СВЕЧА
Горит фонарь под окнами в ночи*,
и мечутся деревьев злые тени,
фонарь – он пережил сто поколений, –
за окнами при пламени свечи
рождались, и любили, и старели,
и ждали не вернувшихся с войны,
здесь пели под балконом менестрели,
здесь в вороно́к сажали без вины
и увозили в ночь без объяснений
и без надежды, чаще – в никуда,
а после – дни и месяцы сомнений
и весточка: Карлаг, Караганда…
Деревья, их увянувшие листья,
под фонарём белесое пятно,
свой взгляд стремлю привычно к окнам ввысь я;
им, листьям, свет ли, темень – всё равно,
в одном окне на фоне прочих окон
я вижу свет, мерцающий в ночи,
как свет надежды. Скуден и далёк он,
за тем окном неровный свет свечи…
*) Строка из стихотворения Иосифа Бродского «На титульном листе» (1962).
СЕННАЯ ПЛОЩАДЬ
Ах, милый август, сколько раз
ты приходил, июль сменяя,
и площадь – помнится, Сенная –
шумела. Как всегда, в тот час
последний солнца луч угас,
и грянул ливень. Мать честная!
Природа молвила: «Грустна я…»
Дождь лил, пока воды запас
весь не иссяк в небесных хлябях.
До белых мух в осенних зябях
земля ту влагу сохранит.
А на Сенной до самой стужи
трамваи рассекают лужи,
и грусть осенняя саднит.
* * *
Памятник на бульваре имени Гоголя,
Представьте, лишился шнобеля
И стоит спокойненько. Посередь лица – носик,
Прямо не Гоголь, а так себе – мопсик.
А в остальном – ничего, ладный такой мужчина,
Только шнобеля нет, – и вроде отпала причина
Воспевать Хмельницкого, резавшего инородцев,
Или Тараса Бульбу и прочих гнусных уродцев.
И даже Нос, что гулял по Невскому без хозяина,
Жил бы себе спокойненько, словно Авель без Каина.
И не жёг бы Гоголь в беспамятстве «Мёртвые души»,
И все были б довольны по самые уши, –
Кабы не было жуткого шнобеля
У безумного Гоголя.
***
Когда бреду по улицам пустым,
где не сыскать ни пеших и ни конных,
где рвётся к небу строй громад бетонных,
а в небе тают облака, – как дым,
как сон, как зов из дальнего далёка,
как стёршиеся в памяти черты
увядшей где-то в прошлом красоты, –
во мне опять звучат по воле рока
внезапно возрождённые слова, –
как магия, как чудо волшебства,
и кажутся пустяшными хворобы,
и как когда-то в давние года,
вокруг меня прохожих череда,
но в их глазах не видно прежней злобы…
***
По проспекту под горку вниз –
От вокзала и до Онего,
Снова осень, и вечер сиз,
И пока далеко до снега.
По проспекту троллейбус мчит,
Обдавая прохожих грязью,
Те, коверкая алфавит,
Что-то родственное ненастью
Вслед ворчат, проклиная власть,
И погоду, и бездорожье, –
И бредут, наругавшись всласть,
Помянув всуе матерь божью.
Этот город мне стал чужим –
Переулки, сады, Заре́чье,
Всё мы прошлое ворошим,
Эту память – по-человечьи –
Не утешить и не унять,
Будоражат воспоминанья
О друзьях, что тебе под стать,
Тех, с которыми гулкой ранью*
Расставался, не пряча слёз.
Слёзы высохли, боль забылась,
Скоро память скуёт мороз…
Где ты, детство, скажи на милость?
*) Аллюзия на стихотворение «Не жалею,
не зову, не плачу…» (1922) Сергея Есенина (1895 – 1925).
АРБАТСКИЕ ПЕРЕУЛКИ
Я не был мальчиком с Арбатского двора,
Но часто приезжал на Сивцев Вражек
И уносил оттуда по утрам
Портфель, набитый ворохом бумажек.
