Гаврила Никитич, сожитель соседки Лидии, мужчина хотя и в возрасте, из отставников, но затею свою выполнял сметливо и сноровисто; с веселою прибауткой.
И если нижняя часть Гаврилы Никитича на старческих подагрических ножках двигалась натужно и кособоко, то верхняя, с того самого места, залихватcки, с не растерянной ещё армейской выправкой. Ей то отставник ловко и закидывал очередной кошачий приплод в дежурное ведро, плотно накрывал крышечкой и вскоре – ни глупого писка, ни смешного царапанья коготков по синей эмалированной жести – ничего…
И странное дело: несчастные кошки не перегрызали, ловко сиганув с дерева или клети сарая, кадык военному пенсионеру, а наоборот, помяукав у свежего холмика за палисадником, шли за Гаврилой Никитичем к своим мискам, в которые к корму бывшим мамашам добавлялась капелька валерьяны: «На помин…» – Отставник был с понятием.
Топил Гаврила Никитич спокойно и делово, видно, не полагая в это ни жестокости, ни садизма, а одну крестьянскую сметливость и целесообразность: «Лишний рот в обузу, а так прямиком в Рай, покуда не набедокурили шельмецы…» – поговаривал он.
Про «Рай…» соседям нравилось: они задабривали пенсионера то яичками, то кусочком сала…
И покуда в каждом дворе по две-три кошки, то Нептун, так за глаза звали Гаврилу Никитича, был нарасхват. А и верно, куда этих слепышей? – Все одно или сама кошка передавит, или собаки перегрызут, а то и гуси заклюют… – оправдывались они. Но сами не топили… – «…Грех-то на Душу брать…»
А тут одна из моих дворовых кошек опросталась: в темноте сарая что-то мяукало и скреблось… Помаявшись два дня я пошёл к «отставнику».
– Глазки открыли, – делово осведомился он.
Я пожал плечами: «А я смотрел?…»
– Сделаем, – сказал Гаврила Никитич и снял с крюка синее ведро… – Пять минут и в Раю. Верно, сосед?! И приобнял меня. Я отстранился: «В его Рай мне не хотелось…»
– Сколько, – спросил я, когда он с пустым ведром, сделав дело, шёл к калитке.
– Да, – отмахнулся Гаврила Никитич, – я ж по-соседски, – сверкнул он золотой фиксой, – сочтёмся…
– Чем сочтёмся? – думал я.
Настроение паршивое: и котят жалко, и ощущение душной, тягостной связи между мной и «колченогим», но… и маеты с приплодом нет.
Кошка с опавшим, как лопнувший шар Монгольфье, животом жалостливо мяукала и тёрлась о мою брючину. Я сел на велосипед и поехал в аптеку за валерьянкой…
Может, тому жара причина, но следующие три ночи меня изматывали ужасы:
*
…Раздвигается звёздный купол, и сквозь дырку просовывается улыбчивая физиономия колченогого. Он шарит глазами по моей тёмной комнате. Луна мертвенным светом играет на золотой коронке. Увидев меня, отставник приветливо улыбается и огромной, волосатой ручищей начинает сопя, молча давить меня звёздным небом, которое оказывается вовсе не «небом», а старой вёдерной крышкой, изъеденной ржой, сквозь которую просвечивают лучики света…
Я беззвучно ору и упираюсь руками в холодную «звёздную жесть»: отставник молча давит… В последний момент крышка откидывается.
– А, это ты, сосед, – улыбается Гаврила Никитич, – извини обознался…
Мокрый, я переваливаюсь через край ведра и лечу в чёрную бездну, и снова оказываюсь в своей комнате… Подбегаю к окну: по улице мимо палисадника к погосту идёт похоронная процессия: в нарядном голубом гробу плывёт в белых, как морская пена хризантемах, мой Нептун с перегрызенным горлом. Как только гроб поравнялся с окнами, голова колченогого отдельно от тела медленно поворачивается в мою сторону и улыбаясь смотрит на меня.
И разом, все идущие за гробом, поворачивают ко мне застывшие в улыбке кошачьи морды.
Я просыпаюсь в поту на жарких смятых простынях…
*
Кошмар повторялся регулярно. Третьего дня у лабаза я встретил колченогого – «Сон в руку», – тоскливо подумал я.
Гаврила Никитич угрюмо катил с рынка обвешанный покупками велосипед. На руле моталось то самое, синее ведро.
– Вот, сосед, – приподнял он знакомую, дырявую крышку, – плотвички пять кило прикупил. И себе, и своим кошечкам…
– Почём, – неожиданно для себя спросил я.
– По сорок рубчиков за кило. Бери! У тебя ж ещё Серенькая на сносях, подкормишь!
Я кивнул. Пройдя пару шагов оглянулся: огромный котище, ловко объезжая ухабы, катил велосипед: «…По сорок рубчиков кило, – оборотясь, крикнул котище и махнул мне лапой, – дешевле не сыщешь! Пальчики оближешь…» – и пошёл к палисадникам, мягко переступая по пыли на колченогих кошачьих лапах.
Над головой кота покачивался сверкающий, точно сочащийся жиром круг Краковской – нимб. На кругу, на кривых задних лапках, стояли рядком с другими, мои слепыши. В такт, словно черлидерши на матче, котята вихляли попками, счастливо щурили слепые глазёнки и что-то кричали мне, весело размахивая лапками.
Слов было не разобрать.
Станица Должанская (Краснодар) – Вила «Канини», (Италия). 2013 год.
