Стерва
Всё началось с любовных романов. Одинокая пенсионерка Любовь Ивановна, прочитав очередной из них, отложила в сторону книгу, откинула голову на спинку кресла и задумалась: «Нет, надо срочно менять жизнь! Я ещё не старуха, а женщина в полном соку! Хватит сидеть дома и читать о том, как любят друг друга!»
Она встала с кресла, подошла к зеркалу, покрутилась: «Нет, я определённо себя недооцениваю! Какие бёдра! Какие ножки! Ну, немного целюлитные… и вены кое-где выступают… так это не беда: завтра куплю себе модные чулочки! А какой бюст! Любо дорого показать! Любой мужчина приклеится и утонет – мёдом мазать не надо! Правда, повис уже… так это тоже не беда: на такой случай специальные бюстгальтеры есть! А волосы? Волосы не очень… седоватые, редковатые. И это не повод буксовать! Сегодня из любой замухрышки королеву красоты слепят! Завтра же пойду в салон красоты! А потом?.. А потом и решу, что потом!»
– Вы, бабушка, к кому? – удивилась девушка-визажист, увидев Любовь Ивановну в очереди.
– Как, к кому? К вам! Из такой вот бабушки как я, королеву красоты слепить требуется!
Посетители салона переглянулись между собой, улыбнулись. Улыбнулась и девушка:
– Хватит ли пенсии у будущей королевы?
Маникюр, педикюр, маска на лицо, выщипывание бровей, макияж, покраска волос, объёмная причёска с волшебным шампунем – и много чего ещё – всё это терпеливо вынесла Любовь Ивановна! Красота требует жертв и, конечно, пожертвований!
После салона она не забыла заглянуть в бутик, где ей сделали модный прикид.
Когда Любовь Ивановна поднималась по лестнице своего многоквартирного дома, навстречу попалась подруга соседка. Та окинула её взглядом и… прошла мимо.
– Валя, ты чего не здороваешься?..
– А вы кто?.. Ой, господи, не узнала! Неужели это ты, Люба? Что с тобой случилось?
Разговорились.
– Нет, Любочка, этого мало! Я давно тебя знаю – ты добрая и простодушная женщина. А такие мужчин мало интересуют. Им нужны стервы!
– Стервы?..
– Именно! Вот своего бывшего вспоминаю: сколько лет кормила, поила, одевала, согревала любовью, даже, представь, носочки ему штопала, а он?.. Всё равно убежал к какой-то стерве!
– Что же делать-то, Валечка?
– Я думаю, надо к семейному психологу сходить. Он уж точно подскажет, как стать ей.
– Ой, только бы пенсии хватило…
– Рассказывайте, – мужчина-психолог приготовился слушать. – Какая у вас проблема?
– Я добрая и простодушная женщина.
– Гм…
– Да, да – это и есть моя проблема!
– Чем же я могу помочь?
– Мне сказали, что вам известно, как стать стервой. Хочу, чтобы мужчины обратили на меня внимание!
– Стервой?.. – психолог призадумался: его жена сбежала недавно к другому. – Ну, это несложно…
Он встал с кресла, заходил по кабинету и, размахивая руками, громко заговорил:
– Стерва – всегда говорит одно, а делает другое! Богом клянётся, что любит, а сама тут же строит глазки кому-то ещё! А потом и домой не приходит, и телефон отключает! Деньги тратит направо-налево, не считает их, думает, что они валяются на дороге, что муж по пути домой просто подбирает их и слаживает в карман!
Сжав кулаки, он стал ходить быстрее, и уже по кругу.
– Стерва – это исчадие ада! Уйти к таксисту! Не понимаю… не понимаю логики! Я – образованный человек, наизусть вызубрил всего Фрейда и Карнеги, от корки до корки прочитал Юнга, даже осилил доктора Спока! Но я не-по-ни-ма-ю, почему таксист Махмуд! За что? За что, господи?
Слушая его эмоциональную речь, Любовь Ивановна осторожно встала и попятилась к выходу. Уже стоя в дверях, она искренно посоветовала:
– Ой, мне кажется, вам надо сходить к психологу…
А дома решила: «Ладно, буду действовать сама!»
