Барселона, июнь, 2022
льдинки дрейфуют в пурпурной влаге
апельсинное солнце долькой над ними
город дробится ритмами: четыре четверти, семь восьмых
разбрасывает камни и тут же их собирает
тащит по узеньким улочкам по мостовым – calle, carrer
шоколад божественно горек и горяч
и песок горяч скрипуч нежен
и цветок огромен важен влажен
этот город уносит меня от всего и от всех
от криков – бей
от команды – огонь
от того что мой алфавит корёжится
было: вот – же, теперь стало: ви – зет
этот город уносит меня от меня
от боли в сердце
от страха смерти
чего же бояться если даже триумфальная арка не от войны
город делает сальто, оборачивается шарадой
барсино, лоно барса, бархатное лоно
и можно выжить
и можно выжать апельсин в стакан
и глотать сладкую кровь сангрии
***
Мой дед Давид погиб в сорок втором.
Он был сапёром – адова работа.
Могилы нет, не сохранился дом.
Погиб, отвоевав чуть больше года.
Жена и дочь остались, бог помог.
Хотя Давид не уповал на бога.
Он защищал от запада восток –
тогда не приходила смерть с востока.
А бабка умерла не так давно,
прожив почти сто лет. И дозу яда
хранила у себя: а вдруг войной
опять всё рухнет. Чтобы Сталинграда
не видеть больше. Бабка медсестрой
работала тогда. В её кошмарах
навечно поселились кровь и гной,
тела убитых, молодых и старых.
Я вижу бабку иногда во сне,
мы разговариваем с ней, чуть слышно.
А наяву – есть фото на стене,
военный орден, орденская книжка.
На фото выцветшем, как сквозь туман,
дед с бабушкой – живые, молодые.
Тарутино, Петровка, Аккерман –
вот это были их места родные.
По тем краям сегодня град ракет,
как в сорок первом, как же всё похоже.
Я рада, что не видит это дед.
Что бабки нет в живых, я рада тоже.
13.03.2022
***
в нашем маленьком городе шум страх
и не знают люди куда бежать
появился дикий какой-то маньяк
и никак не могут его поймать
и всегда чёрный на нём котелок
и конечно же чёрное пальто
и из тех до кого он добраться смог
от него не спасся ещё никто
и когда кровь на его ноже
ещё тепла и ещё горит
он с безумной улыбкою – до ушей –
одно и то же всегда говорит
говорит про убитого – он был жив
говорит про убитую – что жила
говорит – господи как хороши
как хороши твои дела
и сейчас я иду средь бела дня
а навстречу – чёрный призрак из снов
ты не сможешь приятель убить меня
потому что я очень давно мёртв
***
От станции А и до станции В
идёт по страницам учебника поезд.
Зачем-то положено мне и тебе
считать расстоянье, а может быть, скорость.
Мелькают болота, леса, города,
поля и дороги, столбы, полустанки.
Навстречу другие летят поезда,
ползут, громыхая, привычные танки.
Во встречных вагонах, что видны едва,
там тоже считают и метры и мили -
от станции В и до станции А -
считают, поскольку их тоже учили.
На белых страницах чернеют слова,
сливаются буквы в длиннющие строчки.
Считают, вздыхая, и ослик Иа,
и Ёжик, споткнувшись о новые кочки.
И лишь неспособный к учёбе балбес
бормочет - чего ещё ждать от балбеса -
про А и про В, что сидят на трубе.
И тупо глядит на железные рельсы.
14.5.2022
Кладбище в Хайфе
Кладбище находится высоко: на горе Кармель.
Каменные ворота, еле заметный ветер, сухой воздух.
По краям аллеи – чешуйчатые стволы пальм и зелень кипарисовых стрел.
Надгробия – терракотово-красные, мраморно-чёрные, белые как мел.
Надписи на разных языках. Некоторые: "В память погибших на фронте...",
"В память погибших во время Холокоста..."
На могилах женщин – кроме имён – выбита менора: велено светить.
На могилах мужчин – кроме имён – выбит маген давид: велено защищать.
Фотографий почти нет. Памятники простые: они не плачут и не кричат.
Глаза слезятся, потому что солнце ослепительно светит.
Жара сумасшедшая. Я отхожу в тень, чтобы немного остыть.
Мимо идут посетители – один, другой, третий.
Кто-то из них говорит: "...в этом городе даже кладбище с видом на море."
Пальма перебирает пальцами над моей головой.
Я наклоняюсь лицом к кипарисовой хвое.
У мёртвых нет больше ничего. Но есть – ветер.
***
Молиться Богу –
это совсем не бессмысленно.
Просто ответ приходит
через очень долгое время.
Потому что твое сообщение
тоже поступает к нему
через большой промежуток времени,
потому что от Бога отделяет
огромное расстояние.
К тому же Бог часто отвлекается,
потому что очень любит играть
своими разноцветными игрушками.
Убежище
Убежище это успело меня изучить.
Конечно, успело, ведь я здесь давно обитаю.
