Есть такая житейская мудрость, а, точнее, стереотип, о том, что нет ничего хуже, как ждать и догонять.
Подразумевается, что это мучительно и отчасти безнадёжно. И связано с потерей времени и сил.
Смею думать, что эта житейская мудрость не верна и бессмысленна. И вредна для употребления.
И вот почему.
Что это за деятельность такая - ждать и догонять? А ведь это точно деятельность: ждать и догонять – глаголы неопределённого времени. Действие во времени, у которого нет предела.
...
Можно ли правильно ждать и догонять, если выпало?
...
Сначала о «догонять».
Догоняем того, кто быстрее. И это включение в своё тело-сознание понятия скорости, ускорения.
Зачем и кому нужно ускорение?
Это необходимое условие полёта, отрыва от земли.
Это разбег перед полётом. Перед нами и не бежит никто, а только образ полёта. Вот его и надо догнать.
И ещё мы всегда вынуждены догонять учителя, который, несмотря на возраст (но не всегда, конечно, стар) быстрее ученика, потому что быстрее мыслит, а иногда и чувствует.
Нам необходимы знания и умения, которые мы не способны «схватить» в один момент, но, «переключая скорости», должны осваивать, то есть догонять.
Мы обречены всегда догонять мудрость, гениальные идеи, духовные откровения.
Умение догонять – умение дышать, владея скоростями, чувствовать «бегущую волну времени», испытывать предел своих качеств, в том числе и физических, и верно оценивать этот предел, то есть не рваться «на десять тыщ, как на пятьсот» - истинный талант.
Уметь догонять, значит, чувствовать пространство, знать устройство полёта. И это относительность результата. Потому что корень слова «догонять» – гон. А гон – это род одержимости, важное творческое качество. «Гон» важнее результата.
Но у догоняния есть и оборотная сторона.
Это, когда тебя нагоняют. И ты уже не один несёшься, бежишь или летишь. А тебя настигли. И это встреча. Встреча не в смысле перечения (поперёк, крестообразно), а встреча, после которой в твоей жизни начинается по-путчик, пара и друг.
Готовность к этому лежит в пространстве ожидания.
А что же значит ждать?
...сидеть у окна, томиться, не знать, чем себя занять, «ты мне вчера сказала, что позвонишь сегодня» или всё-таки что-то делать?
Правильное ожидание – род бодрствования, а не томление и сомнение.
Если не спишь, то и не пропустишь своего часа, своего мига «между прошлым и будущим», «который называется жизнь».
И чем ярче ожидание, тем больше движений нужно делать, вдыхать и выдыхать, понимая при этом, что ты, подобно птице строишь своим деятельным ожиданием гнездо для чуда.
Такое ожидание всегда даёт результат. Всегда приходит тот, кого мы ждём. И когда мы готовы к этому, то происходит судьба.
У слова «наде-жда» корень -жда, но надежда рождает надёжность для и с п о л н е н и я упования, соединяющего нас с Небом.
В старо-славянском языке слово «ожидаю» звучит как «чаю».
«чаю воскресения мертвых и жизни будущего века» сказано в христианском Символе веры.
Наши чаяния – это наши сверх-ожидания, в исполнении которых мы участвуем силой духа, поступками и чувствами, способностью в ы с т р о и т ь путь веры, в котором тебе и тому, что ты ждёшь, есть место.
А вот пример правильного ожидания.
Это евангельская притча о мудрых и неразумных девах, которые ждали самого главного события: встречи с небесным женихом. Пятеро из них взяли масло для светильников, а пятеро забыли. В ожидании они задремали, но в полночь, когда событие случилось и пришёл Тот, кого они ждали, зажечь светильники и встретить его смогли лишь пятеро мудрых. Они-то ждали не только верно, но и правильно. А неразумные понеслись на рынок за маслом. «Се Жених грядет в полунощи…», и никто не знает срока, а именно что это Рок и надо в себе растить бдение, а не сонливость.
Во время Великой Отечественной войны символом верности было стихотворение К.Симонова «Жди меня».
(...)
Жди меня и я вернусь,
Всем смертям назло.
Кто не ждал меня, тот пусть
Скажет: – Повезло. –
Не понять неждавшим им,
Как среди огня
Ожиданием своим
Ты спасла меня.
Как я выжил, будем знать
Только мы с тобой, –
Просто ты умела ждать,
Как никто другой.
Это абсолютное выражение в е р н о с т и. Никому и в голову тогда не пришло бы сказать, что хуже нет, как ждать. Ведь наде-ЖДА.
Для воинов, героев, первооткрывателей, землепроходцев, космонавтов, исследователей древних маршрутов, чужих стран и новых миров, всегда нужны те, кто умеет п р а в и л ь н о ждать.