– Дайте, пожалуйста, один билетик на поздний сеанс, – попросила она кассира кинотеатра. – Только обязательно на последний ряд!
– Там же одна любовь процветает! Спокойно посмотреть фильм не дадут!
– А разве взрослые люди ходят в кинотеатр смотреть фильмы?
Пока в зале был свет, Любовь Ивановна надеялась, что вот-вот появиться он – пожилой, высокий, статный мужчина (так как он непременно полковник в отставке), сядет рядом и начнёт с ней знакомство. Но свет вскоре погас, и вокруг осталась только одна молодёжь – с пивом, попкорном, сигаретами… некоторые потом достали шприцы… Когда начались охи, вздохи, звуки поцелуев, Любовь Ивановна грустно вздохнула и вышла.
На следующий день, сняв со сберкнижки заначку, она стояла у барной стойки в кафе под названием «Встреча», с пояснением «кому за 30». Поглядывая в задымлённый полумрак зала, она удивлялась: «Неправильная подпись! Вернее было бы: кому за двадцать!» Но её мысли прервал мужской голос с восточным акцентом:
– Ай, ай, какой красивый женщин! И совсем одын!
Это был низкорослый, темнокожий мужичок; таких во множестве она видела на стройках.
– Отдыхаем? – улыбался он, обнажая зубы, половина из которых были стальные.
– По полной! – отрезала она современным сленгом нарочно.
– Ай, какой находка! Давай вместе отдыхать будем! Я давно мечталь о такой женщин! Как тебя звать?
– Стерва!
– Ха-ха! А меня Закир, – он хитро подмигнул. – Сколько стоит стерва на час? У меня сегодня быль получка, гуляю! Вот, гляди.
Он достал мятые банкноты, стал перебирать их и, вытащив одну, протянул ей.
– За час – сто рублей дам! Пойдём ко мне в вагончик! Я так хочум, хочум… а?
– Эх, ты, мачо! – засмеялась Любовь Ивановна. – Гуляй, Вася!
– Двести рублей, а?.. Триста!.. Пятьсот! – он покраснел. – Стерва ты! Была бы женой мне, задушиль бы, как свою восьмую!
Любовь Ивановна опять с испорченным настроением пришла домой. Чтобы немного успокоиться, она взяла свежую газету и стала читать. На последней странице, в рубрике «Знакомства», её очень заинтересовало одно объявление: «Одинокий пожилой мужчина, полковник в отставке, желает познакомиться», – и ниже номер телефона.
– Алло! – решилась Любовь Ивановна. – А вы настоящий полковник?
– Так точно! Самый что ни на есть!
– А где мы встретимся?
– Давайте около моего дома?
Дом его оказался недалеко, в соседнем квартале. На следующий вечер, волнуясь как девица, она спешила на свидание.
– Это седьмой дом? – спросила она у грузного, лысого старика, который сидел на скамейке у подъезда.
– Седьмой. А вы… вы не Любовь Ивановна?
Она вздрогнула. Нет! Не ожидала Любовь Ивановна в «настоящем полковнике» увидеть такого неприглядного старикашку, с тростью в руке!
– Нет, нет! – вырвалось у неё несознательно; но всё же, не зная зачем, она присела на краешек скамейки. – Идти далеко, устала, отдохну чуток.
Долго молчали. «Это только в книгах бывают мачо и любовь неземная, – подумала она, – а в жизни…»
– Который час? – спросил «полковник», – у меня есть часы, но зрение плохое, не вижу, а очки не взял с собой…
– Десять минут восьмого, – ответила она и вздохнула: «К тому же ещё и слепой! Как бы он меня разглядел и оценил?»
– Жаль, – он тоже вздохнул, – вот, договорился встретиться с женщиной, а она не пришла…
– Вы о женщинах не забываете?..
– А как же! – встрепенулся он. – Я, можно сказать, Дон Жуан ещё тот! Не смотрите на мой вид и возраст!
Любовь Ивановна рассмеялась от души. Вот чудак-человек – на трость опирается, а думает о любви! Но тут же поймала на мысли себя: «А сама-то! Начиталась романов, вздумалось в девичник поиграть!»
– А кем вы раньше работали? – поинтересовалась.
– Не работал, а служил всю жизнь.
