(продолжение. Начало в №1/2021)
III Операция «Ход конём»
Михаил Болтунов:
«25 мая 1944 года начальник Генерального штаба маршал Василевский доложил Верховному Главнокомандующему Сталину о том, что неожиданно прервана связь как с советской военной миссией в Югославии, так и со штабом Тито. Сталин и Генеральный штаб были встревожены, но, в сущности, ничего не могли сделать — никто не понимал, что же случилось. Оказалось, немцами была организована крупная спецоперация под руководством командующего второй танковой армией генерал-полковника Лотара Рендулича (Lothar Rendulic. нем.). Ему было придан пятисотый батальон СС. Это были отъявленные головорезы Скорцени. Более того, — это были люди, приговоренные имперским судом Рейха к тюремному заключению и к смертной казни за проступки в военное время. Всем им была обещана жизнь и свобода, если они смогут выполнить задачу. Гитлер приказал, по существу, уничтожить штаб Тито. Заодно уничтожить и советскую военную миссию. Кроме того, туда же входила так называемая, команда Бенеша и специальная часть, задача которой была направлена только на то, чтобы идти за боевыми порядками этого 500-го батальона и обращать внимание только на документы, материалы, шифрограммы, шифр-блокноты — всё, что связано непосредственно с обеспечением секретной деятельности штаба Тито и союзнических миссий».
***
Справка. Операция «Россельшпрунг» («Rösselsprung» — «Ход конем») была последней из семи генеральных наступлений, предпринятых немцами против НОАЮ и партизанских отрядов,сковывавших на протяжении всей войны от 30 до 55 вражеских дивизий. В историю Югославии это событие вошло как «Седьмая атака». Целью операции под общим руководством Отто Скорцени было уничтожение Верховного штаба и приданых ему учреждений, захват узла связи, нарушение управления воинскими частями и партизанскими соединениями, уничтожение или пленение югославского руководства и прежде всего Тито, разгром военных миссий.В связи с тем, что Дрвар находился в центре обширной освобожденной территории, главная ставка делалась на воздушный десант, который против НОАЮ немцами столь масштабно применялся впервые. Диверсантам поручалось и специальное задание (кодовое название «Москва») — уничтожение членов советской военной миссии. Каждому немецкому коммандос была выдана фотография Тито для опознания. Планировались: — интенсивная бомбардировка, выброска с помощью самолетов и планеров парашютного десанта, молниеносная атака моторизованных частей с флангов. Для вывоза Тито и особо важных пленников был подготовлен специальный самолёт. В итоге операция должна была привести к обезглавливанию и дезорганизации всего народно-освободительного движения Югославии. В случае исполнения задуманного, немецкое командование могло реально изменить стратегическое положение сил не только в Югославии, но и на Восточном фронте, перебросив туда часть войск сдерживаемых партизанами Тито. В Москве, в общих чертах знали о готовящейся немецкой операции, и предупредили Тито через генерала Корнеева. Глава Коминтерна Георгий Димитров также лично предупредил Титоещё в ноябре 1943 г. радиограммой:
«Немцы пытаются узнать место нахождения Верховного штаба и с помощью парашютистов уничтожить штаб и Тито. Последние данные по этому вопросу свидетельствуют о том, что немцы стремятся заполучить такие сведения с помощью английских офицеров, находящихся при Верховном штабе». (цит. по Гиренко Ю.С.- 1991).
Поэтому в июне 1944 года, штаб Тито и военные миссии планировалось перебазировать из Дрвара в леса в районе посёлка Потоци. К середине мая были начаты подготовительные работы по строительству там запасного командного пункта, жилья, и часть имущества миссий уже была туда перевезена. На случай ЧП были созданы директивы с алгоритмами действий и местами сбора личного состава штаба Тито и иностранных миссий при нем.
***
Хронология событий
25 мая 1944 г.
Около 5 утра началась бомбардировка Дрвара. С особым упорством немцы бомбили дома на правом берегу реки Унац, где размещался батальон охраны. В 6.00 на поле за городом приземлились планеры. Их доставили 40 транспортных самолетов Ю-52, которые тут же выбросили 875 парашютистов — 500-й батальон СС. Усилившийся ветер отнёс парашютистов при посадке на полтора километра от штаба Тито. Сам Тито страшно злился, наблюдая эту картину, — за несколько дней до этого он приказал оборудовать вокруг города пулеметные гнезда, но приказ не был выполнен. И к тому же, — его личный джип немцы угнали буквально на глазах Тито во время высадки десанта. Десантники после приземления открыли огонь из пулеметов и минометов, стремясь занять ключевые позиции и отрезать все пути отхода из Дрвара, — они захватили узел связи истали пробиваться к месту расположения штаба Тито, который оборонял батальон охраны и курсанты офицерской школы. Начались бои в городе. После подхода дежурных связистов, — старшины Владимира Щеглова и рядового Пушкина (они оказались в центре десанта, но чудом сумели пробиться с боем и вынести рацию, правда, без запасного питания — авт.), советская миссия в сопровождении взвода югославских бойцов охраны поднялась на гору Клековач и двинулась в Потоци.
Батальон охраны успешно отражал все попытки врага перейти Унац и приблизиться к пещере, в которой находился Тито. Сражались все, кто мог держать оружие. Выход из пещеры Тито был под непрерывным и прицельным огнем десантников, среди которых были снайперы. Осаждённые взломали пол, по веревке из парашютных строп спустились вниз и через сливовый сад выбрались на горный гребень над долиной Унаца, и двинулись в Потоци.
Горожане, вооруженные легким оружием, дрались в Дрваре до последнего. К сумеркам враг отступил, залег на кладбище. Главная цель операции — внезапный захват или физическое устранение маршала Тито — провалилась. Сам маршал, члены его Верховного штаба, правительство Югославии и члены союзных миссий вырвались из окружения и ушли в горы.
Михаил Болтунов:
«Вот, что по этому поводу в своём дневнике пишет разведчик Константин Квашнин. «Проснулись рано. На Дрвар сильный налёт авиации до 50 самолётов. В 8 сообщили, что немцы высадили сильный десант и прикрывают его с воздуха. Связь прервана. Идут уличные бои, разрушена железнодорожная станция (…) в 16-30, над нами появились 12 бомбардировщиков, сделали разворот и начали бомбить. Все разбежались врассыпную, я отскочил метров на 30 от барака и уткнулся носом в гнилой пень. Страшно неприятное впечатление. Ад кромешный, лежишь под кустом и ждёшь — на тебя или нет. После бомбёжки отошли дальше в горы. В одиннадцать часов пришла часть миссии. Измученные. Шли под обстрелом более суток. Вместе с ними ушли в лес на отдых».
Из мемуаров Александра Голованова:
«Утром 25 мая мной была получена радиограмма от начальника нашей расположенной в горах в районе Дрвара радиостанции (штат ее состоял из двух человек: старшины Владимира Щеглова и рядового Пушкина). В этой радиограмме сообщалось, что происходит высадка немецкого десанта на Дрвар, где идет бой. Зная, что там находится маршал Тито и наша военная миссия, я сейчас же позвонил Сталину и доложил ему о содержании полученного донесения.
— Вам сообщили какие-либо подробности? — спросил он.
Получив отрицательный ответ, Сталин дал указание выяснить подробности и позвонить ему. Примерно через два часа пришло сообщение о том, что высажен крупный немецкий десант, захвачен город. Каких-либо подробностей сообщить не могут, так как связаться не с кем. Ввиду того, что немцы находятся в непосредственной близости, радиостанцию зарывают в землю, сами уходят в горы. (…) Об этом докладывал Сталину я уже лично, так как он звонил до этого неоднократно, справляясь, не получили ли мы каких-либо новых данных, и, наконец, дал указание по получении таковых приехать и доложить лично.