Поэтому вечером свет подаётся из лампы,
а утром к принятию света готово окно.
Узор занавесок подскажет любую мечту,
а если захочется плакать, на то и подушка.
Рядами построились разноязыкие книги:
бессменная стража моя охраняет меня.
Когда на экране пугающий триллер идёт,
то комната эта подыгрывать действию рада:
шевелятся длинные тени, скрипит половица
и капает тихо и жутко из крана вода.
Однако сегодня мне выпал особенный день,
и вместе со мной напружинилось это пространство.
Оно выгоняет меня, ведь оно понимает -
пора мне в дорогу, в большой беспорядочный мир.
Сто лет войны – баллада
Аркебузы, мечи, походная грязь – тяжела доля солдат.
Ни покоя ни крова, и смерть по пятам, сто лет длится война.
Вся-то радость у нас: вечерний костёр да похлёбка погорячей,
да вечерняя песня или рассказ, чтобы стало чуть веселей.
И однажды, когда разгорелся костёр, а на небе горел закат,
незнакомец какой-то к нам подошёл – колченогий смешной горбун.
Он присел у костра, попросил поесть, и мы накормили его.
А потом спросили, кто он такой и куда же он держит путь.
И ответил уродец : "Я был шутом у герцога при дворе.
Я диковинок дивных много видал, но чудеснее всех одна:
молодая инфанта, герцога дочь, улыбалась мне одному
и смеялась, а прочих гнала прочь. Ах, любовь у меня была..."
Будто гром прогремел вокруг костра – это мы хохотали над ним,
до того уж потешен он был, когда прижимал к сердцу ладонь.
Мы держались от смеха за животы, ну а он опустил глаза
и сказал тихонько: "А всё же была, а всё же была любовь".
Мы не стали гнать его от себя, а позволили с нами идти.
По дорогам он ковыляя шел и старался всегда помочь.
Он забавен был, небылицы плёл, ну а если подтрунивал кто –
как, мол, та милашка, что так мила – говорил, что любовь была.
Аркебузы, мечи, походная грязь – тяжела доля солдат.
Заболел наш бедный горбун и слёг, мы лечили его как могли.
У него был жар, он в бреду шептал, повторял опять и опять
про инфанту – ту, что как день светла, про любовь, что всё же была.
Мы его схоронили в лесу под холмом – по пятам смерть, по пятам.
Постояли и дальше пошли вперёд: сто лет длится война.
Отошли мы, наверное, сто шагов и вдруг обернулись назад.
Обернулись все, будто кто-то велел, велел обернуться нам.
Над холмом, где мы схоронили его, разливался свет золотой,
и сияли два облака, как два огромных белых крыла.
И запела птица вдали, и нет прекраснее песни той.
Потому что была у него любовь, потому что любовь была.
Лёгкое дыхание
Катерине Дегтярёвой
Откуда-то с небес или земли,
святой молитвой и объятьем грешным,
не дожидаясь, чтобы нарекли
красивым именем: заморским, здешним,
повелевая, входит в дом дитя.
А может, просто мы пришли с прогулки.
И вот минуты и часы летят:
кормленье, сон, знакомые фигурки
пластмассовых и плюшевых зверей,
и тикает будильник еле слышно.
И прилетают сны семи морей –
ребёнок спит и очень тихо дышит.
Я поправляю одеяльца край
и локон, растрепавшийся с гулянья.
Сияй, моя вселенная, сияй!
Не прерывайся, лёгкое дыханье.
ПЕРЕВОДЫ
Влад Молодид
Танго в Буче (перевод с украинского)
Я видел танго в разрушенной Буче,
в том страшном апреле – без света, без смеха,
когда вечера холодны и тягучи,
и рвутся снаряды, и слышно их эхо.
Я видел, он к ней подошел и молвил:
«Я паску привез, а что ещё надо?»
В ответ не сказала она ни слова –
не надо ей хлеба средь этого ада.
И он повторял, что поможет чем может:
возьми одеяла, вот чай из малины.
Она лишь пожала плечами: ну кто же
вернётся сюда, чтобы жить на руинах?
Она улыбнулась: "Смотри, на обломках
тут бегают две одичавшие кошки.
Я грею их ночью, и в этих потёмках
я с ними сама согреваюсь немножко..."
"Ну как мне рассеять твои печали?
Как мне разорвать этот сумрак колючий?.."
"Станцуй со мной танго под Bella Ciao,
станцуем здесь, в обесточенной Буче!"
Йегуда Амихай (1924–2000) - израильский поэт и переводчик, участник Второй мировой войны и Войны за независимость.
Я хочу мира сейчас (перевод с иврита)
Пусть будет мир и покой, говорю я, живущий.
Я хочу мира сейчас, пока я жив.
Был один святой – он хотел ножку золотого стула в раю.
Я не хочу так. Мне нужен простой деревянный стул здесь.
Обычный четырёхногий стул. Хочу мира прямо сейчас.
Вся моя жизнь прошла в войнах, внешних и внутренних:
были войны лицом к лицу, и всегда это было моё лицо,
лицо возлюбленного и лицо врага.
