* * *
Пусть ни тот, ни этот не будет убит,
Пусть ни тот, ни этот не будет призван –
Сохранить бы всех в янтаре молитв,
Не в рубиновом камне тризны.
Где бы мне, как бруснику, найти слова,
Где бы сон увидеть – чтоб всем приснился:
Отойди-ка, смерть, загреби сперва
Своих благодетелей и кормильцев,
А того и этого обойди –
Добровольца, контрактника, дезертира.
Вот бы все фигурки убрать из тира,
Вот бы спрятать их на груди –
И того, и другого – кого едва
Не задел снаряд – своего, чужого.
Знать бы слово – кислое, как крыжовник,
Как черемуха, терпкое, и айва.
* * *
Гробов не будет. Наших детей сожгут
В походной печке, а дым развеют
Над украинским полем, и чёрный жгут
Сольётся с дымом пожара – вон там, левее.
Вместо тела вежливый капитан,
Позвонив в квартиру, доставит пепел
В аккуратном пакете и молча положит там,
Под фотографией, где залихватский дембель
Перерос в контракт. Расстегнув портфель,
Вынет бумагу и, дёрнув шеей,
Будто что-то мешает, усядется, как на мель,
На табурет: подпишите неразглашенье.
Она подпишет. И он поспешит назад
Мимо телека с Басковым недопетым
И двухъярусной койкой, где младший брат,
Девятиклассник, с него не спускает взгляд,
Свесившись – будто ждет своего пакета.
* * *
Россию отменят. Вместе с Пушкиным и Толстым.
Когда рассеется дым
Над Украиной,
Мы окажемся на руинах
Царства. Будем дышать с трудом,
И разбитый роддом
В Мариуполе – будут платочком Фриды
Подносить нам каждое утро в бравурном ритме –
Под наше мычание или стон.
А Россию отменят. С Пастернаком и Чеховым,
С Мойдодыром, Щелкунчиком – в самом деле, зачем о них
Вспоминать на обломках больниц и школ.
На границе вырастет частокол
С черепами горящими,
А железные ящеры,
Поурчав напоследок, сгниют
У нас в изголовьи.
Мы же будем тут
Толковать привычно про мир и труд
И писать вам письма – из ада с любовью.
Но они не дойдут.
* * *
Мы тоже беженцы, мы тоже отщепенцы –
Душа заводит жалостные песни,
Как приблатнённый нищий в электричке –
Мы тоже… Не позорься, истеричка,
Сама подумай – ну, какие твои беды,
Не у тебя же – ни воды, ни света,
Снаряд над головой не у тебя же
Дугой светящейся – рванёт или промажет.
Тебя не убивали, не пытали,
Всё остальное, знаешь ли, детали.
Ты не стояла за гуманитаркой,
Твой дом покинутый – но с фонарём и аркой,
Стекло и то не вылетело даже,
И хлопья снежные над ним – как пух лебяжий.
Какие горести твои, какие дыры,
Ты не в подвале спишь? – Вот и заткнись, проныра.
* * *
На губах замирает почти что
Мир, не назван, как имя твоё.
Синий мячик гоняют мальчишки,
На балконе пестреет бельё,
Неширокой гороховой лентой
Под мостами продета Кура,
И зима, как холодное лето, –
Всё-то кажется – это игра.
Не игра – это там, где ночами
Лысый тополь дрожит на ветру,
Снег живёт без меня и скучает,
Долго ходит один по двору,
В незавешенное окошко
Смотрит искоса – где мой сын.
Моет чашку, тарелку, ложку,
Долго ходит по кухне один.
* * *
Ущелий вытертые коврики,
Балконов лёгкие корзинки,
А мы с тобой сидим на облаке,
На пышном облаке грузинском,
Как будто нет ни слёз, ни опыта
Разлуки, бегства и позора,
Как будто ничего не отнято
И не растоптано, и скоро
Мы встретимся, как прежде, запросто,
Расчистим пухлый снег на даче,
Как будто нам дадут состариться
В тепле и умереть, не пряча
В туман – ни мёртвых под обломками,
Ни телевизионной вышки.
Не спрыгивай пока что с облака –
Грузинский полдень. Передышка.
ТБИЛИССКИЙ СНЕГ
Смотри-ка, Петербург пришел в Тбилиси –
По-заячьи, по-беличьи, по-лисьи
И обнял изумленный виноград,
Брусчатку, потрясённые платаны,
Чугун балконный, в косы заплетенный,
Цветочный рынок, переулок тёмный,
И столб, и кипарис, и всё подряд.
В Тбилиси ведь нельзя не обниматься.
Снег понимает это, белой мастью
Пятная двор и каменную маску
Над синей дверью. Что́ у нас ненастье,
То здесь веселье – Бога не гневи.
Он шёл сюда от площади Восстанья,
С Литейного, Конюшенной, Расстанной,
Мир помечая белыми крестами,
И вот – повис воздушными мостами
От каменного спуска у Невы
До спрятавшейся в облаке Мтацминды.
Он обнял ветхий домик незаметный
И крепость, и овраг с травой примятой,
Окошко с лавашами на углу,
Шелковицу над церковкою древней,
Забор, упавший, как у нас в деревне,
Лоток с прозрачным мёдом и вареньем,
Цветущую в воротах мушмулу.