– Извиняюсь за любопытство, в звании каком?
– Службу закончил полковником.
«Мда… а теперь и лейтенантика от него не осталось!»
– …много чего повидал, многое довелось пройти, – продолжал он, – только рассказывать теперь некому… Внук обещал прийти сегодня, и не пришёл. А мне нужно было…
Тут он замолчал. А Любовь Ивановна, ещё раз посмотрев на него разочарованным взглядом, поднялась со скамейки.
– Ну, надо идти. Всего вам хорошего!
– Подождите! – сказал он вдруг. – Подождите. А можно ли вас попросить?
Сделав пару шагов, она остановилась.
– Можно...
– Не могли бы вы сходить до аптеки? Здесь рядом, за углом. Хотел внука попросить, но…
– Схожу, конечно.
Он достал из кармана деньги и рецепт.
– Вот, пожалуйста. Если нет Эналаприла, то можно спросить Андипал.
«Мда, о таких знакомствах в книгах не напишут!» – улыбаясь, думала Любовь Ивановна, а в сердце нахлынула тоска – щемящая, непонятная.
– Спасибо вам большое! Выручили, – поблагодарил он, когда она вернулась. – Какая вы добрая и хорошая женщина!
И, сделав паузу, неожиданно добавил:
– А приходите завтра, в такое же время. Я надену очки!
– Не обещаю… – ответила она, а про себя рассердилась: «Я не добрая и не хорошая – он просто не знает, какая я стерва!»
На другой день, ближе к вечеру, у Любви Ивановны появилось странное беспокойство. «Неужели это из-за вчерашнего приглашения полковника? – вспомнила она. – Ой, даже не знаю, что и делать. Какой жалкий старикашка, ну чем он может мне понравиться? Разве что сходить и спросить, какая нужна помощь? Вдруг внучок опять не придёт?»
Поразмышляв – идти или не идти – в итоге она оделась и отправилась на встречу. «Мать Тереза выискалась!» – над собой по пути смеялась.
Но когда на скамейке, вместо вчерашнего дряхлого старика, она увидела пожилого мужчину в очках и в кителе, который украшали по три больших звезды на погонах, разноцветные планки медалей и орденов на груди, она чуть не ахнула!
– Здравствуйте! – сказала она робко, и чуть было не выдав как солдат «Разрешите сесть?» – присела на край скамейки.
– Здравствуйте! Я очень рад, что вы вернулись!
– Вам вчера больше стоило радоваться, когда я вернулась: деньги-то незнакомой женщине давали!
– А вы оказывается юмористка! – он рассмеялся, разглядывая её сквозь толстые линзы.
Любовь Иванова закинула ногу на ногу, подчёркивая свои модные чулочки в цветных узорах.
– Разрешите представиться – меня зовут Пётр Петрович, а вас как?
«Стерва? – размышляла она, – Нет, нет, это не годится. Назвать своё имя и отчество? Но я же вчера сказала – нет! Некрасивая ситуация! Ой, как же выкрутиться теперь?» – и ответила так:
– Меня просто – Люба.
– Значит, Любовь...
– Ага, выходит так...
– Значит, выйдет… и Ивановна?..
– Ага, выйдет и Ивановна!
Пётр Петрович рассмеялся первый, потом и она не удержалась.
– Конспирация, понимаю! Как мне это знакомо! – он оперся на трость, чуть задумался. – Довелось в разведке служить.
– Оно и видно: как быстро меня на Ивановну-то вывели!
Опять рассмеялись; атмосфера разговора стала непринуждённой. Пётр Петрович много рассказывал о своей личной жизни: о том, что из родственников у него осталась только взрослая замужняя дочь, которая навещает иногда, о школьнике внуке, который приходит помогать «по мелочам». Любовь Ивановна тоже начала увлечённо рассказывать о себе.
Так, незаметно, вечер и затянулся; на дворе стемнело, зажглись фонари. Но потом, будто спохватившись, она прервала рассказ, вспомнила, что она стерва! И, без стеснения и участия, стала любопытствовать о наградах. Пётр Петрович события решил не торопить; как бывший военный тактик и стратег, ответил так:
– Давайте, Люба, о каждой из них, я подробно расскажу завтра? Хочу пригласить вас к себе домой, посмотрите, как я живу. Особо хвастаться нечем, но романтический вечер обещаю.