Древние орудия войны: палка, камень, сломанный топор,
слова, сточенный нож, любовь и ненависть.
Новые орудия войны: пулемёт, ракета, слова,
разрывная бомба, любовь и ненависть.
Я не хочу, чтобы сбылось пророчество моих родителей,
они говорили, что жизнь это война.
Я хочу мира душой и телом. Мира – сейчас.
Хана Сенеш (1921-1944) - венгерская и еврейская поэтесса, сионистка, партизанка Второй мировой войны, национальная героиня Израиля.
Дорога в Кейсарию (перевод с иврита)
Мой бог мой бог
пусть не исчезнут с земли
песок и море
шелест волны
молния в небе
молитва людей вдали
В дороге
Голос позвал меня, и я пошла.
Шла, потому что голос звал.
Ведь кто не идёт, тот упал.
А на перепутье
я затыкала уши снежной белизной
и плакала обо всех потерях.
Обо всём, что уже не со мной.
Благословенна спичка
Благословенна спичка – сгорает, зажигая огонь.
Благословен огонь - горит невидимо, в сердце.
Благословенно сердце - знает, когда остановиться.
Благословенна спичка – сгорает, зажигая огонь.
Карл Сэндберг (1878–1967) – американский поэт, историк, романист и фольклорист, трижды лауреат Пулитцеровской премии.
Прочь с моей земли (перевод с английского)
– Вон убирайся! Прочь с моей земли!
– Она твоя?
– Моя!
– А по какому праву?
– Моя – по праву моего отца.
– А как отец твой завладел землёю?
– Отец наследовал её от деда.
– А дед?
– От прадеда. А тот – завоевал. Добыл в бою.
– Ну что ж – и я добуду. Я отвоюю землю у тебя.
Джон Маккрей (1872–1918) - канадский поэт, врач, художник, участник Первой Мировой Войны. Его знаменитое стиховорение о маках, цветущих в полях Фландрии, написано под впечатлением гибели его друга во Фландрском сражении. Это стихотворение читают 11 ноября, в день памяти погибших. Иногда этот день называют Днём Маков, потому что символ этого дня – алый мак, приколотый на грудь.
Во Фландрии, в полях (перевод с английского)
Во Фландрии, в полях цветут,
пылают маки там и тут
среди крестов, и это мы,
и тишина среди войны,
и птицы в облаках поют,
а мы мертвы. Ещё вчера
мы жили, верили ветрам,
любили, а теперь лежим
Во Фландрии, в полях.
Теперь пришла твоя пора
принять упавшее ружьё
из наших рук. Ты будешь жить.
Ты знамя подними своё.
Пылают маки. Верен будь.
А нам вовеки не уснуть
Во Фландрии, в полях.
Пилигримы
По каменистым тропам, в дождь и зной
мы шли, стараясь в памяти спасти
всё то, что похоронено давно.
И мы искали новые пути,
лишь тени оставляя позади, –
так выглядела жизнь.
И мы тащили ношу на плечах,
шагали, под собой не чуя ног,
протягивали руку тем, кто чах.
Мы исходили тысячи дорог,
и падали, и поднимались в срок –
так выглядела жизнь.
Но вот однажды в сумеречный час
мы шли по засыпающей земле,
и луч заката, прежде чем погас,
вдруг ярко осветил в вечерней мгле
могилы те же, среди тех полей –
так выглядела смерть.
Сильвия Плат (1932—1963) - американская поэтесса и писательница, Пулитцеровская премия присуждена посмертно.
Сонет ко Времени
Нефрит движенья, яшма остановки,
часы с камнями тикают пока,
и вагонетка смерти далека,
и темноту умеем прятать ловко
в неоновом и пластиковом свете.
Но в трубах города, где ад и рай,
я слышу: воет одинокий ветер,
рыдает в уши мне. Ну что ж, рыдай!
Языческая девочка с корзиной,
вода живая, королевский плащ,
дракон волшебный и неуязвимый, -
по ним твой древний неутешный плач.
И Время, возводя железный мост,
глотает молоко далёких звёзд.
Вита Штивельман – Торонто, Канада. Поэтесса, переводчик, эссеист, основатель и руководитель Et Cetera – клуба физиков и лириков. Родилась в Черновцах, выросла в Казани, с 1990 жила в Израиле, с 1999 живёт в Канаде. Окончила Казанский университет и Израильский Технион. Автор двух книг и фильма «Три вопроса», член союза русскоязычных писателей Израиля, обладатель диплома им. Шолом Алейхема, основатель и ведущая популярных радио-программ «Разговор о стихах», «Закон звезды и формула цветка». Публиковалась в журналах и альманахах Канады, Израиля, США, Украины, России, Европы. Награды: От Кнессета Израиля за вклад в еврейскую культуру; От муниципалитета Торонто за вклад в культурную жизнь города; От Canadian Ethnic Media Association за литературно-этнический проект In Flanders Fields. Этот проект также номинирован на премию генерал-губернатора Канады.
