Реквием
Только радости в жизни – уметь дышать.
Только радости в боли – уметь молиться.
И не верит в рай ни одна душа,
Лишь пока сама не взлетит как птица.
И не хватит воздуха в кулаке,
И не хватит сердца для каждой битвы;
И уходят лучшие налегке
Нарекать собою кресты и плиты.
Только нет покоя для тех имён,
У которых голос навеки сорван…
И узнаем цену в конце времён
Тем, кто сам себе ни орёл, ни ворон.
С точки зрения мира
С точки зрения мира – мы все убоги.
С точки зрения жалости – все свободны.
Обречённым вечно не знать дороги
Разрешают ехать куда угодно.
Подсадившим пламя на иглу бензина
Не дано проснуться там, где день за годом,
Там, где ищут мёда в гнезде осином,
И художник пишет двоичным кодом.
* * *
Любовно прижавшийся к памяти,
По-братски обнявший мечты,
Я вижу, как сонная заветерь
Опять меня ждёт с высоты.
Я видел, как воля безоблачна,
Я слышал, как небо молчит,
И россыпь серебряной полночи
Собрал перед битвой на щит.
И светом, и болью отмеченный,
До века укрывшийся в сон,
Воскресший случайными встречами,
Я выдумал свой горизонт.
Дорога до смерти
Когда-то сиреневый, гаснет во мгле экран.
Я знаю, что будет; но кто объяснит, что есть?
Всегда одинокий, приходит домой тиран,
Когда у него в стране «36,6’».
Когда-то сиреневый, гаснет во мгле закат.
Опять беспощадно осколками бьют часы.
Мой внутренний голос себе повторял стократ:
Дорога до смерти короче её косы.
У каменной толпы
У каменной толпы – живые лица.
У прошлого – надежда на покой.
У каждого окна – своя столица,
Создавшая свой сон своей рукой.
И спрятавшийся в глубине рассудка
Порочный круг приветствует себя.
И, кажется, не будет промежутка
От сна до боли, принятой любя,
Самоопределение
По совместительству – человек.
По призванию – ближе к ангелу.
На деле – лишь тот, кто берёт разбег,
Чтобы переписать себя набело…
* * *
Звёзды сменяют день –
кружится мир, как мельница.
Станет землёю дом,
домом опять земля…
Солнце опять взойдёт;
только цветы изменятся:
Были цветы «вообще»,
станут цветами «для».
В возгласе «Что-то горит!» –
только надежда на панику,
На красоту пожара
в пафосе новостей…
Вор или дебошир
руки развяжет охраннику,
А у того в стволе
есть чем встречать гостей…
Крик «Человек за бортом!» –
лишь констатация факта:
Временных не спасти,
вечные – на века…
Разве «Аллах акбар!» –
это девиз теракта?
Может рука помочь,
может убить рука!
Как предсказать удар,
если слабеют сильные?
Из-за решёток страх
смотрит на белый свет…
Но безутешный плач
всё же одарит крыльями
Тех, для кого всегда
истинно: «Смерти нет!»
* * *
Посмотри на меня, как никто не умеет смотреть!
Посидим, помолчим – так никто не умеет молчать.
Пусть над нами сияет лазурью небесная твердь,
Или хляби земные разверзнутся грязью опять…
Я услышу тебя через сотни жестоких штормов!
Я увижу тебя через тысячи звёздных ночей!
Ты проникла в мой мир, словно лучик средь чёрных дымов,
И осталась во мне, как в чащобе – хрустальный ручей.
Я не буду гадать, разбиваясь о зыбкую гладь…
Не могу обещать измениться когда-нибудь впредь…
Но давай помолчим – так никто не умеет молчать!
Посмотри на меня, как никто не умеет смотреть!
Новодевичье
Земля принимает каждого в оный час;
Мы ходим путями неюных сердец своих…
И если Вучетич умеет ваять анфас,
То только когда завершатся вокруг бои.
Тебя Неизвестный скульптор во сне творил?
Тебя сочинял Прокофьев и пел Бернес?
Откуда такая раскрылилась пара крыл?
Когда уже вытечет пламенем синь небес?
И как черно-бел Хрущёв, ты бело-черна,
И серая тень дороже любых румян;
Но, как Аллилуева, ты достаёшь до дна,
Но, словно Уланова, ветру даёшь свой стан.
Когда ноосферу заполнишь стихами, и
Сам Кащенко вылечит вычурный эгоизм, –
Тогда триколором вспыхивают твои
Зрачки, для которых верно движенье вниз.
Ты видела: Штирлиц к Семёнову в гости шёл,
И Чехов с Булгаковым резались в преферанс,
И вновь Заболоцкий что-то запрятал в стол,
И тихо Вертинский опять затянул романс…
Да, редкая птица взлетит до глубин души;
И женщина вновь распилена пополам.
Но сердце опять стучало: «Пиши! Пиши!»
И только ограды мерещились по углам…
Той, которая
Недоверчивый мир, где встречают всегда своё…
Недоверчивый день, равнодушный к седой печали…
Не пора ли начать ну хотя бы ползти змеёй
По земле, над которой когда-то и мы летали?
Я не знаю, зачем мы назвали судьбой прогресс,
А прогрессом – укор утонувших в чужой расплате…
Я не видел огня до того, как сошло с небес
Молчаливое пламя, закутавшись тонким платьем.
И в аскезах санньяс, и в мечтах я живу одной,
Той, которая знает разгадку моих желаний –
Словно лёгкая тень, незаметная за спиной,
Нисходящая вдруг по ступеням воспоминаний…
Забываю себя, и в мечтах я одной живу –
Той, которая может себя превратить в искусство.
Непроросший пророк, уронивший покой в Неву,
Принимаю рассвет за изнанку шестого чувства…
Как Масару Эмото, измеривший боль воды,
Силу слова увидевший с помощью микроскопа,
Я по жизни бреду, оставляя свои следы
Там, где в ладожский берег вонзилась, как штык, Европа.
Капустин Евгений Александрович. Санкт-Петербург. Родился 19 сентября 1984 года. Поэт, прозаик, драматург, переводчик. Куратор международного культурного проекта «ОТЗВУКИ НЕБЕС». Автор сборника стихов «ОТ ВРЕМЕНИ К ВЕЧНОСТИ» (Altaspera Publishing & Literary Agency Inc., Канада; 2013 г.) Дважды – лонг-лист независимой литературной премии «ДЕБЮТ», Лауреат конкурса литераторов союзного государства «Мост дружбы» (Беларусь, Минск; 2015 г.), Победитель конкурса национальной литературной премии «Золотое перо Руси» (Москва; 2017), Лауреат золотой сотни международного фестиваля «Всемирный день поэзии» (2018).
