Я люблю писать с однострочными отступами. Даже в небольшом рассказе. Кусок прозы – отступ. Кусок – отступ. В отступе – смена ракурса, места действия, воздух, дыхание.
При публикации в «Журнальном зале» отступы иногда исчезали, съедались. Текст валился «сплошняком».
После очередного сплошняка отыскал внизу два адреса («По всем вопросам обращаться к Татьяне Тихоновой и Сергею Костырко») и написал на первый.
– Так это вы тот самый Евгений…
После вечера, организованного Андреем Грицманом в «Иностранке», был небольшой фуршет. Дело было на Биеналле поэтов 2007 года; народ двигался вокруг столов и закусывал.
– …который шлет мне письма?
Рядом стояла высокая женщина и улыбалась.
Я поставил фужер с тарелкой на стол и признался, что тот самый.
Очное знакомство состоялось.
К этому времени меня уже, правда, выкладывали «с отступами».
Потом я стал писать по-разному: то с отступами, то без. Как строчки пойдут.
Этот маленький текст – памяти Татьяны – я пишу с отступами. С которых все началось.
«Дорогая Татьяна, с наступившим новым годом!
Самого наилучшего – удачи, радости, всего!
Понимаю, что Вы сейчас на каникулах, но – один вопрос: в моей статье в "Воплях" о Херсонском, в том виде, в каком она вывешена в Журнальном зале...»
Тексты исправлялись; автор, побегав по стенкам, успокаивался.
«Женя, с Новым годом!
Как насчет обещанного вечера у меня в клубе?
Т.
К Херсонскому отношусь с большим уважением».
«Вечер в клубе».
Подвальное, без окон, небольшое, уютное помещение. Посередине – низкая арка, обитая чем-то мягким, на случай, если не успеешь вовремя пригнуться. Неяркие светильники. Книги. Еще книги. Впрочем, что я описываю? – почти все там успели побывать. Побывать, почитать, послушать, поболтать после очередного вечера.
Клуб «Журнального зала» и «Классики ХХI века» Лены Пахомовой – две очень важные для меня московские площадки. Уверен, что не только для меня. Те, кто будет изучать историю поэтической жизни начала двухтысячных – не проходите, пожалуйста, мимо них.
В том, что исследователи не пройдут мимо «Журнального зала» РЖ – главного детища Татьяны Тихоновой и Сергея Костырко – «Ноева ковчега» современной русской литературы – даже не сомневаюсь.
Татьяна была удивительно уютным человеком.
Редкое в литературном мире свойство. Сами литераторы – люди не слишком уютные. Скорее, наоборот. Не можем мы как-то правильно обжиться в этом мире – поэтому и пытаемся сделать это в мире слов.
В Татьяне не было ничего от «хозяйки салона».
Всегда немного в тени (благо тени в этом зальчике всегда хватало). Объявит, улыбнется, отойдет. В конце вечера – легкое шелестение из-за арки: готовится чаепитие после вечера (иногда не только «чае-»).
«Татьяна, спасибо!»
«Вам спасибо… Кажется, вечер получился…»
Снова письма. Делаю статью для «Ариона» о поэзии в интернете. Цифры – еще одна моя любовь. Сколько людей читают поэтов в «Журнальном зале» (сколько посещений)? Методом взгляда в потолок составляю список поэтов-публикаций. «Татьяна, помогите». Почти тут же получаю ответ: такая-то подборка – столько-то посещений, такая-то – столько-то.
Статья выходит («Арион», 4/2012). Пишу Татьяне: статья, конечно, вывешена у Вас в «ЖЗ», но если Вы не читали, то там, в сноске, выражаю Вам «спасибо».
«Женя, я читаю все Ваши публикации».
Хожу с этой фразой потом целый день, как с орденом.
«Нет, весь я не умру. Останусь в magazines.russ.ru».
Вспомнил сейчас этот стишок, который сочинил лет пять назад.
Написал сейчас это и тупо уставился в монитор. Написать, что представить Татьяну ушедшей – совсем ушедшей – не могу? Что она, что память о ней, останется, останутся…
Что «Журнальный зал», который… Клуб «Журнального зала», в котором, которого…
Смерть дает мало возможностей сказать что-то небанальное, не пошлое.
Поэтому ставлю отступ.
«Спасибо, Татьяна…»
