Как же давно это было! У меня в руках старая фотография выпускного класса. Вспоминаю самую первую нашу встречу.
К началу урока она зашла вместе с учителем.
– Вот, знакомьтесь, – сказала Ольга Павловна. – В вашем классе новичок. Зовут её Даша. Прошу, как говорится, любить и жаловать.
Стройная, худощавая, с большими, как у куклы, голубыми глазами и длинными ресницами, светло-русыми волосами, собранными сзади в хвостик и украшенными чёрным бантом. Она пленила парней сразу, всех до одного. Уже в первую секунду они обзавелись тайной мечтой.
Девчонки были не в восторге. Существует мнение, что женщины ни чёрта не понимают в женской красоте, так же, как и мужчины не понимают в мужской. Но, уверяю вас, наши девчонки поняли в тот же час, что запахло жаренным, они нутром почувствовали – появилась соперница.
Лично я обрадовался больше всех. Не могу назвать себя человеком везучим, но в этот раз, словно в лотерее, мне удалось, как тогда казалось, сорвать настоящий джекпот. Дело в том, что за партой сидел я один и вариантов, с кем посадить Дашу, больше не было.
– Привет! – сказала она, усаживаясь рядом.
– Привет, – улыбнулся я.
Новенькие почему-то всегда вызывают нездоровый интерес. Свои девчонки в классе вдруг сразу становятся старенькими. Не могу объяснить этот феномен, наверное, тут надо почитать умных психологов, вроде Карнеги или Юнга, а то и умных сексологов вроде... Нет, не будем сейчас вдаваться в философию. Главное, для меня был результат этой подсадки.
Уже вечером я шагал с ней рядом, напросившись проводить до дома. Так я узнал, что она капитанская дочка, что армия иногда отправляет её отца в глухие районы для повышения своей обороноспособности.
– Мы с мамой привыкли жить кочующим табором, – призналась Даша, озарив пленительной улыбкой.
– Вредная привычка. Из табора придётся тебя выкрасть, – признался я, проскрипев зубами.
Но однажды я захворал и не пошёл на занятия. Этим воспользовался мой недруг, одноклассник Пашка Удальцов. Он бесцеремонно взял да и проводил её до дома. Мне доложили. И я тут же выздоровел. Ревность взыграла во мне такая, что я стал похож на быка испанской корриды.
Утром, перед тем как отправиться в школу, я специально потренировался гантелями, постучал кулаками в подушку, воображая физиономию Удальцова, продумал комбинацию ударов.
После уроков мы ушли за школу. Нас окружили любители корриды.
Но лицо Удальцова – вовсе не подушка, оно оказалось гораздо твёрже. Первый хук в лоб получился у меня хуком в нос: себе я вывихнул палец, а ему нос. Из носа побежала кровь, и мы решили на этом закончить.
На другой день он подошёл ко мне сам. Сделав жалобное лицо, он потребовал:
– Уступи Дашку! Тебе чего, жалко что ли? – потом начал хитрить: – А давай за деньги куплю?..
Я удивился так, что проглотил жвачку. Пришлось наглецу вывихнуть ещё и ухо.
Из-за Дашки моя учёба вскоре пошла вниз, дневник запестрел двойками. На замечание отца я ответил:
– Эх, папка! Не до учёбы мне теперь – влюбился я! Скоро приведу её знакомиться с вами, готовьтесь.
Передо мной другая фотография... Это мы уже в Загсе. У Дашки глаза счастливые, улыбка до ушей. Я тоже улыбаюсь, не веря своему счастью. Какими же наивными бывают люди в молодости! Глядя на себя на этой фотографии, так и хочется сказать молодому человеку: остановись, сумасшедший, пока не поздно! Но не слышит молодой человек, от восторга уши и щёки сияют как светофор, а рука спешит надеть кольцо возлюбленной. Не понимает он, что кольцо на шею свою одевает. Ну да ладно, оставим его, пусть пока воображает...
А вот следующий снимок: это мы на крыльце роддома. На моих руках первый сын, Сашка, сорванец будущий. Кажется, что здесь я хоть и улыбаюсь, но во взгляде уже есть озабоченность. Видимо, происходит отрезвление и понимание, что влип крепко, и обратного хода нет.
На другом снимке фотограф опять приловил нас на крыльце роддома. Здесь на руках моё второе произведение – маленькая Любаша, в будущем вылитая мать. Первое её слово было: дай! Молодой человек по-прежнему улыбается...
А это фотография, на которой мы опять облюбовали крыльцо роддома, будто и бывать нам больше негде. Я подозреваю, что бог сначала хотел сделать из меня кролика. На моих руках уже третье произведение – маленький Игорёк. Вижу, что на лице молодого человека улыбки уже нет. Вот оно подсознательное сознание! Задумался он, что крутиться теперь придётся как юла, в три раза быстрее. Дашка к тому времени стала тоже шире в три раза, попробуй прокорми такую!
Ещё одно примечательное фото. Это мы на нашем юбилее – десятилетие совместной жизни. Отмечать мы не собирались, потому что забыли, когда поженились. Но пришли к жене в этот день подруги и заявили:
– Это нечестно! Это возмутительно!
Пришлось быстро готовить на стол. А мне досталось помогать жене на кухне. Я уже заранее знал, чем всё закончится.
Сначала мы долго не могли поделить тёрку. Потом оказалось, что я без остатка изрезал всю морковь в свой салат и этим обезглавил её задуманное блюдо. Гостей пришлось отправлять в магазин. Морковку купили, но осадок остался...