Сила ожидания – сила веры и терпение надежды. Образ ожидания - возвращение к истокам: всегда примут, всегда поймут, всегда простят.
Такая встреча похожа на чувство родного языка, терпеливого к изменениям и вмещающего вечное. Но сама сладость про-из-несения слов, которые знакомы с детства - суть встречи двух попутчиков: путника и того, кто его ожидает.
Потому что ожидающий тоже в пути и не стоит на месте.
Просто он терпелив и видит из своего ожидания то, что не видит идущий, вечно догоняющий линию горизонта.
Ждущий видит, что за горизонтом и т а к догоняет идущего, чтобы встретиться с ним там и соединиться.
Ничего не бывает поздно для тех, кто умеет ждать.
Всему своё время и своё пространство.
О Русском характере и больной душе.
На эту тему существует богатая коллекция мыслей, что указывает, во-первых, на благодатную тему: а поговорить-сочинить?, во-вторых, на зыбкость границ этой темы, а, в-третьих, она «кормит» гуманитарный народец вопросом: дай ответ? Тема не даёт ответа. И не даст. Потому что звено цепи расскажет о части цепи, но не покажет способа соединения.
Характер – это норов и… нрав. Узел поведения человеческой природы, а, точнее, сама эта природа и есть.
Для примера. В воспоминаниях митрополита Вениамина (Федченкова) есть эпизод, названный «грибное послушание». В нём – молодой выпускник духовной академии не может смирить свой норов и идёт просить прощения к Владыке, на которого страшно обижен, но тот ни сном, ни духом не ведает обиды паренька. И отвечает ему: И ты меня прости. Я ПО ПРИРОДЕ ЧЕЛОВЕК ГОРДЫЙ.
Норов и «гордый» - это рядом. Это загородиться… Всякая гордость – «городить огород» однозначно.
Оборотная сторона этого «огорода» – нрав. Тут на крылечко выходит глагол «нравиться». Нравиться – невеститься, открыться…
Я тебе нравлюсь, то есть нрав мой тебе по нраву. Добрый нрав. Даже фамилия есть – Добронравов.
Но прижилось-то слово «характер». Оно и находится на стыке гордого норова и ласкового нрава.
Характер - слово греческое, а, значит, бытийственное и действенное.
И оно – лишь одна ступень в цепи судьбы.
Посеешь ПОСТУПОК — пожнёшь привычку, посеешь ПРИВЫЧКУ – пожнёшь ХАРАКТЕР, посеешь характер – пожнёшь СУДЬБУ...
То есть – ПОСТУПОК – это шаг. Шаг – от рождения. Что происходит от первых шагов ребенка? Привычка идти. Слушать. Видеть. Повторять. Запоминать. Сосредоточиваться. Уклад и семья.
ПРИВЫЧКА – навык, НАВЫКНОВЕНИЕ. Но всё равно это способность думать и трудиться (или, наоборот, для ленивых – а это привычка, факт!, а не потому что умнее всех).
Характер – преодоление.
Это жест «всё возможно», но силы этой самой «возможенности» надо воспитать, напитать и обустроить.
И характер – личностная огранка. Очень суровая. Строительство с «нуля» «под ключ». Но тут нет вариантов. Или так, или никак. Иногда выбор падает в «никак».
И вот возникает вопрос о содержании русского характера.
Что мы включаем в это, кроме всеотзывчивости, всепонимания, способности вместить невместимое и прочее, милое сердцу, привычное?
Смею утверждать, что содержание русского характера – это ДУША БОЛИТ.
Именно простонародное.
Прижать руку к груди:
- Чего ты?
- Душа болит.
О детях ли, о стране, о мире, о жизни…
Это ведь – забота.
Это «береги себя», то есть скрытое признание в любви.
Сюда относится т.н. печалование, но не от слова "печаль", а от слова "печаловаться", то есть заботиться, попекаться.
Сергий Радонежский - печальник Земли Русской, значит, Ангел-хранитель, защитник, любящий.
Только слышатся слёзы в слове "печальник". Может, потому в акафистах – специальных церковных чтениях рефреном звучит "радуйся" - много же слёз-то по всей русской земле.
Гасить надо.
Это - душа болит.
Есть ли такое в европейских странах - на глобальном национальном уровне - не знаю.
У каждого народа есть душа.
И болит она, да, но не на таких пространствах и не так долго, как наша.
И вот что стало: изболела душа нашего народа до душевнобольного недуга, до безумия.
А рядом с этим ядом: нет любви в стране. А и в ином доме нет, в семье, к пожилым и инвалидам, да и к детям...и к матушке-природе… Нет любви, нет и благодарности.
Обезлюблены мы напрочь.
А сердце без любви глупое, работать ему лень, жить в тягость.
И характер потому дрянной: всё-то не так! И эти – гады, и те – сволочи. И редко-редко: «Я – брат твой!».