«Хитёр! – улыбаясь, думала Любовь Ивановна, когда уже возвращалась домой. – Настоящий полковник!»
Однокомнатная квартира Петра Петровича действительно не являлась предметом хвастовства: простенькие, выцветшие обои на стенах, старая, купленная ещё в советское время, мебель; из более новых вещей имелся лишь холодильник да плоский телевизор. Однако стены во многих местах были закрыты фотографиями в рамках и картинами на военную тематику. Почти на всех снимках Любовь Ивановна узнала самого хозяина, ещё молодого офицера. В шкафах и тумбочках всё было заставлено кубками, вымпелами, сувенирами, грамотами – атрибутами его прошлой, видимо бурной жизни.
После выпитого бокала сухого вина, он стал рассказывать обо всех этих – как про себя назвала Любовь Ивановна – «артефактах». Но, не дослушав, она вспомнила свой вопрос:
– Пётр Петрович, вы о наградах обещали рассказать.
– Люба, а нельзя ли нам на ты?
– Ну, когда расскажете, тогда и посмотрим! – улыбаясь, стервозничала она.
Он достал из шкафа парадный китель с наградами, сел на диван рядом с ней, и начал рассказ:
– Это было давно, ещё в начале семидесятых. Да, да, и в то время было много горячих точек и горячих стран. В одной из них мне довелось побывать. Мы помогали осваивать нашу технику, обучали многим военным премудростям, порой и сами попадали в мясорубку. Жарко было в прямом и переносном смысле. Однажды...
После нескольких минут повествования, Любовь Ивановна уже оставила свои мысли, и слушала жадно, как прилежный ученик, представляя эти захватывающие описания как только может представить женское воображение, далёкое от военной темы. Что-то было таинственное и завораживающее в этих малоизвестных словах и выражениях: «сапёры», «фугас», «система заграждений», «перекрёстный огонь», «акаэшки», «детонатор», «вертушки» и тд.
А полковник, рассказывая, как будто преображался: теперь это был не дряхлый, хлипкий старик, а волевой, жёсткий и сильный человек. Его внутренняя сила, казалось ей, вырывалась наружу и охватывала её целиком. Боясь потерять стервозность, Любовь Ивановна в такой момент опять спохватывалась, и, чтобы отвести эту силу, перебивала:
– А вот эта награда за что?
И Пётр Иванович начинал всё сначала, уже другую историю. Но снова тени этой силы сгущались над ней. Чего она боялась? Может быть, не хотелось выглядеть доброй и простодушной бабой, которую вот так просто можно заболтать? Ох уж этот опыт пожилой женщины! А может... она боялась не понравиться? Всё может быть.
Закончив очередную историю, которую она впервые выслушала до конца, Пётр Петрович вкрадчиво спросил:
– Ну, так как же, Люба, мы переходим на ты?
Любовь Ивановна заглянула глубоко ему в глаза и, словно смахнув с себя пелену, наконец ответила:
– Переходим.
Пётр Петрович взял её руку, приблизил к своим губам и поцеловал.
– Ты даже не представляешь, Люба, сколько лет я думал о том, что когда-нибудь вот так, рядом со мною, будет сидеть женщина, которую я долго ждал!
– А ты, Пётр, не представляешь, какую историю готова поведать тебе я: о том, как теперь нашла свою главную награду, как всё началось с книжек, как старалась быть какой-то стервой, но – это я поняла сейчас – лучше быть самой собою. Только эту историю, подробно, расскажу тебе завтра.
– Согласен. Думаю, таких историй нам ещё много предстоит рассказать друг другу.
И в следующий вечер в окне Петра Петровича долго не угасал свет – дольше, чем у всех остальных. Свет всё горел и горел, хотя во дворе давно было темно, и холодный мрак уже опустился на дремлющий город; но этот свет не мог погаснуть – он, словно маячок, освещал и согревал ещё одну новую встречу, ещё один новый роман в огромном океане одиноких сердец.
