Хожу за греческий посад,
за итальянское предместье,
за прусский каменный форштадт,
за всё, что там случилось вместе
с жестоким, добрым и любым,
которое уже случалось
где был любим и не любим,
знавал и ужасы, и радость.
Голубизна в чужом краю –
не радуга в своём завете.
И воду, и не воду пью
при ночника неярком свете
от двух отвергнутых начал.
Вокруг всё пусто и постыло.
Не я об этом написал,
и не со мной всё это было.