— Видимо, полученные вами сообщения правильные, и положение там серьезное, — немного помолчав, сказал Сталин. — Ни по одному каналу не могут связаться наши товарищи со штабом Тито. Это не может быть случайностью.
Походив немного, Сталин остановился и задумчиво, как бы про себя произнес:
— Чья же это работа, хотел бы я знать?.. Видимо, сынки зря время не тратят».(цит. по Голованов А. Е. — 2004).
Личную озабоченность ситуацией, подозрительность относительно действий союзников и даже взбешённость Сталина понять можно; — в случае пленения или гибели его ставленника Тито, рушилась вся советская балканская стратегия, выстроенная в жесточайшем тегеранском (и не только) противостоянии руководителей «Большой Тройки», союзных дипломатов и разведслужб. Могли, в очередной раз, измениться с таким трудом согласованные в Тегеране сроки и планы по открытию Второго фронта. К тому же и сам Тито проявил необычайную беспечность — Димитров и Корнеев предупреждали его о возможной высадке немецкого десанта, и 22 мая 1944 г. немецкий разведывательный самолет, держась на безопасной от обстрела высоте, совершил продолжительный полет над долиной Дрвара. Эти факты должны были насторожить охрану, разведку Тито и его лично, но он никак не отреагировал. Регулярные части и соединения Красной армии, находились в то время на расстоянии около тысячи километров от Дрвара, и ничем помочь не могли.
26 мая
Несмотря на неудачное начало операции против штаба Тито, немцы продолжали быстро расширять карательную акцию, все-таки надеясь взять в плен югославского маршала. Утром удар с фланга на позиции защитников города нанесли танковые и механизированные войска немцев, прорвавшиеся из Бихача. Немцы, поддержанные авиацией и пехотой хорватов и мусульман-босняков, захватили Дрвар и овладели долиной Унаца. Советская миссия вышла из окружения без потерь. В этих трудных условиях примером выносливости для всех стал 35-летний генерал-майор Анатолий Горшков. Сказывались его партизанский опыт и закалка, приобретенные в Брянских лесах. Вначалесоветская рация барахлила, а потом и вовсе вышла из строя.
Михаил Болтунов:
«Самое страшное, что у штаба Тито и у советской военной миссии не было связи. Большая радиостанция при отступлении была разбита уничтожена. Оставалась такая маленькая радиостанция походная — «Северок» как они называли — «Север» и с помощью этой радиостанции было трудно поддерживать связь с нашей авиагруппой в Бари. А только на Бари можно было надеяться, потому что больше ждать помощи штабу, — по сути окружённому в лесу, — и Тито было неоткуда».
Налицо было 2 фактора, представлявших непосредственную угрозу жизни преследуемых:
— Тито, высшие органы народной власти и Верховный штаб потеряли связь с войсками и внешним миром.
— оторваться от преследования было невозможно.
Единственным средством эвакуации (по-сути, — спасения жизни окруженцев — авт.) в сложившейся обстановке могла быть только авиация союзников в Италии. Тито обратился за помощью к генералу Корнееву и исполняющему обязанности главы англо-американской миссии майору Вивиану Стриту (Vivian Street англ.). Проанализировав ситуацию, пришли к коллективному выводу, что эвакуация самолётами из Италии возможна с высокогорной площадки в районе Купреша. Туда, для подготовки посадочной полосы, немедленно была направлена группа из югославских бойцов и трёх членов советской миссии, среди которых был штурман Павел Якимов из экипажа Александра Шорникова. Перед их уходом генерал Корнеев согласовал со штурманом условный сигнал для посадки самолета с тем, чтобы сообщить его в Бари своему заместителю Соколову.
Информация начальника ГРУ КА Верховному Главнокомандующему о результатах выброски немецкого десанта в районе Верховного штаба НОАЮ
28 мая 1944г.
Сталину, Молотову.
Докладываю:
Прибывший 27.5 из Каира в Бари заместитель тов. Корнеева полковник тов. Соколов донес:
«По полученным мною сведениям от генерала Велебита и майора Сербенича, которые держат связь с 8-м корпусом через остров Вис, все иностранные миссии, находившиеся при Тито, ушли из-под удара немецких парашютистов. Где в настоящее время находится Корнеев неизвестно.
В нападении на штаб Тито участвовал парашютный батальон в составе 400 человек.
По английским данным парашютисты уничтожены. (…).
Аэродром Медено-Поле бомбардировали 70 немецких самолётов. (…)
Тито требует от союзников помощи авиацией.
Соколов»
Генерал-лейтенант Ильичёв.
(цит. по Русский архив-2000).
31 мая.
Михаил Болтунов:
«Утром, у подножия горы Великий Шатор отряд, вырвавшийся из окружения, разделился на две части. В одну сторону ушёл Тито, Верховный штаб, руководство и старшие офицеры миссий, в другую сторону ушли другие офицеры — вместе с ними как раз был Николай Квашнин и Рандольф Черчилль. (группа Тито направилась в Купреш, группа Черчилля-Квашнина в Тичево — авт.). По различным каналам в Бари стали пробиваться отрывочные сведения о случившемся. Руководствуясь ими, вернувшийся из каирской командировки полковник Соколов, установил круглосуточное дежурство членов экипажа Шорникова на аэродроме».
2 июня
Генерал Корнеев приказал немедленно установить связь с Москвой. Когда это удалось сделать, он передал радиограмму с просьбой разрешить миссии вылететь в Италию, если туда переберется руководство Верховного штаба. Центр рекомендовал действовать по обстановке. Передавать информацию о времени и месте эвакуации в Бари пока было преждевременно.
Михаил Болтунов:
«Советским радистам наконец-то удалось наладить аппаратуру. Помог наш высококвалифицированный радист, фамилия его была Долгов. Он поднялся на одну из самых высоких гор, смог закрепить антенну и всё-таки добился связи с полковником Соколовым, с Бари».
Из мемуаров Николая Корнеева:
«Наша миссия в течение трёх суток не имела связи ни с Москвой, ни со своей базой в Бари, и в последующие дни эта связь часто нарушалась. Я передал в Москву телеграмму с просьбой разрешить миссии вылететь в Италию, если туда переберётся руководство Верховного штаба. Получил ответ «Действуйте по обстановке». (цит. по Корнеев Н.В. — 1960).
3 июня
Передовой отряд окруженцев шел форсированным маршем и к утру прибыл на место. Купрешко поле, — расположенное примерно в 100 км от Дрваравозле села Купреш, — вовсе не поле, а всего лишь относительно ровная каменистая площадка в горах. Среди холмистого нагорья и возвышенностей отряд отыскал небольшой подходящий для посадки самолета ровный клочок земли — кукурузное поле.Незамедлительно, под руководством штурмана Павла Якимова, была начата подготовка полевой ВПП (взлётно-посадочной полосы — авт.). Проделали необходимую работу — определили направление взлета и посадки, убрали большие камни, засыпали глубокие борозды, рытвины и ямы, заготовили хворост для костров.
Из мемуаров Николая Корнеева:
«К этому времени всё необходимое для вылета было подготовлено. Я приказал своему заместителю в Бари полковнику Соколову подготовить самолёт Шорникова для вылета на намеченные площадки. Максимально облегчили самолёт: сняли с него всё лишнее — кресла, столы и другое оборудование… (…) Все условные сигналы были разработаны заранее. Их знали только определённые лица. Оставалось дать сигнал на базу в Бари о времени вылета самолёта за нами, но случилась беда: мы не смогли связаться ни с Бари, ни с Москвой. Пришлось просить англо-американскую миссию передать телеграмму Соколову через их радиосвязь своим шифром. Телеграмма была передана и получена квитанция. В телеграмме Соколову я писал, чтобы он выслал Шорникова на Купрешко Поле к 22.00 в ночь с 3 на 4 июня. Точно такая же телеграмма была послана в Бари через Москву. Но в телеграмме, которую вручили полковнику Соколову через радиосвязь союзников говорилось, чтобы Шорников прилетел на Купрешко Поле в ночь на 5 июня. Товарищ Соколов потом рассказывал, что аэродромное командование союзников не хотело выпускать наш самолёт, ссылаясь на полученную через их радиосвязь телеграмму». (цит. по Корнеев Н.В. — 1960).
