***
Ни зимы, ни весны -
заливная унылая нежить.
Эти странные дни -
дни, которых практически нет.
Мы предельно честны -
не затеплится и не забрезжит
слабоумной надежды
надуманный приторный свет.
В заповедник страстей,
в мутноватую воду сюжета,
в этот город охрипший,
который согреть выхожу,
самых разных чертей
напустило прошедшее лето -
ничего не скажу,
и не трогай мою паранджу.
Приравняю к нулю
позабывший условности город.
Дождь простой и прямой,
как душа беспородного пса.
Равнодушно ловлю
нагловатый оскал светофора -
ну, красавец, гусар.
Ну и что мне красавец-гусар?
После нас – хоть пожар.
После – это ж не вследствие, верно?
Мы хотели как лучше -
поэтому шли босиком,
иногда – по ножам,
допускали, насилуя нервы,
роковые излишества
вроде картин и стихов.
У высокой зари
грифы ждут восходящих потоков.
Здесь заложат костры
инквизиции новых веков.
Пусть бумага сгорит,
а слова возвращаются к Богу,
и озоновый катарсис
милует еретиков.
***
Река принадлежит бомжам, собакам
да пляжникам. Стоят вдоль кромки знаки,
как на шоссе. Камыш уже сдаётся,
вода горизонтальной остаётся,
но - убывает. Город – пьёт. Полощет
горячие машины (ладно б – лошадь) –
реке нет сносу, но и сил уж нету,
немного износили мы планету.
На поле брани, в мат переходящей,
я - тренажёр для вашего смиренья,
я вылечу мою больную реку,
как только сухогруза ржавый ящер
уйдёт в залив. (Я умываю руки.)
Предупреждён, но всё же безоружен,
как свежезамороченная рыба,
наивный парус – вот его – спасибо -
не более – ей пропишу. К истокам,
где ключ журчащий отпирает скалы,
вернусь - собрать разбросанные камни
и дописать заявленные строки.
***
...и когда дозвучит ясный голос последней страницы -
твой печальный попутчик, а может быть, ангел-хранитель,
но нездешний, случайный и не признающий гарантий -
дальше сам полетишь, на расчёты полёта не тратя,
словно пущенный мяч – он не знает, во что им играют,
он пока что летит, траектории не выбирает,
он пока просто счастлив и верьте-не верьте – свободен.
(Всё имеет конец, но не стоит об этом сегодня.)
***
Солнце заката в левой руке,
катит Икарус мой налегке,
едем на север, тихо в груди,
мерно мерцает КАМАЗ впереди.
Дорога
в обход
Украины.
Слева горит фантомная боль,
ей примирить бы небо с тобой,
гроздью минут бесценных «в сети»
гибкий маршрут автобан золотит.
Дорога
в обход
Украины.
Вiльному воля, скаженому – степ.
Прыгают буквы на чистом листе.
Восстановить бы преемственность дней,
утро мудрёней, а вечер - больней.
Дорога
в обход
Украины.
***
Хрупкое деревце, в летней воде отражённое,
маленький Будда ладони сложил на животике.
Чьи-то идеи и замыслы незавершённые
в воздухе знойном вплетаются в сны и мелодии.
Где-то ревут ураганы и смерчи колоннами –
мы от невзгод и печалей жарой занавешены.
Правит погодой, циклонами с антициклонами,
буря с единственным глазом, незрячим и бешеным.
Хрупкое счастье – вразрез с прописными моделями.
Все бесконечности можно представить по-разному.
…Сказки мои засыпают в пижамах фланелевых.
Маленький столик в углу, перепачканный красками.
Столик летит по орбите, спиралями вертится,
дремлют глаголы, теряя своих существительных,
полный хаос, всё любовью единою держится,
а остальное – наивно, смешно, относительно.
Столько тепла – что же сердце ещё не расплавлено?
Все вентиляторы к нам повернули локаторы.
Что-то здесь не по рецепту, неточно, неправильно,
всё ещё не переходит количество в качество.
С этой задачей сегодня никак не справляется
маленький Будда, ладони скрестивший на пузике.
В мире, где всё отражается и преломляется,
что может быть хоть немного надёжней иллюзии?
***
Он неприступен, замок на скале,
блюститель правды о добре и зле,
и незачем сейчас – о вертолётах,
ракетах, дронах… Смерть – она в игле,
в исчезновенье тех систем отсчёта,
где всё ещё господствуют высоты.
