Кто нам они и кто для них мы? Мое поколение 70-х (прошлого, страшно признаться, тысячелетия) видело Запад в розовом до черноты цвете, путаясь между снисхождением и идолопоклонством (да, Скифы мы), чувствами не столь уж полярными. Мы искренне сочувствовали бедным западноевропейцам, имевшим несчастье родиться в мире потребительства, безработицы, всеобщего равнодушия, разврата, наркотиков, упадка культуры, в мире желтого дьявола одним словом. При все при том на каждого капиталистического сантехника, волею судеб оказавшегося на некоторое время в СССР, мы взирали по меньшей мере как на Дельфийскому Оракула, робко интересуясь у взмокшего от странных русских вопросов бедняги, любит ли он опус 116 Брамса и как оценивает «Пасху и Тотем» Джексона Поллока.
Переехав на Запад, мы полагали, что наш крест - осчастливить этих зажравшихся духовно нищих, оплодотворить их великой русской культурой, от Г.Державина до Е.Петросяна. В 80-х, уже в Швейцарии и во Франции, я тоже пролил кровь и пот за правое дело – пытался было цивилизовывать своих новых европейских приятелей. Будучи приглашен в гости, вместо швейцарского шоколада или бутылки Бургундского, я тащил им Бабеля и Булгакова в переводе на французский. Хозяева, в большинстве своем «образованщики», крутили томики в руках, бурно благодарили, но на последующие мои вопросы об этих шедеврах мычали что-то невразумительное, и больше в гости не приглашали. Единственное что сходило с рук, это диски русской классической музыки в отечественном же исполнении.
«Тьмы низких истин нам дорожe / Hас возвышающий обман». Чего там жеманиться - обжившись на Западе, мы быстро осознавали, что:
a) насчет наших Пенат там бытуют оригинальные мнения типа «В России живут одни Новые Русcкие, которые разъезжают на Мерседесах, черпая из бочки черную икру и запивая шампанским Veuve Cliquot», и
б) что практически ни о ком из наших отечественных идолов там не слышали – ни о Высоцком, ни о Жванецком, ни даже о Кобзоне. Исключение составляют танцовщики и музыканты. Мало кто даже среди лиц с университетским образованием читал Гоголя, Булгакова или Трифонова. Никого кроме Толстоевского да Чехова (причем исключительно драматурга) они не знают и знать не хотят. «Мастером и Маргаритой» восхищаться отказываются и под пыткой.
Набоков, это еще туда сюда – про Лолиту слышали многие : для мира он автор одной книжки, или скорее фильма, ну этого, про любовь с малолеткой. Пастернак? Ну как же, блокбастер с Омаром Шарифом...
Возьмем такую родную всем русским Францию. Из наших классиков здесь наиболее «распиарен» Тургенев, да и то чаще по ассоциации с Полиной Виардо. Были и есть, разумеется, «русские» французские авторы Анри Труайа, Андрей Макин с его «Русским завещанием», Джозеф Кессель и конечно Ромен Гари (Роман Кацев), единственный в истории дважды лауреат Гонкуровской премии, получивший ее в 1956 г. под своим именем, а в 1975 г. уже укрывшись за псевдонимом Эмиль Аджар (иначе просто не дали бы). Но ведь эти замечательные литераторы, пусть в чем-то и продукты русской культуры, жили во Франции, писали на французском и для французов. Если же затрагивали «русские темы», то чаще всего выдавали именно то, что западному читателю хотелось услышать, по принципу «Вам хочется песен? Их есть у меня». Эдуард Лимонов, тот всегда «писал против ветра». Но хотя он много издавался во Франции и был одно время баловнем Парижской богемы, влияние его текстов, будь они трижды замечательны, не шло ни в какое сравнение с интересом, вызванным его лубочно-авантюрной биографией Limonov, сделанной Эммануэлем Каррером (хорошим писателем и по случайности сыном знаменитого французского специалиста по истории России мадам Элен Каррер-д'Анкос, постоянным Секретарем знаменитой Académie Française), книги, стяжавшей во Франции заслуженно большой успех.
А вот чтобы русский чужак-медведь подтолкнул местных жителей глянуть по-новому на их житье-бытье, задуматься и может даже измениться, как это было с нами самими по прочтении записок Маркиза де Кюстина «Россия в 1839 году»... Ильф и Петров пытались пробить на Западе сатирический сценарий о тамошней жизни - осечка. Эренбурга за «Падение Парижа» вытолкнули из Франции. Того же Лимонова за статью, критикующую отношение Америки к русским эмигрантам, вышибли из Нью-йоркского «Нового Русского Слова». Даже Солженицыну это не удалось – после его публичных проповедей о морально гибнущем Западе ему вежливо, но твердо намекнули сменить тему и проповедовать лучше о России. Это удел не только России - Хемингуэевский «По ком звонит колокол» покорил весь мир, но не испанцев – для них это наивное мнение американца об ИХ гражданской войне.