В целом, на аэродроме союзников в Бари ситуация к обеду 3 июня 1944г. сложилась следующая. Николаем Вердеревским — радистом экипажа Шорникова, при помощи самолётной радиостанции, — из Москвыбыла получена радиограмма от Корнеева: «Соколову. Сегодня в ночь на 4 июня в 22.00 выслать в мое распоряжение самолет Шорникова. Приводной сигнал три костра треугольником». Через час после получения радиограммы из Москвы, капитан Престон (Престон — сын бывшего дипломата из английского посольства в СССР, женатого на русской — авт.), на русском языке сообщил полковнику Соколову, что на его имя, — по каналам связи союзников, — принята радиограмма от Корнеева. Она переведена, и советский полковник может с ней ознакомиться в штабе английского военного командования. «Соколову. В ночь на 5 июня в 22.00 выслать в мое распоряжение самолет Шорникова. Приводной сигнал три костра треугольником». Ситуация складывалась критическая — решение о дате вылета надо было принимать немедленно и от этого решения напрямую зависела жизнь находившихся в немецком окружении. Решили действовать согласно радиограмме, принятой из Москвы. К вечеру 3 июня 1944 года, после предполётной подготовки экипажем Шорникова в неполном составе (без штурмана Якимова — авт.), самолёт был подготовлен к вылету. Обязанности штурмана в полёте было поручено исполнять бортовому радисту Николаю Вердеревскому, который уже имел подобный опыт. Но полковник Соколов сообщил, что союзники, имея ту же задачу на 5 июня, вылет Шорникову в ночь на 4 июня не разрешают. Решили пойти на хитрость и сообщить англичанам, что экипаж сегодня осуществит только разведывательный полет с тем, чтобы завтра действовать уже наверняка. Полковник Соколов уехал к союзникам «выбивать добро»под эту легенду. План сработал — согласие английского аэродромного командования на разведывательный вылет в ночь на 4 июня было получено. Расчеты показывали, что полетное время до площадки составит около полутора часов, значит надо вылетать не позже 21.00. По совету Соколова экипаж взял с собой еду и несколько бутылок водки.
Из мемуаров Александра Шорникова:
«3 июня наш экипаж, находившийся на итальянском аэродроме в Бари, через радиостанцию на самолёте получил приказ начальника советской военной миссии в ночь на 4 июня вылететь в район Купрешко Поле (в 80 км. юго-восточнее г. Дрвар) и произвести там посадку. Несколько позднее в тот же день меня вызвали в штаб английского военного командования в Бари, где отлично говорящий по-русски капитан Престон — сын бывшего дипломатического представителя Англии в СССР — вручил мне радиограмму о приказе начальника советской военной миссии вылететь в район Купрешко Поле не в ночь на 4 июня, а в ночь на 5 июня. Я прочитал телеграмму, внимательно сличил её с полученной лично мною через радиостанцию на нашем самолёте и решил вылететь именно в ночь на 4 июня. С трудом договорился через капитана Престона с английским командованием о необходимости вылететь в район Купрешко Поле с разведывательными целями. В ночь на 4 июня мы поднялись в воздух». (цит. по Шорников А.С. — 1960).
Интересный факт:
«… создалась непосредственная угроза окружения немецкими силами, нас атаковали три дивизии. Мы ушли оттуда во время боя прикрывавших нас частей. Организовали маневровое движение штаба и союзных миссий…прошли пешком более 300 км. Коммуникации во всех районах нашего движения были заняты немцами. 1 июня ночью в лесу нас обстреляли егерская дивизия СС и четники. 2 июня подверглись минометному и пулеметному обстрелу, преследованию легких танков и немецких горных отрядов, от которых оторвались 3 июня во время завязавшихся боев. (…). Форсированный 10-дневный марш изнурил людей…». (цит. по Очерки истории российской внешней разведки. Том 4. — 2007).
К 20.00. — 3 июня 1944 г., группа Тито, руководство миссий и охранные подразделения, измученные труднейшим десятидневным переходом, подошли к Купрешу. Штурман Якимов доложил начальнику миссии о готовности площадки. Корнеев предложил Тито осмотреть ее.
Около 21.00. — 3 июня 1944 г., экипаж Шорникова взлетел по маршруту Бари — Купрешко поледля выполнения задания. Надо было преодолеть Адриатическое море и хребты Динарских гор, с вершинамидо трёх тысяч метров.Выйдя на остров Корчула и обойдя морской порт Сплит, где располагалась немецкая военно-морская база, прикрытая большим количеством зенитной артиллерии, самолёт стал набирать высоту. Далее был взят курс на Купреш, в районе которого находилась самая высокая гора, служившая надежным ориентиром. До дрварских событий, летая в этот район, экипаж изучил контурное очертание горных вершин, так что командир корабля Александр Шорников и второй пилот Борис Калинкин хорошо знали визуальные ориентиры. К тому же бортрадист Николай Вердеревский, постоянно брал в полете пеленги Бриндизи, Бари, а иногда даже и Химкинский пеленгатор (Москва). Выйдя на гору в районе Купрешаи определив свое местонахождение, лётчики начали поиски условных огней и сигналов. Низкая облачность, сильный ветер и отсутствие характерных ночных ориентиров очень затрудняли поиски места посадки. Более получаса самолёт летал над местностью, пока экипаж не засек кодовые сигнальные огни. Заход на посадку был возможен только с одной стороны. Посадочная площадка, подготовленная партизанами, была очень малых размеров, сильно изрезана горными ручьями, усыпана камнями… и располагалась среди гор, вблизи противника. Садиться на неё надо было с первой попытки и наверняка, — для того, чтобы иметь возможность улететь. Лётчики отлично посадили самолёт у последнего костра, за которым начинался крутой обрыв. Первым к самолету подбежал штурман Якимов, за ним группа югославских бойцов. У Павла Якимова была забинтована голова — он был ранен осколком немецкой мины во время выхода из Дрвара. Подошли Корнеев и Тито. Шорников оперативно доложил о путанице с датой вылета, как обманули англичан, как летели. Без промедления Корнеев дал команду занять места в самолёте. Было решено взять на борт самолёта двадцать человек. Среди них были маршал Тито, члены ЦК КПЮ — Эдвард Кардель (EdvardKardelj,словен.), Александр Ранкович (АлександарРанковић, серб.), Иван Милутинович (Иван Милутиновић, серб.), начальник советской военной миссии генерал-лейтенант Корнеев, исполняющий обязанности англо-американской военной миссии Вивиан Смит, а также члены Верховного штаба Народно-освободительной армии Югославии. Самолёт тут же взлетел.
После взлета, посоветовавшись с Корнеевым, экипаж предложил пассажирам скромный «ужин». Для изголодавшихся людей он оказался как нельзя кстати. Вскоре в кабину к лётчикам зашёл Тито и попросил экипаж слетать ещё раз в Купреш. В эту же ночь экипаж капитана Шорникова,- в ещё более сложных условиях (немецкие танковые и моторизованные подразделения уже подходили к Купрешу — авт.), совершил второй рейс на Купрешко Поле и вывез в Бари ещё 20 членов Верховного штаба югославской армии и раненых. В итоге, при выходе из дрварского окружения никто из советских людей не погиб.