Мы потеряли грань добра и зла.
Да где ж она? Ведь только что была.
Незыблемо стояла, на века,
ты помнишь, ею любовался Кант?
Вход в замок первозданный лес хранит -
далёким предком рубленый гранит.
В мир эту грань легко несёт река,
она в дыханье каждого цветка,
а в нас – исчезла. Преступив её,
теряем вечность, получив - своё.
Я корень зла. Пока я не решусь.
ничто не стронется. Я пуп. Я соль. Я суть.
Все остальные – фикция, мираж.
Чуть шелохнусь – возьмут на карандаш,
от страха мер острей карандаша
не принимает робкая душа,
не всем по росту эта глубина,
что одному окно – другим стена.
Иди молись за то, что Бога нет –
иначе как тебе глядеть на свет…
***
«Мешково-Погорелово». Поэма.
За что нас так? Светлее нет имён?
Как яхту ни зови – её проблемы
иные, чем у тех, кто заклеймён
с рожденья, в паспортах –
Ага, Тухлянка,
Безводовка,
...Неурожайка тож…
А значит, семь веков по кругу – пьянка,
веселье до отчаянья да нож.
Платон – не друг, а истина – забава,
на рынках наших ей цена пятак,
когда блажит с экрана депутат
разгневанным арго базарной бабы.
Стать меньше, не успеть –
ведь вот что страшно,
уйти – и не пройти ни дня пути,
всё дело в том - что ты считаешь правдой,
какой фонарик тропку осветил.
Преобладает серое, стальное, -
гуляй, рванина, поори, дурак, -
холодное, сырое, продувное,
а где-нибудь, на знаках автострад
есть имена заоблачных селений,
их жителям ласкает взор страна,
как трогают вязанки да поленья
привыкшего к пейзажам из окна…
***
Деревья голые, деревья – гордые.
Чисты, бесхитростны, к закату – титрами.
Ветрами знобкими не заморочить их.
Что им синоптики – у них пророчества.
(Снежинки липкие - в грунты размытые.
Определитесь там – ведь жаль немыслимо.)
Хорошим – счастливы, дурным – научены,
открыты каждому, щербаты сучьями,
хранят истории поры цветения -
не может вечной быть волна зелёная.
Дай летом смелости, зимой терпения,
не жить обидами демисезонными.
…Апрель доверчиво в ладони тычется
прозрачной капелькой весенней сырости,
вернёшься - выключишь газ-электричество,
уснёшь от свежести, и лето вырастет -
к Преполовению Пятидесятницы.
Но неустроенность моя февральская
и в зное августа во мне сумятицей.
Собой не заняты – деревья рады мне.
…А небо серое, дождями стёртое.
Деревья верные, деревья гордые.
Тонки зелёные, с весны влюблённые.
Им – холоднее. Им всех больнее.
Они не знают, что так – всегда,
что скоро кончатся холода,
о том, что снова
найдёт весна их,
они не знают,
они не знают.
***
Мир сыплется – но амфибрахий
по-прежнему бьёт в барабан,
для всех, кто родился в рубахе,
ещё не пропела труба,
ещё не устали рассветы
окрашивать горькую тьму,
и всё-таки сбудется лето –
не нужное никому,
и в нём встрепенутся стрекозы,
и вырулит жизни соха -
от зыбкой предательской прозы
к стальному каркасу стиха.
Ольга Андреева — автор восьми поэтических сборников. Стихи опубликованы в журналах «Новый мир», «Нева», «Prosodia», «Южное сияние», «День и ночь», «Плавучий мост», «Эмигрантская лира», «Дети Ра», «Новая Юность», «Крещатик», «Зинзивер», «Аргамак», «Ковчег» и др. Лауреат конкурса «45 калибр» (2013, 2015). Дипломант Тютчевского конкурса (2013). Финалист Прокошинской премии (2014), дипломант конкурса «Русский Гофман» 2019 и 2020 года. Лауреат интернет-конкурса «Эмигрантская лира» 2019 и 2021 г., диплом конкурса «Антоновка 40+» в 2020 году. Член жюри конкурсов «Провинция у моря» (2016) и «45 калибр» (2017-2021), Праймериз к Турниру поэтов (2020-2021) и других. Рассказы публиковались в журнале Юрия Кувалдина «Наша улица». Живёт в Ростове-на-Дону.