Золотая рыбка
Недавно я ходил на рыбалку, сети ставил. А когда стал проверять, то глазам своим не поверил – золотая рыбка попалась! Взял на зуб – 999 проба! Сердечко ухнуло, на лбу пот выступил. «Ну, – думаю, – нет! домой не понесу! Там целых две старухи (это про жену и тёщу). Лучше в скупку сдам, денег мешок отвалят!»
А рыбка вдруг человечьим голосом: «Ты чего, мужик, дурак? Я тебе больше пригожусь. Загадывай три желания!» Тут я подробнее вспомнил сказку (кстати, кто-то из наших написал). Вспомнилось разбитое корыто в конце. «Не-е, – думаю, – меня не проведёшь! Унесу-ка я тебя на дачу, в бочке плавать будешь. Потому что у меня не три желания, а тридцать три!»
Принёс её, выпустил в бочку, и решил проверить. «Водки бутылку! – заказываю. – И огурчиков солёных на закуску!»
Не успел сказать, как в одной руке пол-литровую держу, а в другой банку с огурцами. Присел за столик, налил, выпил. В голове хорошо так стало, мысли разные поползли. Домой идти уже расхотелось – да и вообще, какого чёрта я там забыл? Здесь теперь жить буду!
Утром на дачу приехала жена с тёщей. Меня они нашли в траве, в костюме Супермена, но поднимать не стали. С разинутыми ртами долго ходили по участку. Зашли в беседку.
– Ты посмотри, Валя, – охала тёща, – на столе осетры, в вёдрах икра чёрная!
– В туалете, в мусорном ведре, мятые доллары! – охала жена.
Потом они зашли в дом. Палками прогнали оттуда голых Анну Семенович и Анфису Чехову. Сходили в огород. Теща вскрикнула и перекрестилась.
– Откуда здесь бассейн с пивом и игровые автоматы?
– Господи! – ужаснулась жена, подойдя к парнику. – Огурцы растут сразу солёные!
– А это что?.. Вместо ранета сушёная вобла висит!
Походив ещё, они не выдержали, бросились ко мне. Стали бить по щекам, подняли за грудки.
– Сенечка! Откуда это всё?
– Оттуда… из бочки…
– Бредит! – заключила жена. – Вставай, рыбак хренов, домой поедем!
– Дурака нашли! – возражаю. – Опять ваши макароны жевать да щи хлебать?
Тёща вдруг задумчиво:
– А я бы тоже здесь осталась, пожила чуток…
Я вскочил как ужаленный. Добежал до бассейна, хлебнул пива, и сразу к бочке.
– Рыбка, умоляю, сделай так, чтобы я хоть недельку пожил один!
Обернулся я и вижу: жена взлетела над дачей и – полетела. Домой. Ну, думаю, пора и тёще на юг! Не тут-то было! Рыбкина сила поднять её, десятипудовую, не может! У тёщи в руках ещё два ведра с икрой. В бочке аж вода вспенилась! Наконец, тёща медленно оторвалась от земли. А осетра из зубов так и не выпустила!
Я облегчённо вздохнул. Только собрался зачерпнуть из бассейна кружкой, как с визгом вернулись Анна с Анфиской. Ко мне бегут, грудями трясут.
– Семёнушка ты наш, дорогой! – кричат. – Поехали к нам в Москву, в шоу-бизнес!
– Вы чего, – говорю, – сдурели? Я же делать ничего не умею!
Они хитро прищурились и в голос:
– Мы тебя припудрим, накрасим, будешь знаменитым геем!
Я чуть не упал, за сердце схватился. Потом за дубину. Долго они от меня улепётывали – до самой Москвы.
Вернулся я, отдышался, и опять к бассейну. Тут меня окликнул сосед по даче, Митрич.
– Ты чево это вытворяешь?
– Давай сюда, Митрич. Будет тебе сюрприз!
Митрич только удивлённо разевал рот, сказать ничего не мог.
– Ну, загадывай желание любое, – говорю. – Всё увидишь сам!
– Любое?..
– Любое!
Он подумал и намекнул:
– Виагра вот не помогает, а бабка меня достала, дура старая!
Я сходил до бочки.
Утром Митрич прибежал с выпученными глазами. Его штаны были - точно чехол на пушке.