Не то чтобы здесь снега не бывало,
Но всё же он – с оттенком карнавала,
Вот похромает, полетает вяло,
Сконфуженно покружится – и вдруг
К лицу Тбилиси зеркальце подносит,
Шепнёт – Шота, а отзовётся – Осип,
Вот-вот колонн несжатые колосья
Рассыплются – растает Петербург.
* * *
Под утро ляжем и проспим до двух,
Во сне и то нагоревавшись вдоволь.
Зима в Тбилиси мягкая, как пух,
Сквозная, как пирамидальный тополь,
И сквозь неё дорога не видна
С бредущею фигуркою – не я ли?
И пахнет подступившая весна,
Как высохший в саду пододеяльник.
Согреем хлеб – и захрустят края,
Нарежем сыр. Гора пригладит шёрстку.
Что, постарела девочка твоя? –
Подумаю – и звёздочка зажжётся.
Как непроизнесённое люблю,
Погаснет на губах зима в Тбилиси,
И тайный снег слетит на мушмулу
Цветущую – и до утра продлится.
* * *
А в дымке с утра ничего не видно,
Ни серой горы, ни реки, ни города,
А солнце закатится за Мтацминду –
И сразу холодно.
Лоза кругами бежит, повторами,
Свисают чёрные гроздья грузные
Над головою моей, которую
Спасает Грузия
От поругания, поношения.
Изгнанники – всё равно что умерли,
И вот, лицо моё, руки, шею
Стирают сумерки.
Мы здесь с тобою не целовались,
Не просыпались, не ждали поезда,
И ты, смеясь, не летал, как Фауст –
Вот мне и боязно –
Метаться тенью чужой, коротенькой,
Неузнаваемой – только видишь
С горы – как в воду уходит родины
Кровавый Китеж.
Лоза, вокруг кирпича и мрамора
Змеёю вейся, мой век испытывай –
Когда закатится голова моя
Под куст ракитовый.
* * *
Россия сбрасывает кожу –
Никиту, Леночку, Серёжу,
Матвея – на хрустящий наст,
На красный лист – Кирилла, Петю
И Машеньку – через столетье
Россия сбрасывает нас,
Как тех, струившихся из Крыма
Седой волной, клоками дыма,
Ещё играют желваки,
Ещё как будто не окончен
Последний бой, и стаи гончих
Несутся по пятам, легки.
У нас опять землетрясенье –
Чтобы не лечь в сырую землю,
Летят рассеянные семьи,
И я, крутясь, лечу со всеми –
Ненужное, пустое семя –
Полив слезами Верхний Ларс.
Россия сбрасывает кожу –
Максима, Сонечку, Алёшу –
И в небе зажигает Марс,
И в спину мне, мурлыча “Мурку”,
Шипит – проваливай, дочурка,
Поблёскивает новой шкуркой
Коричневой – святая Русь.
Отдёргиваю руку – ниже
Травы, воды бегущей тише –
Обнять, прижаться б – ненавижу
И снова в ужасе тянусь.
Татьяна Вольтская – поэт, эссеист, автор 17 сборников стихов - "Стрела" (СПб,1994) , "Тень" (СПБ, 1998), "Цикада" (СПб, 2002), “Cicada” (London, Bloodaxe, 2006), “Trostdroppar”, (Стокгольм, 2009), “Письмо Татьяны” (“Геликон Плюс”, 2011), “Из варяг в греки” (“Геликон Плюс”, 2012), “Угол Невского и Крещатика” (Киев, “Радуга”, 2015), Избранное (СПб, “Геликон Плюс”, 2015), “В легком огне” (Издательские решения, Ridero, 2017), “Крылатый санитар” (“Воймега”, 2019) и книги стихов и прозы “Почти не болит” (ЛИМБУС ПРЕСС, 2019), “Дальше пешком” (М., “Стеклограф”, 2021), “Спящий не спит” (Киев, “Друкарский двор”), “Стой со мною” (Санкт-Петербург, “Пальмира”, 2022), “Совесть моя украинка” (Киев, “Радуга”, 2022), “Дезертиры империи” (“Сефер”, 2023).
В 1990-е годы выступала как критик и публицист, вместе с Владимиром Аллоем и Самуилом Лурье была соредактором петербургского литературного журнала “Постскриптум”. Стихи переводились на английский, немецкий, французский, шведский, голландский, финский, итальянский, сербский, литовский, украинский, болгарский, греческий, венгерский, японский языки, а также на иврит. Лауреат Пушкинской стипендии (Германия, 1999), премии журнала “Звезда” (2002), Всероссийского конкурса “Заблудившийся трамвай” (2019) и других премий, дипломант премии “Московский счет” (2022). Участница международного поэтического фестиваля в Роттердаме, Платоновского фестиваля, фестивалей “Петербургские мосты”, “Киевские лавры”, Международного Хлебниковского фестиваля “Ладомир”, поэтических фестивалей в Афинах, Нью-Йорке и др. Печатается в литературных журналах "Звезда", "Новый мир", “Знамя”, "Дружба народов", "Интерпоэзия", "Этажи", “Новый берег”, “Крещатик”, “ШО”, “PROSODIA”, “ФОРМАСЛОВ”, “Лиterraтура” и др. Работает журналистом радио “Свобода/Свободная Европа”. Татьяна Вольтская родилась и всю жизнь прожила в Петербурге, но теперь ярлык “иностранного агента” не позволяет ей жить и работать в России. В апреле 2022 года она вынужденно перебралась в Грузию. Свое нынешнее положение воспринимает как изгнание.