Интересный факт. Союзники в ночь на 4 июня тоже совершили несколько рейсов из Бари на Купрешко поле. Причем сделали это вопреки своим же — более чем откровенным — попыткам насильно навязать свою версию радиограммы Корнеева и заставить Соколова организовать эвакуацию в ночь на 5 июня. Самолет союзников сел на Купрешко поле через 30 минут после первого вылета с него Шорникова. Взяв на борт часть остававшихся там офицеров Верховного штаба НОАЮ и членов англо-американской миссии, английский экипаж поднялся в воздух, доложив в Бари, что Тито уже эвакуирован советским самолетом. Так что к прилету в Бари самолёта Шорникова союзное командование уже знало, что маршал Тито и члены союзных миссий эвакуированы советским экипажем.
4 июня.
Когда самолет подлетел к Бари, было уже за полночь. Бортрадист, опережая события, своим шифром доложил в Москву: «Шорников доставил в Бари группу югославских и советских людей во главе с Тито и Корнеевым». Около часа ночи самолет приземлился и зарулил на стоянку, где пассажиров уже ожидал полковник Соколов. Через несколько минут к самолету подъехало всё аэродромное англо-американское начальство, — явно и сильно обескураженное… Когда союзники узнали, что экипаж собирается лететь вторично, — то уже без дополнительных условий и лишних вопросов, — тут же оперативно обеспечили заправку советского самолета горючим. Экипаж Шорникова поднял Си-47 в небо и прежним маршрутом пошёл на Купреш для эвакуации оставшихся окруженцев, которая была успешно проведена. К 3 часам утра ряд полетов с теми же задачами совершили на Купреш и английские пилоты. Всего с Купреша было вывезено, помимо членов миссий и штаба Тито, ещё около 100 тяжелораненых бойцов НОАЮ.
Через 2 часа — к 5 утра 4 июня 1944 года — Купрешко поле было занято немецкими танковыми и моторизованными частями.
Интересный факт:
«Таким образом, попытка гитлеровцев уничтожить Верховный штаб НОАЮ не удалась. В спасении жизней югославских руководителей решающая роль принадлежит советским летчикам». (цит. по Очерки истории российской внешней разведки. Том 4. — 2007).
Маршал Тито никогда не забывал, кому он обязан своим спасением из дрварского окружения:
«По пути советский генерал Корнеев упорно настаивал, чтобы я оставил оперативные части и перебрался в другое место, где можно было бы беспрепятственно работать… Сначала я об этом и слышать не хотел. Но англичанин Стрит был на его стороне. И я подумал — у нас есть остров Вис, там мы будем на нашей территории. Они предлагали лететь в Италию. Я заявил, что в Италию не полечу. Мне сказали, что добраться иначе нельзя, надо сначала лететь в Италию, а оттуда на Вис. Тогда я согласился. В те дни я впервые покинул оперативные части. Советские пилоты, очень храбрые люди, прилетели ночью на Купрешко поле, и я улетел этим самолетом». (цит. по ГиренкоЮ.С.- 1991).
Наконец-то и Сталин смог выдохнуть спокойно. Его, — с таким трудом и затратами, годами выстраиваемая балканская стратегия, — была спасена в ночь на 4 июня 1944 года простым советским лётчиком — капитаном ВВС Александром Сергеевичем Шорниковым и его экипажем.
20 июня 1944 года лётчики Шорников А.С., Калинкин Б.Т. и штурман Якимов П.Н. были удостоены званий Героев Советского Союза, а бортовой техник Галактионов И.Г. и бортовой радист Вердеревский Н.С. награждены орденами Ленина. Президиум антифашистского веча Народного освобождения Югославии присвоил Шорникову, Калинкину и Якимову звания Народных героев Югославии, а Галактионов и Вердеревский были награждены орденами «Партизанская Звезда».
Из мемуаров Александра Голованова:
«Все же капитан Рипке, командир десантного батальона гитлеровцев, которому не удалось схватить или уничтожить самого Тито, захватил трофей — парадную маршальскую форму. Так бесславно закончилась очередная, теперь уже диверсионная, попытка разделаться с руководством Народно-освободительной армии Югославии». (цит. по Голованов А. Е. — 2004).
После эвакуации из Дрвара Иосиф Броз Тито пробыл в Бари несколько дней. Все это время он жил в Палезе на вилле «Верина» у полковника Степана Васильевича Соколова и интенсивно работал. (История поиска виллы «Верина» — см. Приложение №3 — авт.). Встречался Тито в Бари с лечившимися в английском госпитале соотечественниками-партизанами и главой английской миссии — Фицроем Маклином, который не попал во дрварскую передрягу, и к тому времени уже вернулся из Лондона в Бари.
Днем, — 6 июня 1944 г., — на английском миноносце «Блекмур», маршал Тито, его штаб, англо-американская и советская военные миссии, отбыли из порта Бари на югославский остров Вис, освобожденный от немцев и итальянцев еще в сентябре 1943 года.
***
Справка. Вис — остров на юго-западе Адриатического моря, — у побережья Далмации. Это — покрытая лесом и виноградниками, -небольшая часть гористой суши, в длину 12-15 км и в ширину 6-7 км. После капитуляции Италии на острове была размещена английская военно-морская база и 26-я дивизия НОАЮ, имевшая в своем составе артиллерию и четыре бригады, — в общей сложности около 8 тысяч хорошо вооруженных бойцов. За месяц до перебазирования Верховного штаба НОАЮ на остров Вис, был построен полевой аэродром. Он располагался в котловине, среди виноградников, протянувшись с северо-запада на юго-восток. Взлетно-посадочная полоса была выложена из листового профильного железа. С одной ее стороны — два домика для аэродромной команды, с другой — гора. Поэтому аэродром имел только одно направление для взлета и посадки.
***
Из мемуаров Константина Квашнина:
«Впоследствии Тито организовал штаб для руководства своей армией на югославском острове Вис, недалеко от Сплита. Мы назвали этот остров «Вино и сардины», чего там было в избытке. Но не было воды, и привозная вода шла только на приготовление пищи». (цит. по Квашнин К.К.. — 2002).
14 июня, на Вис прибыл премьер королевского правительства Иван Шубашич (Ivan Šubašić, хорв.), который подписал вместе с маршалом Тито соглашение об официальном делегировании Национальному комитету освобождения Югославии юридических функций правительства Югославии.
Интересный факт. Вечером 5 июня 1944 года,у себя на даче И.В. Сталин принимал членов югославской военной миссии. Поводов было несколько; — днём Рим был занят союзными войсками, через несколько часов ожидалось начало высадки союзников в Нормандии. Уже было известно об успешной эвакуации экипажем капитана Шорникова маршала Тито и членов союзных миссий но, — тем не менее, -Иосиф Виссарионович не удержался от прямых обвинений и нелицеприятных характеристик руководителей «Большой Тройки»:
«Возможно вы думаете, что как раз потому, что мы с англичанами союзники, мы забыли о том, кто они такие и кто такой Черчилль? Для них нет ничего более приятного, чем обманывать своих союзников. Во время Первой мировой войны они постоянно обманывали русских и французов. А Черчилль? Черчилль — это такого рода человек, что если за ним не смотреть он вытащит у тебя из кармана копейку. Да, копейку из твоего кармана. А Рузвельт? Рузвельт не такой. Он засунет руку только за более крупными монетами. Но Черчилль? Черчилль — полезет даже за копейкой».(цит. по Джилас М. — 2002 и по Гиренко Ю.С. — 1991).
(Гиренко — не меняя смысла, — часть фразы Сталина передает немного иначе чем Джилас –«Возможно вы думаете, что раз мы союзники англичан, то забыли — сказал Сталин — что из себя представляет и кем является Черчилль?» — авт.). Нарком иностранных дел СССР Вячеслав Молотов также отметил «странности» Черчилля:
«Будучи как-то в Москве навеселе Черчилль заявил, что заслуживает военного ордена и внесения в список особо отличившихся в Красной армии, потому что он научил её так хорошо воевать благодаря интервенции в Архангельске». (цит. по Джилас М. — 2002.).