– Ой-ё! Ой-ё! – причитал он. – Стыд-то какой! Кто бы мог подумать! Бабка уже к утру тройню принесла! Как близким в глаза смотреть? Что люди подумают? Ой-ё! Ой-ё!
На следующий день ко мне потянулся народ. Слухи разлетелись быстро.
– Семён, помоги! Жук усатый завёлся! Всю ботву у картошки, злодей, сожрал! – жаловался один дачник.
Я сходил до бочки – и жука как рукой сняло. К соседям уполз. Дачники меня поймут: уничтожить этого злодея даже золотая рыбка бессильна!
Через день пришёл другой дачник.
– Семён, накажи! – упал он в ноги. – Соседа накажи! Своими глазами вчера видел, как от него полчища жуков переползали ко мне! Организованной колонной, с песнями, с запевалой! Накажи, соседа подлеца!
Отказать я не мог.
На другой день притопал этот сосед-подлец. Я едва узнал его. Он почесал свой хобот копытом.
Я бросился к рыбке.
– Ты почему со мной не советуешься? – возмутился. – Сосед мой, Митрич, теперь штаны из-за одного препятствия ни снять, ни одеть не может! А сейчас ещё какой-то слоноконь притопал!
– Запрос свой грамотно формулируй, чайник, лузер!
«Ладно, – думаю, – сформулирую! Ишь, какая Яндекса выискалась!»
Очередной проситель был молчалив. Сел и стал просто размахивать руками. Я понял - глухонемой.
– Ты, – говорю ему, жестикулируя, – на себе покажи, че тебе надо-то. А я грамотно запрос сформулирую.
Он постучал себе в грудь, поднял палец, поковырял в носу, плюнул (я успел увернуться), три раза присел, оголил задницу, похлопал по ягодицам, достал палку колбасы из-за пазухи, переломил её через колено, и в конце показал кукиш.
Долго и грамотно я формулировал перед рыбкой запрос. Руками формулировал. Я размахивал ими, пока она не покраснела и не стала медной.
Когда утром я взглянул в окно, рот у меня открылся сам. Где-то недалеко у соседей появилась ветряная мельница. Лопасти жалобно скрипели. «Бедный глухонемой!» – понял я и накапал себе Корвалол.
Потом подумал: «А чего это я только для других стараюсь?»
– А ну, рыбонька, сделай-ка меня миллионером!
Не успели с неба упасть мешки с деньгами, как к воротам на чёрной машине подъехали братки. Пришлось делиться. Только отъехали – нагрянули с налоговой. Пришлось отстегнуть. Потом по очереди заглянули инспектора: пожарный, водный, лесной, земной, внеземной космический. СЭС пытались пролезть без очереди (они потом привили мою собаку от оспы, а меня от ящура и свинки). Даже цыгане пришли с вокзала, погадать!
К вечеру я остался без копейки.
– Сделай-ка мне лучше шикарный особняк!
В одну секунду вырос огромный дом, с колоннами, с мансардой, с маленькой табличкой на стене: «Мэйд ин Рублёвка».
Но тут меня словно током ударило. «Нет, нельзя мне особняк! Посадят! За незаконные доходы, за неуплату налогов! Спросят, откуда такие деньги у сантехника? А связей нет... Тюрьма!»
Испугался я – и бегом к рыбке.
– Ворачивай, золотая, скорее всё назад, как было!
Весь следующий день я был сам не свой. Даже не хотелось выходить из домика. Я боялся людей, которым наделал столько добра!
Но всё-таки решился сходить до бочки. Рыбка заговорила первой.
– У тебя осталось последнее желание, Семён.
Я вздохнул и присел в задумчивости. Достал из кармана телефон, инстинктивно сделал запрос денежного баланса.
– Эх, рыбка, дорогая, – сказал я, – и позвонить не на что... Забрось-ка мне денег, рублей двести.
– И это всё? – удивилась она.
– Всё.
Я отнес её к реке, отпустил, потом взял телефон. Во мне уже многое назрело.
– Дорогая, – звонил я жене, – прости меня! Ты не представляешь, как я устал! Но это время не прошло даром, я многое понял. Понял, что лучше твоих макарон и тёщиных щей – нет ничего на свете! Встречай, дорогая! Еду домой! Всё!
