Стул не скрипит, и белое окно
закрыто занавеской от простуды.
В стакане не вода и не вино, –
он пуст, и таковы его причуды.
В углу иссиня-белый изразец
печи с обыкновенным дымоходом.
Ей двести лет. Она – весь мой венец,
служивший мне задуманным исходом.
На море чайки, на дворе волна
последствий от прошедшего не всуе,
в газетах записная пелена,
и два пятна на неказистом стуле.
Пойду сдам книги по простой цене
на пункт приёма умственной посуды,
и пусть никто не вспомнит обо мне, –
и слухи замолчат, и пересуды.