Промаявшись в столичной кутерьме,
Бумажки растолкав по кабинетам –
Холодный взгляд холодных глаз… Во тьме
Вечерней – то зимой, то летом
Я шёл туда, где можно не спеша
Бродить из переулка в переулок
И думать: "Жизнь, конечно, хороша,
Но часто лучше – после пары рюмок…"
Калошин, Плотников… Стоят особнячки
В тени многоэтажных новостроек.
Бредут по переулкам старички,
Чей дух ещё не сломлен, но нестоек…
А мимо мчат шикарные авто,
И членовоз шуршит в Кривоарбатском,
И топает, закутавшись в пальто,
За кем-то вслед знаток искусства в штатском…
Лет двадцать не бывал я в тех местах,
Мне не к кому идти на Сивцев Вражек,
Но знаю: кружит ветер во дворах
Обрывки важных некогда бумажек.
***
Барабана голос низкий
Отбивает такт,
В "шайбе", где торгуют "Плиской",
Слышен громкий мат.
Неспеша проходим мимо,
За руки держась, –
Я любим, и ты любима
В этот поздний час.
Плачет флейта, словно манит,
И труба рвёт медь, –
В городском саду играет
Духовой оркестр*.
*) Слова из песни «В городском саду» (1947) композитора Матвея Блантера (1903 – 1990) на стихи Алексея Фатьянова (1919 – 1959).
В ЛАВРУШИНСКОМ
Алле Шараповой
В подземном переходе пахнет сдобами,
Чеченец вежливый в немыслимом наряде
Нам место уступил – присели оба мы,
И голова кружится так некстати,
И кажется, что вновь в Лаврушинском герань
Все так же рвется за оконный переплет,
И на подходах к Третьяковке чья-то брань
Несется вслед авто – за поворот.
А у Саврасова – грачи, и небо стылое,
И снег в подталинах, и грусть, и безнадежность…
А счастье – есть ли ты? И было ли?
А, может, ни к чему такая сложность?
А, может, просто побродить по переулочкам
С особнячками, наспех обновленными
И тихо радоваться свежим сдобным булочкам,
Что продают у домика с колоннами…
В УЕЗДНОМ ТИХОМ ГОРОДКЕ
Здесь можно жить, забыв про календарь*,
не ведая числа и дня недели,
и, если вдруг все листья облетели,
предположить, что наступил сентябрь.
Когда-то в позапрошлых временах
приравнивал я осень лишь к ненастью,
и, каркая, вороны на столбах
предвидели грядущие несчастья:
порвавшийся на всём бегу шнурок,
соседка взяла за руку другого,
невыученный вовремя урок
премерзкий флюс от зуба коренного.
Давно я эти беды перемог:
и волосы, и зубы поредели,
с соседкой напрочь кончен диалог
и сплю я лишь с женой в своей постели.
Зато в уездном скромном городке
мне всё, как прежде, дорого и мило:
лодчонка с рыбаками на реке,
некрашеные старые перила
и ветхое скрипучее крыльцо
у булочной в районе, где мы жили, –
бежал сюда, накинув пальтецо, –
с тех пор его пока не обновили.
Раскачивает ветром фонари,
всё та же осень, и всё те же лужи,
и те же на деревьях снегири
всё так же ожидают зимней стужи.
Я мог бы жить в уездном городке,
забыв про календарь и про газеты,
с утра на рынок бегать налегке,
носить себе домашние штиблеты,
в охотку есть селёдочку с лучком,
по осени – картошечку с грибами,
на завтрак – миску каши с молоком,
вставал бы на рассвете с петухами, –
я мог бы жить так, но не довелось,
и я о том, представьте, не печалюсь –
быть может, этим я и отличаюсь
от очень многих тех, кому пришлось…
*) Строка из стихотворения Иосифа Бродского «Осенний вечер в скромном городке…» (1972).
***
Вдоль по Малой Дмитровке
Пешочком до Тверской,
Как еврей в Касриловке,
Плетусь, – и дождь с тоской
Вслед за мною тащится –
Как ему не лень! –
Каплица за каплицей
Сеять целый день.