На следующий день, — 6 июня 1944 года, — весь мир узнал о начале операции «Оверлорд» (overlord — «повелитель, владыка») — долгожданный Второй фронт в Европе был наконец-то открыт.
IV Эвакуация «подшофе»
А вот эвакуация второй группы окруженцев вырвавшихся из лап немецкого десанта в Дрваре, — с частью миссий и сыном Черчилля Рандольфом, — которая, утром 31 мая, направилась в Тичево, пошла совсем не так, как планировалось. Ее вылет 1 июня не состоялся.
Михаил Болтунов:
«В своём дневнике Константин Квашнин неоднократно вспоминает сына Черчилля. Англичане обещали часть нашей миссии вывезти в Бари вместе с частью своей. Рандольф Черчилль сначала заявлял, что утром первого июня в сопровождении истребителей придут самолёты, но противник подтянул силы и начал наступление. До семи часов самолёты не пришли. Дальше оставаться на посадочной площадке было опасно» …
Из мемуаров Константина Квашнина:
«Нас гоняли по горам до 8 июня, как стадо баранов. (…) Шли только по ночам, а с приходом светового дня скрывались и проводили разведку. Так продолжалось несколько дней, на протяжении которых удалось уйти в безопасный отрыв». Сейчас это трудно представить, но тогда мы были в походе около 100 часов (с редкими часовыми привалами)». (цит. по КвашнинК.К.- 2002).
«Но, как оказалось, германские специалисты тоже не дремали. Они сделали все, чтобы загнать группу Квашнина в «мышеловку». Уходя от прямых столкновений, группа была вынуждена скрыться в горах. Ситуация казалась патовой: с трех сторон наступали карательные отряды, а с четвертой — высился отвесный склон (…) Разведка, проведенная вечером, принесла малоутешительные результаты: единственный способ спастись — спуститься вниз и уйти в долину. Группа разбилась на связки и после короткого инструктажа начала опасный спуск. Константин Квашнин страховал Рандольфа Черчилля, который находился под градусом. Перед самым спуском в англичанине вдруг проснулось желание… распевать песни. На замечания он не реагировал. В сложившейся ситуации это было равносильно смерти, к тому же Рандольф мог сорваться вниз, увлекая за собой Квашнина и одного из партизан, страховавших его спуск. А ведь понятно было, что руководство германских коммандос знало о нахождении в группе сына английского премьера и старалось любыми способами заполучить его. И тогда Квашнин принял единственно правильное решение — саданул Рандольфа под дых и, бесчувственного, стал спускать на веревках. Несколько напряженных часов в полной темноте — и группа наконец оказалась внизу. Посты карателей удалось ликвидировать без особых потерь. К рассвету группа вышла в безопасный район…». (цит. по Линдер И. Б.- 2008)
Из мемуаров Константина Квашнина:
«Выбрались мы, спустившись ночью по отвесной скале, хватаясь за куски, следуя гуськом за проводником. Нам удалось оторваться от немцев. Да и югославские воины смогли как-то закрепиться и ослабить натиск преследователя». (цит. по К.К. Квашнин. — 2002.).
Михаил Болтунов:
«Квашнин имел большой опыт партизанской войны, был первоклассным мастером подрывного дела. Он вел обе группы. С боями англичане и русские вышли из немецкого кольца. И вот, — наконец-то эти самолёты пришли. Это случилось восьмого июня, — через три дня после того, как Тито был уже вывезен в Бари. В восемь часов пришли четыре «Дугласа», в сопровождении десяти «Спитфайеров». Не теряя времени, быстро сели, загрузили раненых и через полтора часа были в Бари. Таким образом были вывезены вторая часть англо-американской миссии, часть нашей миссии, в которую входил Константин Квашнин. В том числе был вывезен и Рандольф Черчилль. Можно с полным основанием признать, что английский премьер спасением сына во многом обязан нашему чекисту».
На аэродроме в Бари, куда прилетели самолёты союзников со второй группой эвакуированных, представители военных миссий попрощались перед расставанием. Руководители миссий к этому времени уже находились в штабе Тито на острове Вис, — поэтому торжественной встречи не было. Протрезвевший Рандольф не держал на Константина обиду, — они пожали друг-другу руки и разъехались писать отчёты начальству. Так закончилась история о том, как советский военный разведчик Николай Квашнин спас жизнь Рандольфа Черчилля, — депутата БританскогоПарламента и сына Премьер-министра Великобритании Уинстона Черчилля.
Интересный факт: «Мой любимый подрывник-диверсант (…) часто любил называть Квашнина П.А. Судоплатов (цит. по Линдер И.Б. — 2008).
Из мемуаров Павла Судоплатова:
«Дальше общих рассуждений о совместных диверсионных операциях против немцев в Западной Европе с англичанами и американскими спецслужбами дело не пошло. Однако мы наладили деловой контакт с сотрудниками английской разведки, действовавшей при штабе маршала Тито в Югославии. Подполковник Квашнин установил хорошие личные отношения с сыном Черчилля Рандольфом и оказал большую помощь английским офицерам в выходе из немецкого окружения. Полученная от Квашнина информация имела важное значение в оценке намерений английских правящих кругов и в их послевоенной политике в Югославии». (цит. по Судоплатов П. А.- 2016).
Интересный факт. С января 1942 по март 1944 года британцы доставили в континентальную Европу 34 советских разведчика, в том числе пять женщин. Агенты прибывали в Британию на кораблях арктических конвоев. В портах их встречали сотрудники английской разведки и отвозили на секретный аэродром Темпсфорд (Tempsford) в графстве Бердфордшир (Bedfordshire). О существовании этого аэродрома немцы не знали до конца войны. Из СССР разведчики привозили только рации.
«Из захваченных немецких документов и допросов задержанных гестаповцев выяснилось, что не менее 11 из 34 заброшенных разведчиков немцы поймали и казнили. Еще один погиб в авиакатастрофе по пути к месту десантирования». (цит. по сайту BBC russian от 15.05.2018г.)
Михаил Болтунов:
«Вывоз Черчилля — как бы это и ни звучало, — было важнейшим мероприятием, потому что попадание в лапы врага сына такого высокопоставленного лица поставило бы Англию в очень тяжёлое и сложное положение. Я думаю, что фашисты придумали бы, конечно, изощрённые требования. Как бы поступил Уинстон Черчилль трудно сказать, — мне трудно даже предположить, как бы это было. Очень трудно об этом судить, но я думаю, что сам Уинстон Черчилль попал бы в очень тяжёлое положение, потому что всегда человек разрывается между ролью отца и ролью руководителя государства. Надо сказать, что город Бари сыграл ключевое значение в этой истории. Особенно в истории Югославии».
V АГОН
Надо честно признать, — «плюху» от экипажа капитана Шорникова союзники получили знатнуюи увесистую. Единственный советский экипаж, оказавшийся в то время на авиабазе союзниковв Бари, — в одиночку, без штурмана, — вопреки, а не благодаря «взаимодействию» с союзниками, — выполнил труднейший и ответственейший полёт, и спас от гибели и плена руководство Югославии и большую часть советской и союзнических военных миссий. И сделал это без прикрытия истребителей — что немаловажно. С профессиональной и военно-политической точек зрения это выглядело фантастически и ставило союзников в крайне неудобное положение, поскольку их действия в этой истории прямо противоречили договорённостям лидеров стран антигитлеровской коалиции в Тегеране. Кроме этого, у руководства СССР (как показали дальнейшие действия маршала Тито — и у него тоже — авт.) не могло не возникнуть мысли о преднамеренности действий союзников в истории с перепутанными датами в радиограммах.
Из мемуаров Александра Голованова:
«Конечно, генерал Корнеев никаких указаний о переносе вылета на 5-е число не давал. Это, так сказать, осталось на совести тех, кто дал указание вручить экипажу радиограмму с измененным числом даты вылета».(цит. по Голованов А. Е. — 2004).
