Из цикла «Ростовская элегия»
* * *
Забытые названья переулков,
сбегающих к черте береговой,
входили в мир мой празднично и гулко:
Державинский… Почтовый… Крепостной.
Там открывались зримые приметы
былых забот и радостей иных.
Казался мне округлостью планеты
крутой подъем булыжных мостовых.
С камней взмывали к обветшалым крышам
трепещущие стайки голубей.
Тот зов пространства сердцем был услышан
и принят детской дерзостью моей.
Стволы дерев с угрюмостью дозорных
десятилетий продолжали счёт,
храня под сенью кладку стен подпорных
и вензеля узорчатых ворот.
Изящным стилем удивляли зданья,
дворы встречали хмурой нищетой.
И вновь звучали старые названья:
Соборный… Малый… Братский… Соляной…
* * *
На западной окраине Ростова-на-Дону
уцелели руины древнейшей в Европе крепости.
Ливенцовская крепость – ровесница Трои,
помнят камни твои стрел косые дожди:
безымянны и жертвы твои, и герои,
мастера, ворожеи, стрелки и вожди.
Здесь так радостна синь на приморском просторе,
где вражды и беды миновала пора,
а гордыню племён в неоконченном споре
разнесли по бескрайней равнине ветра.
Позабытая крепость, твоей Илиадой
лишь созвездия бредят во дни октября,
когда дельта тиха, травы дышат прохладой
и вздыхает земля, тайны судеб храня.
* * *
Светает и меркнет звезда…
Внимая вновь трепетам первым,
жердёла цветет в холода,
вослед за мохнатою вербой;под хмурым гнездовьем грача
из почек, дрожащих и нервных,
под робким касаньем луча
является заревом бледным;
вчерашних обид мишуру,
сметает отвагой нетленной;
цветёт на апрельском ветру –
на радостном круге вселенной.
Рассвет над Ростовом встаёт.
Для жизни, пусть даже мгновенной, –
у Дона жердёла цветет
вослед за мохнатою вербой.
* * *
В осенней гулкой тишине кладбища,
среди крестов, оград и ржавых звёзд,
блуждает белка, видно, что-то ищет,
взметая на лету пушистый хвост.
Послушница осеннего безмолвья,
хранительница запредельных снов
сиятельного русского сословья,
крестьянских и купеческих сынов.
Какое неземное откровенье
ей слышится у этих стылых плит,
когда замрёт у склепа на мгновенье
иль хлеб пасхальный крошит на гранит?
Ах, кабы знать… Быть может, в этой жизни
мы б не срывались в горестях на крик,
не расточали ближним укоризны
и завистью не омрачали лик.
…А белка по кладбищу всё блуждает,
вокруг безлюдной церковки кружа,
и, кажется, над кладбищем витает
нетленная вселенская душа…
* * *
Зову земле забытый снегопад
во дни, когда времён так зыбки звенья
и кажется, что беспробудно спят
земные души стынущих деревьев.
И дышит всё преддверием конца,
мой город замирает в безнадежье,
и стужей обожжённые сердца
Не ждут уже и блага первоснежья.
…И только на забытых берегах,
где вечных звёзд загадочно кочевье,
скорбят о наших истинных долгах –
пустых тревогах, смутах, увлеченьях.
И, чтоб спасти от новых неудач,
уста омыть от хмеля и злословья,
желанный снегопад – как белый плач –
нисходит на дома слепящей новью.
Из цикла «На берегах Тамани и Тавриды»
1
Мы шли по земле позабытого царства,
где ветви кипели в цвету,
и новой весны молодое убранство
внушало свою правоту.
Но слышалось в древних забытых названьях,
что с берегом вечным слились,
неведомой эллинской речи звучанье,
сроднившее море и высь.
А волны катились в тоске белопенной
к остывшим камням городов,
что отдали звёздным просторам Вселенной
звон песен и жар очагов.
И здесь, у руин позабытой отчизны,
умытые майским дождём,
казалось, мы таинства
смерти и жизни
откроем,
постигнем,
поймём...
2
Дольменам в окрестностях озера Абрау
В долине дольменов так птицы поют,
что даже во сне никогда не приснится!
У древних дольменов в июне цветут
сияющий клевер, кипрей, медуницы.
Стрекоз так стремителен звонкий полёт,
как вспышка мелькнувшей в июле кометы,
прервавшей минут суетливый отсчёт,
смешавшей земные и звёздные лета…
Здесь слышится шёпот забытой Лилит
под каждою новою вечной луною,
где таинство жизни дубрава хранит,
обняв тишину молодою листвою.
Цветастые бабочки не на огонь –
к душе устремляются, радуясь встрече;
глазами Вселенной, присев на ладонь,
глядят в голубые глаза человечьи!
3Старинный храм Предтечи Иоанна
в разгар дождя врата нам отворял,
как сотни лет – всем странникам незваным,
желанным лишь морям и алтарям.
Был скромен крест над красной черепицей…
Лучами и ветрами крещена
та кладка, что руками византийцев
к векам и облакам устремлена.
…А тишина под сводом обнимала,
и умывала, и к свечам влекла
нерукотворным зыбким покрывалом,
связующим в единство времена.
Иконописных ликов вереница
встречала, всех входящих возлюбя…
И сердцу захотелось вдруг молиться
за всех, кто здесь молился до тебя!
За путь, что вёл их через все ненастья
к далёким миражам и берегам,
за души их, что были сопричастны
штормам и штилям, звёздам и ветрам!
4
Городу, которого сегодня нет на земле Тамани
Забытый город Фанагория –
пыль отзвеневших веков,
чайки морские, холмы нагие
да тишина берегов…
В травах остыли призраки храмов,
шум Митридатовых войн,
царских династий недолгая слава,
чувств отзвеневших прибой.
Что вознесло тебя, Фанагория?
Вьюгой какой замело?
Каких позабытых надежд литургия
дарила удачи крыло?
В запахе трав горчит ностальгия,
камни от зноя красны.
Доверь нам, спящая Фанагория,
твои безмятежные сны!
5
Руинам древнего города Мангуп-кале
На Мангупе родники свежи,
а минуты века быстротечны
и кричат над скалами стрижи
на пернатом радостном наречье.
Словно донести желают смысл
этого вселенского простора,
что явился на Дырявый мыс
в княжестве забытом – Феодоро.
Ныне здесь под сенью облаков
царствуют лишь травы и цикады,
позабыли каменистый кров,
жар молитвы и тепло лампады.
Дремлет мыс у вечности в плену,
лишь листва не усмирит волненья
о народах, что ушли во мглу –
с жаждою надежд и просветленья.
6 Синей бухте Нового света
В Разбойничьей бухте светла тишина…
Пространство и время спокойны, как море.
Вновь царственны скалы в угрюмом дозоре,
и чайка парит, над заливом кружа.
А странники – те, что спешили сюда, –
невольно смиряют и шаг, и дыханье:
так вечным покоем простор мирозданья
наполнен! И так первозданна вода,
что кажется – из-за скалы, где рассеян
свет звонких лучей у изгибов стволов,
вновь выйдет усталый корабль Одиссея,
вернувшись из плена ветров и веков.
И явится чудо чудес во Вселенной:
азартной волной, что кипуче хмельна,
младая Киприда в сияющей пене
сейчас будет заново, здесь рождена!
И войн не случится, воротятся музы,
вновь сладкими будут и слава, и яд,
и даже Горгоной не станет медуза,
алтарь будет свят и Христос не распят!