А слышим?
В итоге – чем гасить слёзки?
Как дотерпеть, тупо озирая «эти нищие селенья», эту бесконечную российскую провинцию, по которой уже столько веков бредёт безумная кривая тётка Судьба и несёт в завязанном платочке пряник с панихидки: правителю и ребенку.
Прогулка по краю
Знаете ли вы уральскую предзимнюю ночь?
Нет, вы не знаете такой ночи!
Всмотритесь в нее…
Снег с дождем, все одинакового серого цвета, все сжалось от непредсказуемости погоды. Все не дышит. Все не обнимается. Все разъято на куски. Это называется м о з ж и т…
Это нечто совсем другое, чем когда б у с и т. Бусит – это затяжной дождь «годами и километрами». Днями, ночами… До исподнего достанет. Пока душа терпит.
Потом уже не терпит, а только трепещет.
Видите ли вы уральскую предзимнюю ночь, как вижу ее я?
Темные тени носятся по углам кварталов.
Каменные небеса придушили неосвещенные окраины…
А центр – ничего, помаленьку… Молодежь вышла на охоту за досугом. Все нынче дозволено. Стайками и стаями, юбочками и джинсами, кепочками и длинными волосами – они делают свое дело: оживляют и наполняют город энергиями тел.
А есть еще и другие персонажи. Бесплотные…
…На углу гостиницы, где останавливался Чехов по дороге на Сахалин, мелькнет его чахоточная тень, пройдет к вокзалу дух подвыпившего Мамина-Сибиряка, закроет ставни на собственном доме кто-то, кто был Бажовым…
Ходит-ходит по июльскому саду Ипатьевского дома последний царь, сейчас уж вечно ходит…И звонов не слышит, что колокола играют на Храме-его-крови…
...А в советском окне курят в открытую форточку поэты – ранешний Пилипенко («ой, рябина кудрявая, белые цветы…») и поздний Рыжий («где живы мы, в альбоме голубом, земная шваль: бандиты и поэты») - по петле им на роду написано.
В водонапорной башне задыхается от отека легких старик Б.У.Кашкин. Городской затейник, частушечник, философ Евгений Малахин - вот его имя, но отказался, стал К.А.Кашкиным, а потом уж и Б.У.Кашкиным; мог бы стать гордостью города, а поди ж ты – сломали его сарайчик – он и умер. Хорошо хоть трамвай именной бегает: Ну до чего же хорошо: И жизнь прожил, и жив ишо!
А кто-то ослеп от этих картин и готов бежать хоть под землю… Но пишет дивные полотна, рисует узоры и ткет образы…
И кто-то стал глухим и полюбил жесты больше, чем звуки. А продолжает тихо петь, и радуется всякому театру…
Иных уж нет, многие далече…
Слышите ли вы уральскую ночь, как слышу ее я?
Так слушайте!
Звуки металла о камень. Металла о металл. Колокольные звоны со всех сторон.
А покричать по-нашему? О, как мы умеем! Мы так орем, что нас везде узнают сразу. Это кто ж идет? – А эти. Вон как орут…
А уральский говор?
Вместо «ц» - «с», вместо «ч» - «щь», вместо «так» - «дак»
Дак всегда так. А эдак – всегда хорошо, знащить…
А курица – куриса, а царица – сариса… А яйца – яйса…
Вы скажете, что так не говорят сейчас, а только сглатывают окончания слов, как будто не хватает воздуха. Но так говорил мой отец, что важно.
А уж песни – то особые песни.
Никого-то в них не вернешь, не дождешься, которые-то подруги по парам, а я одна, а белая вищьня при этом вещьно «светёт», но еще и «нощь морозна-а, нощенькя яснозвездна-а»…
Послушайте…
Эти звезды над нами никто не зажигает, клянусь вам.
Они светили до нас, и будут светить после.
Эти площади, эти стены, мимо которых ходили люди в странной одежде и 200 и 300 лет назад – они останутся. Именно эти старинные особняки будут помнить что-то из прошлого, да не расскажут…
Эти деревья, конечно постареют.
Но зеленые островки скромной городской травы нас переживут – не беспокойтесь.
Странный уральский город, задуманный как завод, бывший заводом, а сейчас – торговый узел, ничей предел желаний. Родиться, выучиться, уехать или сбежать.
Н е в с п о м н и т ь.
«Слева кудри токаря, справа – кузнеца». Мастера. Ремесленники. Если повезет – золотодобытчики. Скудно везет.
Урал - опорный край державы, - сказал поэт.
Вот! Слова найдены!
Потому что – мы край. Край Европы и край Азии.
На нас еще можно опереться.
И мы имеем отношение к державе.
Мы – край, без которого нет центра…
Центр нуждается в краях, они стерегут его богатство.