Вдоль по переулочку –
Палая листва…
Выйти на прогулочку
И слагать слова,
Пахнущие осенью,
Жухлою травой –
Не стихом, не прозою…
Чей ты, братец? – Свой!
Свой, как листья палые,
Как осенний сплин,
Как глаза усталые,
Журавлиный клин,
Что летит к Кинерету…
Свой? – Как знать! Как знать…
Слов бессвязных лепету
Мне уже не внять.
Время быстротечное –
Полно вековать,
Вечное-беспечное
Не воротишь вспять…
***
Вечереет, мне пора
В Малое Галошево,
Не попал туда с утра, а потом пошла мура –
Ничего хорошего.
Лужи, слякоть, толкотня,
С неба сыплет крошево.
Всё какая-то фигня, хоть бы до скончанья дня –
В Малое Галошево.
Я, конечно, принял чуть,
Сто – не надо большего,
И теперь мутит – прям, жуть. Нет, не одолеть мне путь
В Малое Галошево.
Ни пешком, ни на бровях,
А в такси – недёшево.
Здесь останусь ночевать, а назавтра – хоть в санях
В Малое Галошево.
ГОРОД ДАЛЬНИЙ
В дыму, во мгле синеет город дальний*.
Я был там, но всего лишь раз – пред тем,
как покидали навсегда Россию…
Я помню этот город на Днепре:
Крещатик и Владимирскую горку,
лотки с солёными каштанами, толпу,
плакаты с непривычным «НЕЗАЛЕЖНІСТЬ» …
Ещё запомнился огромный зал,
в котором слушали «поющего раввина»,
известнейшего Шломо Карлебаха,
объехавшего с песнями весь мир.
Зал был битком. Евреи, украинцы
и русские, – тогда все были вместе
и дружно хлопали хасиду Карлебаху…
Минуло больше трёх десятилетий
с тех пор, как мы покинули тот край,
разъехались – кто в Штаты, кто в Израиль,
но многие друзья остались там,
живут в России или в Украине,
и бывшие друзья теперь враги –
не все, но многие, и это страшно.
Да, это страшно, потому что власть
не может, не должна влиять на дружбу,
не должен сумасшедший недоумок
в своей убогости упорно сеять рознь,
неверие, и страх, и лизоблюдство.
Россия, в эти дни я не с тобой,
но с городом, где был всего однажды, –
синеющим во мгле, в дымах и взрывах…
*) Строка из сонета «Весенний ветер мартовского утра…» (1915) Валентина Катаева (1897 – 1986).
ГОРОД ДЕТСТВА
Город детства в дальнем краю, где
крики птиц по утрам гулки, –
он не ближе к Полярной звезде,
чем местные переулки.
Давно имени моего нет
в твоей телефонной книге*,
прошло без малого тридцать лет,
не сыскать ни одной улики
того, что на проспекте вождя,
забытого в центре Круглой
площади, мокрого от дождя, –
я жил, занимался наукой
или чем-то науке сродни,
растил детей, читал книги –
короче, много разной фигни
делал, но в кармане фиги,
поверьте, никогда не держал,
бил морду антисемитам.
Город, тобой я жил и дышал –
воздухом полузабытым,
я легко окунался в толпу
полузнакомых прохожих,
знал, когда обойти шантрапу,
знал адреса всех мест отхожих…
Мой город, я тебя не забыл,
твои улицы и проспекты
буду помнить, пока хватит сил,
пока дружу с интеллектом.
*) Аллюзия на стихотворение Иосифа
Бродского «К Урании» (1981).
ЛИСТОПАД
Занавешу окно
Первобытным туманом –
И за этим экраном
Осень, словно в кино:
То, как песня, нежна,
То порою несносна,
То насупится грозно,
То всплакнёт, как жена.
Ощутив холодок,
Предвещающий стужу,
Поднатужусь и сдюжу, –
Мне бы только чуток,
Хоть немного, чуть-чуть
Поднебесной лазури,
Чтоб хмельным стать до дури
И познать твою суть,
Уходящий октябрь,
Замереть от смятенья,
Видя бледные тени
Грозных абракадабр.