Из отчёта Шорникова исполненного на имя начальника ГУ ГВФ:
«Английское командование ВВС свою миссию, Верховный штаб и советскую миссию в ту ночь вывозить не собиралось, требовали 4 часов подготовки аэродрома с последующей аэрофотосъемкой. Посланную радиограмму через английские разведорганы в Бари умышленно нам вручили с датой следующего дня, то есть вместо 3 июня, стояло 4-е. Уточнив по радио еще раз необходимость вылета 3-го, я и полковник Соколов явились в штаб разведорганов армии, обеспечивающий наш полет, и известили их о нашем намерении с целью разведки вылететь в район примерного нахождения штаба Тито и миссий. Тем самым обманув разведорган, мы вылетели. (подчеркнуто мной — авт.). На указанные по радио Корнеевым координаты прибыли вовремя».(ЦГАНУ, ф.9527 оп.1 д. 587, л.1)(цит. по Сергиенко А. М. -1999.).
Советским командованием после «путаницы» союзников с датами в радиограммах генерала Корнеева, немедленно был предпринят тщательнейший «разбор полётов», к которому подключились и дипломаты самого высокого уровня.
5 июня 1944 года А.Я. Вышинский пригласил в НКИД Чрезвычайного и Полномочного посла Великобритании господина А.К. Керра (Archibald John ClarkKerr, англ.), имел с ним беседу и вручил официальное письмо, в котором, в частности, говорилось:
«Уважаемый господин посол! По полученным сообщениям, в последних числах мая немцами был выброшен крупный парашютный десант на территории расположения штаба югославских партизан. Одновременно с этим немецкие оккупанты открыли усиленные военные действия наземными и воздушными вооруженными силами в этом районе. Только благодаря советскому самолету в Бари, который сделал за одну ночь два полета к штабу партизанского движения, удалось спасти маршала Тито и его группу, а также часть работников английской и советской военных миссий. Английские самолеты в это время были заняты другими операциями».
14 июня 1944 года посол Великобритании А.К. Керр вручил А.Я. Вышинскому ответ:
«…Мое правительство желает, чтобы я указал Вам, что (…) Советский самолет был первым из приземлившихся в Югославии и поэтому вернулся с маршалом Тито. Общее количество персонала, эвакуированного в ночь с 3 на 4 июня, было следующее: советским самолетом — двадцать пять партизан, четыре советских гражданина и один британский гражданин; самолетом Средиземноморских военно-воздушных сил — пятьдесят один партизан, четырнадцать советских и девять британских граждан». (цит. по АВП РФ. Ф.07. Оп.5. П.38. Д.25. Л.6-8.).
Внезапная операция немецких коммандос в район дислокации штаба маршала Тито, с использованием коммандос, планеров, самолетов и танков, убедительно доказали советскому командованию, что для обеспечения своевременной помощи партизанам Югославии, необходимо иметь на военно-воздушной базе союзников в Бари советскую авиационную группу особого назначения (АГОН), способную оперативно решать различные задачи — как плановые, так и внезапно возникающие.
Из мемуаров Александра Голованова:
«Мной было доложено Сталину о целесообразности и прямой необходимости организовать свою базу в Бари, что усилило бы обеспечение боевой деятельности партизан. По его указанию наши товарищи договорились с союзниками об организации в Бари авиационной базы, куда была переброшена группа транспортных самолетов с личным составом, которая в июле начала боевую работу на партизан». (цит. по ГоловановА. Е. — 2004).
Уже с острова Вис, генерал Корнеев отправил в Москву отчет о эвакуации Тито и членов союзных миссий из Дрвара. В ответ пришла информация о правительственном решении по созданию в Бари советской авиабазы и авиагруппы особого назначения (АГОН). Корнееву сообщили, что в Бари состоятся переговоры с союзниками по решению практических вопросов создания авиабазы, которые поручено возглавить его заместителю полковнику Соколову. По завершению переговоров генерал Корнеев отзывался в Москву для подробного личного доклада по дрварским и последующим событиям.
17 июня 1944 года Государственный Комитет Обороны СССР принял постановление «О создании в Бари (Италия) базы и авиагруппы по транспортировке военных грузов в Югославию». Первый его пункт гласил:
«В целях оказания помощи Народно-освободительной армии Югославии создать в Бари (Италия) базу и авиагруппу для выполнения специальных заданий по транспортировке грузов, эвакуации раненых и обеспечению связи, подчинив ее начальнику военной миссии в Югославии генерал-лейтенанту Н. Корнееву».
В постановлении ГКО также поручалось «начальнику Главного управления кадров Красной армии генерал-полковнику товарищу Голикову укомплектовать базу в Бари кадрами согласно штату».
21 июня 1944 года заместитель начальника ГШ генерал армии А.И. Антонов подписал директиву. В ней указывалось:
«В соответствии с постановлением ГКО от 17 июня 1944 года к 25 июля 1944 года сформировать:
Авиационную группу особого назначения численностью в 201 человек. Пункт формирования — город Москва.
Базу по транспортировке грузов численностью в 32 человека.
Командующему АДД (авиации дальнего действия — авт.) для укомплектования формируемой авиагруппы особого назначения выделить 12 самолетов типа Си-47 с летно-техническим составом, обеспечив материальную часть соответствующими запасными частями».
Авиагруппу особого назначения (АГОН) возглавил Герой Советского Союза, полковник Василий Иванович Щелкунов.
В конце июня 1944 года, — покрыв без посадки расстояние более 2000 километров над территорией, занятой противником и над Адриатическим морем, — в Италию к месту дислокации — аэродром Палезе (Бари), перелетела эскадрилья истребителей прикрытия Як-9.
Аэродром Палезе находившийся в 12 км северо-западнее центра Бари — бывшая авиашкола Муссолини. Расположенный на уровне Адриатического моря, он имел в 1944 г. треугольную форму с одной грунтовой полосой вдоль железной дороги с северо-запада на юго-восток. Полеты советских самолетов с авиабазы Палезе координировал штаб Балканских ВВС союзников. Запасными были определены аэродромы союзников вгородах Бриндизи и Фодже.
Из мемуаров Павла Михайлова:
«Что же представляла собой авиабаза? По высоким тополям и кипарисам, уютно обрамлявшим асфальтовые аллеи, которые тянулись темной лентой вдоль стационарных каменных строений, можно было судить, что аэропорт сооружался задолго до войны. Взлетно-посадочная полоса, протянувшаяся с севера на юг, как бы разрезала территорию авиабазы на две части. Я говорю «с севера на юг» потому, что именно с северной стороны летчики стартовали и заходили на посадку. В северо-западной части аэродрома обосновались англичане и американцы со своими штабами. Там же были ангары крупных ремонтно-технических мастерских. Над зданиями и деревьями в северной части авиабазы величественно высилась башня с поэтическим названием «Лаки тауэр» — «счастливая вышка». Ее венчала будка с защитными светофильтрами, предохранявшими зрение от ярких лучей солнца. Это командно-диспетчерская вышка. Диспетчеры воздушного движения, работавшие на «Лаки тауэр», всегда желали по радио удачи и счастливого возвращения летчикам, уходившим на задания. В этой части аэродрома находились и секторы для стоянки самолетов: на севере — американский, на западе — английский. Оба сектора всегда были забиты несколькими рядами серебристых «Лайтнингов», четырехмоторных «Либерейторов», двухмоторных «Дакот», истребителей «мустанг» и виртуозных «кобр». Американский сектор с воздуха напоминал шахматную доску, установленную фигурами. А если к нему присоединить квадрат возле ангаров технических мастерских, где ожидали ремонта самолеты различных типов, то его вполне можно сравнить с огромной стоянкой автомобилей. Английский сектор пестрил закамуфлированными самолетами; выстроившиеся в строгом порядке, они несколько напоминали лесную полосу. Эта полоса служила как бы связующим звеном между северным и южным секторами. Неподалеку от англичан одиноко стояли два итальянских самолета «Савойя» с тремя двигателями, работа которых напоминала звучание аккордеона. В Италии их не случайно называли «поющие аккордеоны». В южной части летного поля, где оно почти вплотную упиралось в песчаный карьер, англо-американское командование отвело сектор под стоянку советских самолетов. Это место больше походило на полевой аэродром, нежели на стационарный: возле него еще сохранились земляные капониры, в которых гитлеровцы прятали свои истребители, взрыхленная бульдозером почва. Кое-где росли оливковые деревья. Среди них приютились два одноэтажных домика. В одном был наш командно-диспетчерский пункт, в другом — общежитие сержантского, технического состава. Под оливковыми деревьями можно было прятаться от жгучего солнца, что и делали наши техники и мотористы, когда ожидали возвращения улетевших машин.(…) Усилили посты наблюдения, особенно восточной стороны, к которой почти вплотную примыкала полоса виноградников и низкорослых маслин. Только этот зеленый массив отделял аэродром от береговой черты да пригородная узкоколейная железная дорога. В винограднике была установлена зенитная батарея, имевшая систему сигнализации. Но в то же время затемнение было отменено союзниками на освобожденной части территории Италии, Бари сверкал тысячами огней, и по ночам его защищала только цепь аэростатов заграждения.
