Евреи Льва
Льву Бердникову, автору двухтомника «Евреи
России в ливреях и без них»
Кутили, закалялись на морозе,
На Масляную кушали блины.
Евреи Льва не те, что на Привозе, -
Хотя и те достаточно умны.
Кружились на балах, играли в карты,
На бархат облокачивались лож.
Евреи Льва не те, что в Пламмер-парке,
Хотя и те с повадками вельмож.
Евреи Льва! Мундиры, шпаги, перья,
Министры, дипломаты и шуты,
Отринутые прадедов поверья,
Невольные нательные кресты.
Трудились, совершенствуя законы,
Пеклись о государевой казне.
Евреи Льва не охают, не стонут,
А служат добросовестно стране.
Никто из них и в страшном сне не видывал,
Какой суждён служению исход.
Другой еврей явился, Лев Давыдович -
Одних в расход, других - на пароход.
И новые, усердием влекомы,
Пришли служить, чтоб лучше жил народ -
Уже не камергеры, а наркомы,
И командармы вместо воевод.
Но был удел им тот же уготован.
Кровавый вихрь, ничуть не пожалев,
Унес их всех. К концу тридцать седьмого
В живых остался только Мехлис Лев.
Престол московский самозванцу отдан,
А тем, кто помогал ему, увы,
Пришлось бежать, кому в туманный Лондон,
Кому в обетованный Тель-Авив.
Спасибо, мать – Россия, за науку,
А большего не жди и не проси.
Позволь, Лев Бердников, пожать твою мне руку,
Последнему еврею на Руси,
Который здесь, под небом ярко-синим,
Где редок дождь, тем более, гроза,
Усердно служит родине, России,
На правду открывая ей глаза!
Переводчик
Я опять сижу над переводом,
Не гашу до поздней ночи свет,
Прекратил общение с народом,
И желанья для общенья нет.
Рябь в глазах от тусклого петита,
Не найду, где дверь, а где стена,
Всякого лишился аппетита,
Позабыл, что рядом спит жена.
Знает ли творец оригинала,
Не жалевший пота и чернил,
Что от строк его осталось мало,
Что я их своими заменил?
И ему приписываю мысли,
Собственным согретые теплом,
Вместо тех, которые прокисли
От столетней спячки за стеклом?
Так идут неделя за неделей,
Но мои усилья ни к чему:
Поровну мы славу не разделим,
Вся она достанется ему.
Пусть поет хрустальным звоном лира
Пушкинским великим языком,
Но сонет останется Шекспира,
Хоть и переведен Маршаком.
На обложке имя золотится
Автора – его или её.
А мое петитом на странице
Самой дальней – каждому своё.
Тенор
В зале отзываются хлопками,
Просят исполнения «на бис».
Разлетелась слава лепестками,
Устилая сцену до кулис.
А оттуда проникает холод,
Из-за ткани, где пирует моль,
Мне напоминая, что не молод,
Чтобы упражняться в ля-бемоль.
Ария пропета в пятисотый
Раз, и я давно пред залом чист.
Мне не надо взятые высоты
Снова брать, рискуя вызвать свист.
Риск велик, и все же на пороге
Вечности свою играю роль.
И скрипач поднял смычок в тревоге,
Слушая, как я тяну бемоль.
Прощание с «Гренадой»
К 90-летию стихотворения М. Светлова «Гренада»
За подвиг, воспетый словами «Гренады»,
Был дом у Днепра удостоен награды –
Таблички «Здесь жил комсомольский поэт,
Великий певец героических лет».
Напрасно возникла такая привычка
Под ветхими крышами вешать таблички.
Дома и таблички уходят на слом.
Затем ли мы пишем, затем ли живем?
Мы пишем затем, чтоб не зная пощады
К себе, подниматься к высотам «Гренады»
По скользким ступеням, над бездной тоски,
На звук камертона прекрасной строки.
Но где ты, «Каховка»? И где ты, «Гренада»?
В степях Украины гремит канонада.
Спроси: «А ты помнишь, как вместе ... страна?»
Страна помрачнеет и скажет: «Не на...»
И что же теперь, не взбираться на кручу?
Вершина «Гренады» сверкает сквозь тучи,
И сказка к подножью стекает, звеня,
В прокрустово ложе обычного дня.
Разбили табличку на доме Светлова,
Отвергнуты временем подвиг и слово,
И Днепр языками зеленой воды
Старается смыть до конца их следы.
Когда истекут восхождения сроки,
Найдут у меня поприличнее строки
И в горсть мою вложат, скрывая печаль,
«Гренада», - шепну я, - прости и прощай...»
Про китов
В закатный час у берегов Аляски
Осуществилась давняя мечта:
Мы наяву увидели, не в сказке,
Резвящегося весело кита.
Он лишь частично вышел из пучины:
Сперва фонтан над волнами взлетел,
Затем и сам возник наполовину,
А большего явить не захотел.
Да и зачем, скажите мне на милость,
Выныривать китам из глубины?
За миллионы лет не изменились
Ни форма гор, ни эти валуны.
Нет ничего, что под Луною ново.
Жизнь, как всегда, и щедра, и строга,
И так же волны бьются бестолково,
Расшевелить пытаясь берега.
Лишь корабли проносятся иные,
Не древнее долбленое бревно,
Не каравеллы, а дворцы стальные,
Где на борту и танцы, и кино.
Корабль ушел, на время стало тихо,
Но вновь огни колышутся в дали.
И шепчет кит, прильнув к своей китихе:
«Будь осторожна! Сверху корабли».
Течет благословенная минута,
Впадая в бесконечные века.
Идем по скользкой палубе в каюту.
«Будь осторожна! Вот моя рука».
Вилен Черняк – бывший киевлянин, инженер, доктор технических наук. В США с 2000 г. Член Союза писателей Северной Америки и Русского литературного клуба Западного Голливуда (Калифорния). Автор сборников стихов «Разные слова», «Памятные даты», «Связь времен», «Я дорожу любым мгновеньем», «Ода искусствам» и многих стихотворений, опубликованных на русском, английском и украинском языках.
