АННА АРКАНИНА
Москва
ОНА СО МНОЙ
Что происходит в настоящем?
Проснулся – выиграл джек-пот.
Закуришь, если ты курящий,
мяукнешь в утро, если кот.
Пройдёшься, не отбросив тени,
привычный вызубрив маршрут.
Торчат из всех стихотворений
усы потерянных минут.
Возьмёшь в «Пятёрке» пиво, спички,
кефир и триста грамм конфет.
И вроде выглядишь прилично,
обут, одет.
И тут услышишь, как прольётся
живой, пульсирующий звук.
Как блудный пёс к тебе прибьётся,
без спроса, вдруг.
Охранник рявкнет, не тушуясь:
вали, мол, долго здесь не стой.
Пустите музыку, скажу я,
она – со мной.
СКВОЗЬ СОСНЫ
какое небо голубое
какое небо мы с тобою
весёлый грач беспечный стриж
а кто есть кто не различишь
и только всплески голубые
сквозь сосны плещут вековые
колючих пасмурных голов
коснётся луч и был таков
в трескучий день в мороз янтарный
любой орешник и кустарник
любой и грешник и спасён
сквозь время тщимся но растём
макушки наклонив от смеха
сказать прощай но не уехать
стоять корнями впившись в снеги
как сосны
будто человеки
МИМО СЕРДЦА
Сумерки качнулись и погасли,
вспыхнул свет на кончике ножа.
До чего же птицы не напрасны,
небо научившие дышать.
Снег внутри пошёл и стало зябко –
настоящий тощий первый снег.
Мимо сердца – сразу под лопаткой –
лёд не лёд, во сне ли, не во сне.
Осень начиналась сразу всюду:
в голове, в распахнутом окне.
Обходила яблоня по кругу
сад и пропадала в глубине.
Тишины звенящей было вдоволь.
Только долговязый вдалеке
говорил, не умолкая, тополь
на вороньем страшном языке.
НА РИФЫ
Корабли лавировали лавировали –
искали друг друга в океане грозном.
Господи, почему их сразу не ликвидировли?
Пока не стало так безутешно поздно –
пока мачты ещё были вздорными и упругими,
их трюмы были забиты вином и всяческой снедью.
Плыли годами, не спали сутками,
сети приходили, искрились сельдью.
Что теперь делать им – постаревшим, в трещинах,
трухлявое дерево – почти что живые мифы?
Так никогда встретиться не сумевшие.
…Тише ещё, тише бьются вертлявые волны о рифы.
КОГДА-НИБУДЬ
Когда-нибудь закончатся стихи,
в обычный день – где мокнут лопухи,
в котором дверь веранды нараспашку,
и в щель глядит пытливая ромашка,
а сверху над ромашкой шмель пыхтит.
Как будто лес срубили на дрова –
такая тишь повсюду – трын-трава.
Слова уйдут без права возвратиться.
Что им ромашки, лопухи и птицы,
что им шмеля дурная голова?
Я лягу в тень, я тенью стану, что ж –
не наступи нечаянно, не трожь.
В том дне во сне заблудятся черешни,
и ничего уже не станет прежним.
Вот разве дождь.
