● ● ● ● ●
Так на крещенье мы спустились в бар
(он был в подвале), пить и слушать вирши.
Друг звал купаться, да опять не вышло:
наждачка в горле – форменный кошмар,
плюс холодно, прям по календарю.
И вот я здесь, в стекляшках отражаюсь.
Меня спросили: куришь? Не курю,
но в этот дым, как в прорубь, погружаюсь.
Воспоминания о ближайшем будущем
В те древние, нетрудные года
я жил, по большей части, в интернете,
повсюду процветала джигурда
такая, что стыдились даже дети.
И каждый сам себе – изгой, герой,
издатель, идеолог, СМИ. Наверно,
однажды это назовут порой
безудержного перепостмодерна.
(Да, кстати, это слово я украл
у некой новгородской поэтессы.)
Так вот, я выходил почти в астрал,
из дома выходя – такие бесы
встречались мне, что мама не горюй,
но мама, как 2/3 населенья,
не горевала (я благодарю
её). Ведь не по щучьему веленью
дожил до двадцати, сказать честней:
за пазухой, под Богом (или боком).
И мне приятна память этих дней.
Но ширился контент, лилась потоком
неправды обезличенная речь,
и мы, как растревоженные угли,
ещё могли кого-нибудь обжечь.
Эпоха? Я не знал её. Погугли.
Рейс Москва – Екатеринбург
памяти деда
Ну, куда теперь ты? Чем мешки наполнишь?
Много ли там ягод, много ли грибов?
Водится ли рыба? – не сочти за пошлость –
нам ведь не расслышать этих берегов.
Ночь. Иллюминатор. Только между нами –
о тебе не плачу. (Плакал о коте!..)
Что ты там увидишь мёртвыми глазами?
Золотые кляксы в долгой черноте.
● ● ● ● ●
Под деревьями скамья,
вишня сладкая, вот это –
ты сидишь, а это – я,
только позапрошлым летом.
Я теперь и не знаком
с ним. Он медленно из парка
вышел и пошёл, тайком
улыбаясь, через арку,
а потом по мостовой,
пережитое смакуя,
будто прятал за щекой
косточку от поцелуя.
● ● ● ● ●
А мне сегодня, представляешь,
престранный сон приснился, где
мы по Венеции гуляем,
как будто ходим по воде,
и чайки – там бывают чайки? –
о чём-то жалуются нам
и пересказывают байки
адриатическим волнам.
Никто и не заметит, если
мы тут походим в стороне
и пропадём в закатном блеске,
неисцелимые вполне.
● ● ● ● ●
Олегу Дозморову
Я в детстве не любил ни суп, ни кашу.
Сидел и ложкой тихо ковырял
еду, и говорила мама: «Саша,
покушай!» Этот скучный сериал
тянулся и, чтоб как-нибудь ускорить
процесс, мне обещали, что на дне
тарелки я, как съем, найду такое,
что небезынтересно будет мне,
рисунок, в смысле, да – изображенье,
ну, зайчик там, слонёнок или лев.
Так любопытство и воображенье
за аппетит работают в пять лет.
Невинная и милая уловка,
а дальше я справлялся как-то сам.
И, мигом вылетая из столовки,
служил не кулинарным чудесам.
По-прежнему завал и нет ответа,
что я увижу, вычерпав до дна
всю эту муть? Подобие рассвета,
картинку, что пока мне не видна?