Потом Дашка наказала мне присмотреть за кастрюлькой, которая стояла на газу, а сама ушла в зал. Я решил доварить. Помешал, как положено, посолил, как требуется, поперчил, как рекомендуется. Ведь всё это я делал из лучших побуждений. Но, оказалось, всё было посолено и поперчено до меня. Осадок перерос в скандал. Пришлось варить заново.
Кое-как отсидели мы юбилей с приличными минами, а как только гости ушли, тут и началось:
– Лёня! – сказала мне жена. – Вот я сейчас сижу и думаю, как я с тобой, с таким несерьёзным человеком, целых десять лет прожила?
– Верно ты заметила, – пришлось отвечать мне. – Если бы я был хоть чуть-чуть серьёзнее, мы бы так долго не прожили!
Естественно, после этих слов она набросилась на меня с кулаками. Слава богу, с кулаками. Тогда сковородки были ещё не в моде, тогда они были ей ещё не к лицу.
Она не унималась:
– Завтра же соберу тебе сумку с вещами! Да какую сумку? Всё, нажитое тобой, уместится в барсетке!
До сих пор в ушах звенит: в барсетке, в барсетке... Теперь сомневаюсь: может, надо было продать её Удальцову, за жвачку?
Передо мною фотография ещё одного юбилея – двадцатипятилетие совместного проживания. Он был всего неделю назад. У меня до сих пор остались следы от синяка, а на затылке шишка так и не рассосалась. Отмечать мы и в этот раз не собирались. Но опять пришли её подруги и заявили:
– Это нечестно! Это возмутительно!
Сегодня мы с Дашкой – как кошка с собакой. Ночами обитаем строго по разным комнатам. Я уже серьёзно опасаюсь, что могу быть задушен во сне подушкой. Поэтому, в целях личной безопасности, каждый обустроил себе крепость, которая оснащена надёжным замком.
На этом юбилее, за много последних лет, мы с Дашкой впервые оказались за одним столом. Нас даже посадили рядом друг с другом! И – представляете? – стали поздравлять!
Её подруги, словно в насмешку, изготовили две большие картонные медали и повесили нам на шеи. На медалях была надпись: «За многолетнюю любовь и согласие в семейной жизни».
Я вежливо поблагодарил, а когда сел за стол, мне стало грустно. Мне почему-то вспомнились другие медали – боевые: «За мужество», «За отвагу», «За храбрость». Если бы к каждой из них приписать «в семейной жизни», они бы подошли мне как нельзя лучше.
«Почему нет таких медалей? – негодовал я про себя. – Кто бы хоть месяц пожил с моей Дашкой, тот бы сразу понял: за столько лет мне не только медаль, а боевой орден вручить полагается! Да что там орден! Мелко... Тут попахивает более высокой правительственной наградой – Золотой звездой Героя России! С обязательным оформлением повышенной, пожизненной пенсии!»
Мои мечты прервала тёща. Она обратилась с издевательской речью:
– Все завидуют вам, дети мои! Сколько счастливых минут вы подарили друг другу за эти годы! А сколько ещё подарите! Мда... – вздохнула она. – Вот у нас с Фёдором Ивановичем скоро будет пятидесятилетие, как мы вместе. Представляете, каково это? Такой срок прожить душа в душу, каждый день видеть одну и ту же физи... одну и ту же мор... ой!.. одну и ту же счастливую улыбку – это дорогого стоит!
Тесть горько вздохнул, видимо вспоминая все синяки и ссадины, все больничные палаты и кареты скорой помощи, все валидолы и корвалолы семейной жизни.
– А у меня дед с бабкой так вообще шестьдесят лет отбарабанили вместе, от звонка до звонка! Вот им каково? – добавил один из захмелевших гостей, и подмигнул.
Потом встал другой гость и, качаясь и расплёскивая из бокала вино, неожиданно грянул:
– Горько!
Помню, как я схватился за сердце, как лицо жены стало белым словно известь. Но нам не дали опомнится, все разом подхватили:
– Горько! Горько! Горько!
Этот поцелуй, наверное, я не забуду до конца своих дней. Чтобы уважить гостей, нам пришлось смириться, сделать благообразный вид. Нервно морщась и кипя от злобы, мы потянули губы навстречу друг другу. И закрыли глаза, чтобы не видеть физиономии. Я даже заткнул уши, чтобы не услышать звук чмоканья.
Но есть на свете бог! В губы мы промахнулись: я попал в нос, а она в подбородок.
Кто хоть однажды целовал усопших, поймёт мои ощущения. Жена после поцелуя утёрла губы платочком, а потом незаметно сходила ещё в ванную комнату и помыла их. И почистила зубы. Мятной пастой. И брызнула дезодорантом «Лесная свежесть».
Кое-как удалось нам отыграть вечер. Хорошо, что после застолья долго убираться не пришлось, а посуду вообще мыть было не нужно. У нас она вся одноразовая, пластмассовая. Кастрюли и сковородки давно погнуты, тарелки и стаканы давно разбиты, а железных ножей и вилок мы не держим по причине безопасности здоровью, имуществу и другим ценностям.
Вот совсем недавно, несколько минут назад, со школы пришёл сын, Игорёк. Я давно хотел отругать его за то, что недавно забросил учёбу и скатился на двойки.
Можете представить, какой я получил ответ? Нет, вы не сможете представить даже частицу той боли, какую он причинил мне. Он радостно заявил:
– Эх, папка! Не до учёбы мне теперь – влюбился я! Скоро приведу её знакомиться с вами, готовьтесь.
Вот скажите, люди добрые, что мне ответить ему?
