***
Я был железным навсегда,
куда ни ткни – вольфрам,
и камнем падала звезда
за убранный баштан.
А после быть могла зима
в календаре моём,
но злой свинец травил тела,
и всё казалось сном.
Внутри меня сочилась сталь,
и креп костей чугун,
и если бы пришёл февраль,
я б принялся за ум
и сам себя разворошил,
но правды в пальцах нет.
И страшно знать, как я прожил
двенадцать этих лет.
***
Ровно в шесть меня с крылами
двое в белом увели,
но полёт не прерывали –
восемь тысяч до земли.
У пилота запасного
пять посадок в рукаве,
мы идём на полседьмого
в абсолютной полумгле.
Винт замёрз, шасси разбито,
спит приборная панель,
океан внизу раскрытый,
как больничная постель.
Бортмеханик наш Егоров
за ночь сделался седой,
Мы по пачке «Беломора»
возвращаемся домой.
***
Я приехал в Липки ночью,
заселяться было поздно,
поздно ужинать, а завтрак
был, как горизонт событий,
бесконечно удалённый.
Я валялся в коридоре
не живой, не мёртвый, в среднем
полдуши осталось в теле,
а вторая половина
видит Бродского и Цоя.
Я шептал одной губою
и одной ногою двигал,
и единственную руку
Саша Себелев пожал мне,
а вторая так повисла.
А потом во мне живого
ничего не оставалось –
только контур человека,
кто меня такого будет
в толстом «Знамени» печатать?
***
Я вот поплыл, что виделся Ему,
как след в пыли, как силуэт ожога.
Я верил в что угодно, в ерунду
от мракоборца до единорога.
И той зимой, когда не стало сил,
вдруг ощутил привязанность и привязь,
и Он тогда меня освободил,
и из густых потёмок на свет вывез.
И, привыкая к рези и словам,
ещё не помещаясь в обстановке,
я тосковал по нежилым местам,
где высыхал, как рыба на верёвке.
Где и руки никто мне не подаст,
где мира нет и нет ещё народа,
где заживо с земли сдирают пласт
и остаётся голая порода.
***
Пока не послали на фронт
с корявой винтовкой в комплекте,
он думал про «Пушкинский фонд»,
как школьник мечтает о лете.
Он верил, что смотрит кино,
но всё прояснилось до колик,
и знал только имя одно,
как может любить алкоголик.
А после, когда обмелел
до мата и шуток в фейсбуке,
он сам этот саван надел
и сам себя вывел под руки
из комнаты в десять шагов,
с окном, выходящим на площадь.
Его уберут из френдов,
но разве от этого проще?
***
Я лежу в огромном зале
в меднокаменном гробу,
десять раз меня роняли,
но тащили на горбу.
Я красивый, будто вымпел,
но полезный не вполне,
кто-то жрал и губы вытер,
а потом пошёл ко мне.
А другой стоял с бокалом
в отдалении угла.
Тихо женщина рыдала,
громко музыка плыла,
но заметить все успели,
как я тщательно побрит,
как на бездыханном теле
хорошо костюм сидит.
***
Огонь в стакане, ночь в углу,
Луна в заваленном пейзаже.
А мы подсели на юлу,
И, не пытаясь спрыгнуть даже,
без вдохновенья, без мечты
вращаемся до тошноты.
Куда как страшно нам с тобой
в простом ряду холмов окрестных
при памяти наметить свой.
Не зная точно, что воскресну,
под «Сектор газа» – «30 лет»
умру в Крыму, раз моря нет.
И лето кончится вполне,
собьётся август в чёт и нечет.
Как будто в память о волне
(другим мне поделиться нечем),
красивый, будто наркоман,
отсыплю звёзд тебе в карман.
***
В космической водке ни грамма души,
и бластер в кредит не дают,
а там, на Земле, все друзья-алкаши
озорно стозевно поют.
Набрали поленьев берёзовых зря –
в реакторе только трещат,
и скорости света достигнуть нельзя –
слетать да пощупать девчат.
То кольца планет завалились на бок,
то звёзды втянулись в дугу.
И вот человек он везде одинок,
но больше я так не могу.
Не знать, как колотится сердце в груди,
не ждать, не любить никого.
И если, как Лазарю, скажут: иди,
я в бездну шагну без всего.
***
В конце фамилии друзей
всегда стояло «о».
В конце фамилии врагов
всегда звучало «о» –
и можно было жить легко и умереть легко.
Я понял, что страна моя
сидит внутри голов,
и бросил прежние края,
взлетев поверх голов.
Кто новый враг теперь, кто друг,
в конце звучащий «ов»?
Родился в 1983 году в городе Дзержинске Донецкой области в семье шахтёра. Выпускник русского отделения филологического факультета Донецкого национального университета.
Публиковался в журналах «Знамя», «Дружба народов», «Нева», «Волга», «Новая Юность», «Юность», «Новый берег», «Интерпоэзия», «Новый журнал», «Слово/Word».
Стихотворения переведены на итальянский, испанский, болгарский, сербский и румынский языки.
Живёт в Подмосковье.