Сравнительно недалеко от виноградника размещался советский командно-диспетчерский пункт. Он поддерживал связь с Москвой, Верховным штабом НОАЮ, партизанскими отрядами и с краснозвездными самолетами, находившимися ночью в небе Адриатики. Здесь несли круглосуточную вахту наши радисты и штабные офицеры. (…) Больше всего мешало общению с англо-американскими товарищами по оружию незнание языка. Многие из нас изучали английский язык в средней школе, но занимались им кое-как. Непрочные школьные знания быстро выветрились, и объясняться приходилось жестами да с помощью своеобразного англо-русского жаргона, который постепенно выработался. Однако некоторые английские фразы волей-неволей пришлось заучить наизусть. На старте распоряжался англо-американский командно-диспетчерский пункт. С ним и приходилось объясняться по радиотелефону на английском языке. Так, заходишь на посадку, надо обязательно спросить разрешения. То же самое перед рулежкой на стартовую линию или перед стартом. Сближала же нас общность боевой и летной профессии.(…) Командир авиабазы полковник Степан Васильевич Соколов и его заместитель по летной части Герой Советского Союза Василий Иванович Щелкунов сообщили, что достигнута договоренность с союзниками и наш штаб будет самостоятельно планировать полеты на партизанские точки, а не англо-американское командование. За ними остается общее руководство воздушным движением по заранее составленной заявке на боевые вылеты. Это в корне изменило положение. Мы стали располагать собственными данными о партизанских площадках. Летали туда, где были советские офицеры связи. (…) Только с июля 1944 года по весну 1945 года мой экипаж двести двадцать раз пересек Адриатическое море, а все советские экипажи совершили около двух тысяч боевых вылетов, вывезли десять тысяч раненых и больных югославов в базовые госпитали».(цит. по Михайлов П.М. — 1980).
***
Справка. Командный состав АГОНа жил в Палезе на виллах «Веллина» (в некоторых источниках «Верина» — авт.), «Анна», «Пруденцина» и «Роза». В здании школы в Палезе (здание сохранилось, — в нем и поныне школа им. «Св. Духа» — авт.) в классах на нижнем этаже размещался лётный офицерский состави связисты. В каждом классе размещалось по десять человек — два экипажа. На втором этаже был развернут штаб базы, радиоузел и шифровальный отдел. На плоской крыше школы, — вечерами после спада изнуряющего летнего зноя, — обычно проводились служебные совещания и партсобрания с личным составом. Офицеры технического состава были размещены на аэродромев южной его части на бывшей ферме, а рядовой состав авиагруппы жил в домике — рядом с советским КДП. В отдельной столовой было налажено регулярное трёхразовое питание. У летно-технического состава в дни полетов питание было четырёхразовым. Продуктами личный состав обеспечивали за плату союзники. Охрану советского сектора аэродрома и обслуживающий персонал (повара, официантки, прачки, водители, грузчики и пр.) — в основном составляли югославы — в общей сложности около 120 человек. Весь летный состав получил индивидуальные жилеты, пояса и резиновые лодки, изучил порядок использования спасательных средств на случай прыжков с парашютом над морем или посадки на воду. Организация предполетной подготовки, полётов, и доставка грузов партизанам контролировались крайне тщательно.
Контакты вне службы с союзниками и местным населением не приветствовались и строго контролировались. Главным объектом отдыха АГОНа было море. Свободный выход в город советским военнослужащим был запрещён, — выходили только в составе организованных групп.Трижды почти весь личный состав АГОНа выезжал на центральный стадион Бари, где проводились международные футбольные матчи и соревнования боксеров. На стадионе в Палезе сражались между собой футбольные команды, созданные по национальному признаку, — русские, американские, английские.
***
Из мемуаров Василия Соколова:
«…с июля 1944 года полёты совершались почти ежедневно, в основном ночью. Для повышения ответственности за выполнение задачи грузы маркировались. Оценка экипажу за полёт давалась после того, как по радио получали от партизан подтверждение о получении груза соответствующей нумерации.(…) Лётчики авиабазы, доставлявшие партизанам предметы боевого снаряжения, производили посадку своих самолетов на малопригодных для этой цели 20 посадочных площадках и аэродромах, а также сбрасывали грузы на 32 площадках в различных районах страны. (…)Героические действия советских лётчиков были достойно оценены. Партизаны и местные жители говорили: «Мы знали, что в эти тяжёлые дни к нам прилетят русские лётчики, других мы не ждали, так как в такое опасное место никто другой не прилетит». (…) Во время дневных полётов транспортные самолёты сопровождались истребителями Як-9. Выполняя одно из таких боевых заданий, погиб лётчик истребитель Малахов». (цит. по Соколов В.С. — 1960).
Из мемуаров Александра Голованова:
«Полеты на сброс беспарашютных грузов и полеты с посадками ночью были особенно сложны и опасны. Дело в том, что партизаны, как правило, находились в горах и опознавательные знаки сброса выкладывали на склонах гор, в ущельях, что, естественно, крайне затрудняло маневр самолетов. Приходилось ночью снижаться ниже вершин окружающих гор, которые зачастую были плохо видны, и экипаж находился в постоянной опасности столкновения с ними. Подчас противник располагался вблизи точек сброса, и самолеты подвергались с его стороны пулеметно-ружейному обстрелу. Выполнив задание, машины нередко приходили домой с пробоинами. Однако точность сброса всегда была хорошей — за все время работы авиагруппы не было ни одного случая, чтобы груз попал в руки противника». (…) Посадки на площадках в горах в ночных условиях, да еще с превышением их над уровнем моря более чем на 1000 метров, были сложны и опасны. Как правило, площадки представляли собой прямоугольник шириной 50–150 метров и длиной в 650–1000 метров. На многие из них из-за окружающих гор приходилось заходить на посадку лишь, с одной стороны, а взлетать с противоположной, поэтому посадки с боковыми и попутными ветрами не являлись редкостью. Если учесть при этом разреженность воздуха в высокогорной местности, что увеличивало длину пробега самолета при его посадке и длину разбега при взлете, то становится ясным, что от летчиков требовалось высочайшее мастерство пилотирования и абсолютная точность расчета на посадку». (цит. по Голованов А. Е. — 2004).