А вокруг невпопад
Перестук мелких капель
С мягким шорохом грабель –
Листопад, листопад…
***
На бледном небе умирает день* –
Безропотно и даже равнодушно;
Порядку заведённому послушна,
С небес спадает призрачная тень –
Не та, что наводилась на плетень,
Но та, что поимённо и подушно
Окрасит серым пахнущих сивушно,
Бормочущих хмельную дребедень,
Всё время вспоминая чью-то мать,
А трезвые идут к себе в кровать,
А может, не к себе, но кто считает…
И умер день, и наступила ночь,
И воду в ступе нечего толочь,
Когда восток зарёю полыхает…
*) Заключительная строка из «Сонета» (1894) Зинаиды Гиппиус (1869 – 1945).
ПАНТОМИМА
За моим окном – пантомима,
Пальмы гнутся и машут кронами,
Хлещет ливень и льётся тоннами –
Это буря несётся мимо,
Не слышна, но, конечно, зрима:
Ветродуй играет с шифонами,
И мадам, сверкнув панталонами,
Видит, как она уязвима…
Заоконные пантомимы,
И прохожие, словно мимы,
И играющий с ними ветер –
Эти сцены беззвучной схватки
Со стихией нежны и кратки,
Как улыбка в дождливый вечер.
САМОКАТ
Вдруг неожиданно, так некстати
Взорвалось в памяти,
Как тот безногий на "самокате"
Просил у паперти.
На нём тельняшка и что-то ниже
Не первой свежести,
И я страшусь подойти поближе –
Видать, попервости.
Сидел он молча, пред ним пилотка
Для подаяний;
Глоток пивка, табаку щепотка –
Предел мечтаний.
Таких на Зареке, у кладби́ща
Немало было,
Но в одночасье безногих нищих
Как будто смыло.
Не удалось повстречать мне больше
Того солдата,
И только память с годами горше
Саднит, ребята…
СНОВА В БОТАНИЧЕСКОМ САДУ
Сергею Зику
Этим жарким июльским днём
Мы опять бродили по саду,
Металлическую ограду
Повалило, трухлявым пнём
Стал когда-то зелёный ясень.
Впрочем, я не о том… Прекрасен
Сад в полуденный этот час,
Пруд совсем затянуло ряской,
Будто кто-то зелёной краской
Брызнул поверху (как-то раз
Я уже говорил об этом) …
Сад всё тот же, и этим летом
Тропки вьются, плетя узор –
Я его разгадать не в силах…
Кровь быстрее струится в жилах,
Запустенья немой укор
Принимая, не цепенею
И винить никого не смею…
В тишину погрузился сад,
Лишь пичуга прольётся трелью –
То ли к грусти, то ли к веселью…
Нет всё так же пути назад,
Я брожу по этому саду
Вот уже час четвёртый кряду…
ЧУЖОЙ ГОРОД
Безлюдье одиноких улиц*,
пустых и гулких площадей, –
я помню вас с младых ногтей,
я обходил вас не сутулясь,
не то что ныне: стал седей,
брожу в обход озябших лужиц,
здесь нет ни встречных, ни попутчиц,
и город с каждым днём пустей…
Когда-то было, что ни шаг,
дружок, знакомый – не чужак,
теперь иные речи, взгляды,
и тех, с кем было по пути,
увы, сегодня не найти,
я – не такой, здесь мне не рады.
*) Начальная строка одноименного стихотворения (2005) Евгения Рейна (р. 1935).
Марк Полыковский. Поэт, переводчик. Окончил физико-математический факультет Петрозаводского университета, затем – институт патентоведения в Москве. Заведовал патентным отделом в Карельском филиале Академии наук. В 1991 году репатриировался в Израиль. Живёт в городе Ашдоде. В 2009 году - сборник стихов «Ашдодский дневник». Всего - более 10 сборников стихов и переводов с английского. Печатается в журналах Израиля и за границей. Был литературным редактором издававшегося в Ашдоде журнала «Начало».
