельные сегодня "Москву", "Котика Летаева" и прочее. Но “Петербург” - книга поистине удивительная - совмещающая историчность с психологизмом и мистикой. Игорь Васильевич Северянин оставил не слишком подробные мемуары, которые также мало дополняют сложившийся образ повсеградно-оэкраненного эгофутуриста и любителя крем-де-виолет, в реальности закусывавшего водку обыкновенным огурцом, если верить некоторым мемуарным источникам. Владислав Ходасевич: написал блестящие мемуары "Некрополь", отработав за ряд коллег по модернистскому цеху, однако мемуары - все же особый, отдельно стоящий жанр.
Далее, минуя Брюсова, Бальмонта, И. Анненского, Гумилева, Хлебникова и поэтов-обэриутов, совершим прыжок в 60-е годы 20 века и начнем... вы догадались, с Бродского, который писал пьесы, увы, не добавившие ему славы, впрочем, нисколько и не убавившие оной. Проза Евтушенко: "Не умирай раньше смерти", "Ягодные места" и др. - также вряд ли выигрывает в сравнении с лучшими примерами его поэзии, равно как проза Андрея Вознесенского из книг, которые я читал, - "О" и "Ров". За исключением яркого рассказа о рыжеволосой возлюбленной поэта, весьма своеобразно встреченной им в нью-йоркском отеле "Челси" (где я по сей день бываю, неизменно вспоминая Андрея Андреича), это скорее обыкновенные журналистские зарисовки. Не раз, открывая романы Булата Окуджавы – будь то "Путешествие дилетантов" или "Свидание с Бонапартом", я не мог их дочитать и думал, насколько сильнее то, что он зарифмовал и спел. Удачным контрастом прозе Булата Шалвовича предстает "Роман о девочках" Владимира Высоцкого, к сожалению не законченный автором. Владимир Семенович написал еще несколько мемуароподобных опусов, и на этом его прозаические дерзания исчерпываются. Хотя повторюсь, "Роман о девочках" - книга яркая и запоминающаяся. Каюсь - я ничего не знаю о прозе поэтов-лианозовцев - Кропивницкого, Сапгира, Холина, Вс. Некрасова и др. Но признаюсь, что из всех перечисленных выше мне нравятся лишь отдельные стихи Генриха Сапгира, так что тему с представителями этого течения в контексте предложенного дискурса я счел почти закрытой... но вдруг своеобразным “монстром лианозовской прозы” выплыл Эдуард Лимонов - и как это я забыл о нем! Мне действительно нравятся и "Это Я - Эдичка", и "Подросток Савенко", и "Палач", и более поздние вещи - "Книга мертвых" и даже "Другая Россия" вместе "С моей политической биографией" (я не разделяю многие политические рецепты автора, но мне безусловно импонирует легкость его стиля в совсем не легком, в связи с серьезностью поднятых вопросов, повествовании). Его умение заострить тему до абсурда. Беда лишь в том, что Лимонов состоялся как прозаик, а вот как поэт... не знаю, не знаю. Во всяком случае, меня он ничем не тронул. Читал я, вернее пытался читать, и одну из его последних книг с дебютным стихотворением: "Я ненавижу хлеборезов, но я люблю головорезов..." или что-то в этом духе. Эдуард, поверьте, я тоже недолюбливаю "хлеборезов", только вот стихи, как и вся книжка, мне не нравятся. Впрочем, Лимонова, конечно, мало волнуют мои симпатии или антипатии. Разумеется, я навскидку повыдергивал первые попавшиеся на ум имена и наверняка кого-то забыл. Не обратил я и должного внимание на фигуры поэтов так называемого второго ряда, а их всегда в избытке хватает во всех эпохах, но из всех перечисленных выше имен свой яркий след в прозе оставили, как мы видим, сравнительно немногие.
Однако, настало время подытожить сказанное. Поэзия и проза - разные литературные жанры. Если провести спортивную аналогию - из первоклассного спринтера или стайера не всегда получается первоклассный футболист. Чаще не получается. Бегуны, по определению, быстры, но в большинстве своем не умеют обращаться с мячом, а главное, плохо видят поле и не обладают реакцией, необходимой для того, чтобы быстро разобравшись с игровой ситуацией, отдать так называемый последний пас (с эпилогами у них беда, если хотите)... То, что Пушкин и Лермонтов в равной степени состоялись и в поэзии и в прозе, колоссами возвышаясь над поэтическим ландшафтом своего столетия, говорит лишь об их космическом даре, удачно совпавшим с расположением звезд над московским небом, и великолепным европейским образованием обоих, образованием, которого были лишены даже многие величины Серебряного века. Впрочем, положение звезд сыграло, по всей видимости, первичную роль... Нью-Йорк, Январь, 2019
Шабалин, Сергей Григорьевич (1961, Москва). Поэт, эссеист, переводчик. Автор трех сборников стихов. Публикации в журналах: “Континент”, “Время и Мы”, “Новая Юность”, “День и Ночь”, ”Новый Журнал”, “Арион”, “Cлово\Word” и др. Номинант премии “Московский счет” (2008). Лауреат журнала “Новая Юность” (2009). Автор литературной программы на радио “Новый Век” (Нью-Йорк, 2002-2003). Стихи Шабалина включены в антологии и тематические сборники, изданные в России и за рубежом. Член СП Москвы. Живет в Нью-Йорке.