А в особых случаях «подпитывают» разным: природными ресурсами, деньгами, людьми: президент страны, например, или большой ученый, артист, политик, наконец; олигарх, в крайнем случае… Это называется человеческий капитал.
Как ни крути, но рано или поздно нам приходится распознавать себя и эту землю. Обычно, это происходит в разлуке с ней, вдали от нее. Или поднявшись над ней на самолете…
Кто мы здесь – хозяева или работники?
Чем спасаемся, чем живы до сих пор… И как живы, главное.
…Любите ли вы уральскую предзимнюю ночь, как люблю ее я?
Странной верой, надеждой как последним, что остается, дружеским дружеством, видом с колокольни, когда с притяжением земным невозможно совладать, возвращением, чтобы не угасать свечой на ветру, не забывать, какое здесь высокое небо…
И вот вы любите, вы продолжаете это дело, эту вахту, это строительство, это бессонное моление и опознавание своего личного опыта, края и времени, в плену которого пришлось задержаться…
Вы любите эти места, они делают сильных людей более сильными, а слабых разрушают до основания. Вы называете эти точки – места силы.
И в предзимнюю ночь вам снится, что вы идете туда, где стоял дом вашего детства, вы наполняетесь воспоминанием, когда были беспечны и счастливы, были частью, соединенной со многими другими частями.
И вы знаете, что всегда достойны утра, приходящего на смену предзимней уральской ночи, которая всматривается в вас и ждет вашей любви.
Насильно мил будешь
Это про встречу.
...
Встречи бывают разные.
Иногда лицом к лицу, перекрёстковые. Иногда попутчиковые.
Есть даже шутка на эту тему: «Как жаль, что тот, кого ты хотел бы иметь своим попутчиком, идёт тебе навстречу».
«Первый встречный, если ты, проходя, захочешь заговорить со мною, почему бы тебе не заговорить со мною? Почему бы и мне не начать разговора с тобой?» сказал Уолт Уитмен.
Почему бы и мне не поверить мудрецу и не заговорить с незнакомым человеком?
Почему бы ему не откликнуться?
Возможно, и он помнит советскую песню «Оглянись, незнакомый прохожий», в которой есть такой припев: «Ничто на земле не проходит бесследно, и юность ушедшая тоже бессмертна...»
Да ведь незнакомый-то прохожий, может, не только человек, а мысль новая, язык неизученный, профессия неосвоенная, дело сложное.
Оглянись, незнакомый прохожий...
Оглянись, бывший король, а сейчас больной старик, поделивший своё царство, следуя блажи. Где твоя Корделия? Ты внял её сердцу? Ты услышал только то, что хотел...
А ты, Звёздный мальчик, дитя Уайльда, ты узнал свою мать в нищенской одежде? Только после страданий?
А где брат твой, Акакий Акакиевич? О шинели помнят, а про человека забыли.
Насильно мил не будешь. Сердцу не прикажешь.
«О, несмысленное и косное сердце!». Это евангельские слова. Они обозначают глупое и жестокое сердце, не узнавшее Христа.
Насильно мил не будешь – формула своеволия человеческого, оправдание равнодушия и гордости, лени и невнимания.
Кто опять просит милости?
Незнакомый прохожий?
Ребёнок?
Женщина?
Влюблённый мальчик?
Что слышится в ответ?
Насильно мил не будешь.
Кто пробовал у з н а т ь, оглянуться, всмотреться?
Кто совершил у с и л и е в н и м а н и я?
Да ведь это б е с с и л ь н о мил не будешь.
Когда усилие не сделано, кто ж тебя узнает как своего?
Кому мы нужны без отклика, без со-чувствия, без родственного отношения к миру?
А получая р о д с т в е н н о е, мы отдаём ли его дальше, делимся ли друг с другом, с... первым встречным?
«...почему бы тебе не заговорить со мною? Почему бы и мне не начать разговора с тобой?»
Если это не чудо, тогда что?
Послушайте, как пишет об этом русский писатель Борис Шергин:
«Чудо есть, и Богу вольно человека чудом найти. Богу нигде не загорожено… Да мне-от надо радение приложить. Вот, скажем, я иду путём и получаю известие, что за этими лесными болотами живет любимый мой друг, которого я давно ищу, и который меня ищет. Неужели я не буду всяко трафиться за эти болота?! Неужели я буду сидеть да ждать, разве хватит у меня терпенья сидеть в бездействии: он-де сам меня найдет. Нет! Ползком и бродом, днём и ночью примусь я попадать в город, где друг-от меня ждёт. Я к тому сказываю, что чуда-то не надо дожидаться спамши да лежамши…»
Насильно мил не будешь?
А по воле Неба?
А, когда сердце сердцу весть подаёт?
Оглянись, незнакомый прохожий...