«Военная помощь Советского Союза особенно возросла после того, как по согласованию с западными союзниками было решено организовать в соответствии с постановлением ГКО от 17 июня 1944 г. советскую авиабазу в Бари (Италия). Отсюда советские лётчики на транспортных самолётах и истребителях совершили 1500 самолётовылетов, перебросив в 52 пункта освобождённой Югославии около 3 тыс. тонн различных военных грузов, а также переправив в районы боевых действий НОАЮ более 3700 солдат и офицеров и эвакуировав из этих районов 1603 раненых югославских бойцов. Через базу в Бари в Югославию было доставлено свыше 80 советских врачей и медсестёр, которые оказали помощь 11 тыс. раненым югославским воинам». (цит. по Гиренко Ю.С. — 1991).
Из мемуаров Александра Голованова:
«Экипажи авиагруппы совершали посадки более чем на двадцати площадках в различных районах Югославии, в большинстве своем в гористой местности. (…) Авиагруппа доставила партизанам огромное количество боеприпасов, оружия и другого военного снаряжения (вплоть до 45-миллиметровых противотанковых пушек), продовольствия и медикаментов. Только личного состава было перевезено более 5000 человек, в том числе вывезено более 1500 раненых. С авиабазы на аэродроме Бари для НОАЮ было доставлено самолетами около 3000 тонн военных грузов». (цит. по Голованов А. Е. -2004).
Несмотря на все сложности боевой деятельности, работа советской авиагруппы в Бари проходила без происшествий и без потерь самолетов.
***
Интересный факт. Лётчики АГОНа и город Бари, помимо журналистики военной поры, удивительным образом вошли и в отечественную художественную литературу. В конце октября — начале ноября 1944 г. в Бари побывал известный поэт, легендарный фронтовой корреспондент газеты «Красная Звезда» — Константин Михайлович Симонов. Он встречался с личным составом АГОНа, жил у полковника Соколова на вилле «Верина» и вместе с ним проехал по Италии — в Рим и Неаполь.
Из мемуаров Константина Симонова:
«Что на самом юге Италии, в городе Бари, существует наша авиационная база, с которой наши летают в Югославию, в разные ее точки, по разным заданиям, а кроме того, вывозят оттуда в Италию, в госпитали, тяжело раненных партизан, я знал уже давно. Побывать там было интересно само по себе, а возможность вдобавок оказаться еще в Неаполе и в Риме тогда, в 1944 году казалась мне совершенно несбыточной и в первую минуту просто-напросто ошеломила меня. Ведь это был еще даже не сорок пятый, а всего только сорок четвертый год!» (цит. по Симонов К.М. — 1979).
Полёт в Бари Симонову дался нелегко — летели на предельной высоте над территорией занятой немцами, а кислородной маски у него не было. Только после полёта Константин Михайлович случайно узнал, что и экипаж, — лётчики АГОНа — в знак уважения к нему и вопреки всем инструкциям, — тоже летели без кислородных масок… Так родилось первое и самое известное из «барийских» стихотворений Симонова — «Ночной полёт» с удивительно точным описанием симптоматики гипоксии (кислородной недостаточности — авт.) — настолько точным, что его можно вводить в учебную программу по физиологии медицинских ВУЗов.
НОЧНОЙ ПОЛЕТ
Мы летели над Словенией,
Через фронт, наперекрест,
Над ночным передвижением
Немцев, шедших на Триест.
Словно в доме перевернутом,
Так, что окна под тобой,
В люке, инеем подернутом,
Горы шли внизу гурьбой.
Я лежал на дне под буркою,
Словно в животе кита,
Слыша, как за переборкою
Леденеет высота.
Ночь была почти стеклянная,
Только выхлопов огонь,
Только трубка деревянная
Согревала мне ладонь.
Ровно сорок на термометре.
Ртути вытянулась нить.
Где-то на шестом километре
Ни курить, ни говорить.
Тянет спать, как под сугробами,
И сквозь сон нельзя дышать.
Словно воздух весь испробован
И другого негде взять.
Хорошо, наверно, летчикам;
Там, в кабине, кислород —
Ясно слышу, как клокочет он,
Как по трубкам он течет.
Чувствую по губ движению,
Как хочу их умолять,
Чтоб и мне, хоть на мгновение,
Дали трубку — подышать.
Чуть не при смерти влетаю я,
Сбив растаявшую слезу,
Прямо в море, в огни Италии,
Нарастающие внизу.
…………………………………………
А утром просто пили чай
С домашнею черешнею,
И кто-то бросил невзначай
Два слова про вчерашнее.
Чтобы не думать до зари,
Вчера решили с вечера:
Приборов в самолете три,
А нас в полете четверо;
Стакнулся с штурманом пилот
До вылета, заранее,
И кислород не брали в рот
Со мною за компанию.
Смеялся летный весь состав
Над этим приключением,
Ему по-русски не придав
Особого значения.
Сидели дачною семьей,
Московскими знакомыми,
Пилот, радист и штурман мой
Под ветками с лимонами.
Пусть нам сопутствует в боях
И в странствиях рискованных
Богатство лишь в одном — в друзьях,
Вперед не приготовленных,
Таких, чтоб верность под огнем
И выручка соседская,
Таких, чтоб там, где вы втроем,
Четвертой — Власть Советская.
Таких, чтоб нежность — между дел,
И дружба не болтливая,
Таких, с какими там сидел
На берегу залива я.
Далеко мир. Далеко дом,
И Черное, и Балтика…
Лениво плещет за окном
Чужая Адриатика.
1944
Поэтическим «итогом» поездки Симонова в Италию кроме «Ночного полёта»стали ещё два стихотворения, — «Первый снег в окно твоей квартиры…» и «Вновь тоскую последних три дня…», — написанные Константином Михайловичем в Бари, и опубликованные после войны. Очерк«В Италии», был опубликован в «Красной Звезде»12 декабря 1944 г.
***
Наивно было бы думать, что пребывание более 200 советских людей на территории бывшего противника, да ещё и постоянный их контакт с союзниками не заинтересовало бы разведку. И эту исключительную возможность сбора информации Главное Разведывательное Управление Красной Армии (ГРУ КА) естественно не упустило.
Генерал-полковник службы разведки Филипп Голиков, — оперативно оценив перспективы, которыми могла бы воспользоваться его служба для проведения операций на Балканах с территории авиабазы в Бари, — пригласил к себе начальника ГРУ КА генерал-лейтенанта Ивана Ильичева. Было решено безотлагательно создать в Бари резидентуру, укомплектовав ее опытными офицерами-разведчиками. Формированием «барийской команды» начальник ГРУКА занимался лично. В штатное расписание базы на аэродроме Палезе оперативно была «вмонтирована» группа из восьми человек, во главе с подполковником Александром Александровичем Капрановым — заместителем начальника базы по материально-техническому обеспечению. В группу вошли: два переводчика базы, хорошо знавшие итальянский язык, — Н.А. Васильев и П.П. Шерстобитов, помощник начальника базы по медико-санитарному обеспечению Н.Е. Ковалев, помощник начальника базы по связи инженер-майор П.А. Чернышов, шифровальщик А.В. Панин и радиотелеграфисты И.В. Красавин и В.И. Смирнов.
Таким образом, — летом 1944 года в Палезе, — на военно-воздушной базе союзников в Бари под прикрытием АГОН была создана и начала свою деятельность резидентура ГРУ КА. Контактируя с американскими и английскими офицерами, разведчики добывали информацию, крупицы которой кропотливо собирались, прежде всего, переводчиками базы. Используя возможности базы, но уже без согласования с англичанами, — в Албанию, Болгарию и Грецию были переброшены сотрудники Главного разведывательного управления Красной Армии. На основе их донесений, бесперебойно поступавших в Центр, начальник ГРУ КА генерал лейтенант Иван Ильичев регулярно готовил специальные донесения о положении в Балканских странах, которое менялось как под влиянием острой борьбы за власть внутренних политических сил, так и под воздействием акций английской разведки.
(окончание следует)
Оригинал: https://7i.7iskusstv.com/y2021/nomer2/tatkov/