Исключение, пожалуй, составляет Набоков, которому в «Лолите» удалось открыть миру иную Америку - Страну-Незнакомку в темной вуали, схваченной шелками и туманами дорог, мотелей, городков и бензозаправок.
Не так давно возник новый феномен «на заданную тему», достойный даже нашего просвещенного внимания: Gary Shteyngart (Игорь Штейнгарт), один из самых превозносимых критикой и в тоже время продаваемых и читаемых (вещи несовместные?) современных американских авторов. Пишущий на английском, но с нарочитым постсовковым привкусом. Читая его «Super Sad True Love Story» (Granta Books 2010) чувствуешь, как джентельменски сухопарая англо-саксонская проза наполняется запахами и духом русской романтической и сатирической литературы, и в результате былая, современная и будущая Америка начинает видеться в слегка ином свете.
Мысль Штейнгарта не позволяет перескакивать абзацы, и в то же время задремать над текстом не дает его юмор. В общем, читая остаешься в постоянном напряжении (чего современный читатель, может, вовсе и не ищет).
«Сегодня я принял важное решение – я буду бессмертен» – так начинается это повествование. Автор не пугается смерти, не прячется от нее за шкафом, за родителями, за суетой сует наконец, а искренне ею интересуется и пытается вступить в диалог. Не пугается по личной причине - по собственному признанию, он с детства страдал сильной астмой, в Союзе тогда неизлечимой, и ждал смерти при каждом новом приступе, когда семья в панике выглядывала в окна машину Скорой.
39-летний старомодный тюфяк Ленни (Леонид) Абрамов, сын русских еврейских иммигрантов - может быть последний любитель книг в завтрашней Америке, погрязшей в долгах у Китая и стоящей на пороге мега бунта - служит в корпорации по продаже бессмертия сверхбогатым клиентам. Ленни влюбляется в красавицу дочь корейских иммигрантов Юнис Парк, значительно его моложе - жесткую, нежную, ультрасовременную и старомодно добросердечную – ту самую Половинку, которую ищут все, а находят... «Я думаю, что Юнис позволит мне обрести бессмертие», – признается Ленни.
Иронически-сентиментальное описание любви между детьми иммигрантов, русским евреем Леонидом и кореянкой Юнис, письма иммигрантов-родителей их детям, сознательно или нет, но свернувших с колеи, намеченной семейным кланом, столкновение и притирание двух миров (Запад есть Запад, Восток есть Восток) – все это вышибает слезу, уверенно, как в хорошем старом индийском фильме. Кстати, подобный феномен еврейско-азиатских семей уже довольно част в американских университетских городках.
Передать зрителям свою эмоцию – одна из самых трудных задач художника. И это Гари Штейнгарту удается. Подобное испытываешь, читая Лимоновское «Укрощение тигра в Париже», где сорняк любви пробуривает асфальт провокационного цинизма, а в дальнейшем просто размывает грань между ними.
Сатирический план книги Штейнгарта впечатляет. Попробуйте расшифровать язык текстовых сообщений современной манхэттенской молодежи, выражения типа JBF, FAC и PhD! В мире людей, сросшихся с их ÄPPÄRÄTs, людей, раздутых как от водянки информацией, лишенных книг и идеалов и стоящих на пороге уничтожения, Ленни пытается убедить Юнис в том, что ценности есть, что жить стоит и жизнь прекрасна. Говоря об этой книге, критики проводят параллель с Орвелловским 1984, но может быть, Гари Штейнгарт видит дальше других и потому, что стоит на плечах таких отечественных гигантов, как Замятин и Стругацкие, опять же Западу, к сожалению, практически неизвестных.
Хочется верить, что «Super Sad True Love Story» вольет в американскую литературу свежую русскую кровь, а повезет и изменит ее генетику. Что книга эта подтолкнет Запад взглянуть на Россию не со снисхождением и страхом, а с уважением и интересом, подтолкнет читать и других русских авторов кроме Толстоевского. Это настоящая Большая русско-американская Книга, грустная, смешная многослойная – ее можно начать с любого места и потом тянет перечитывать еще и еще. Чего Вам и советую.
Женева
