* * *
В наш съёмный быт под вечер входим мы.
С порога нас теплом встречают сумерки.
Зиме конец. И сколько той зимы?
Не станем свет включать, побудем в сумраке,
вдохнём и на мгновенье затаим
дыхание, и в темноту вольёмся мы.
Давай чуть-чуть безмолвно постоим.
Но руки рук коснутся — засмеёмся мы,
и дочь помчится мультики включать,
на кухне чайник засвистит отчаянно,
и в дверь не позвонят, а постучат.
— Открой,— ты скажешь. И, задев нечаянно
рукой в стакане на столе цветы,
открою и увижу на пороге я
Создателя.— О Боже, это ты?
В неверии Его хитон потрогаю.
Он соли спросит, глядя в потолок,
Как бы стесняясь собственной известности...
Над нами комнату снимает Бог,
Он, как и мы с тобой, из сельской местности.
* * *
У колонки намёрзло льда.
Я в калошах иду по льду.
В мои вёдра льётся вода,
и... суда по воде идут,
и растёт из воды камыш,
и дымок идёт из трубы,
и петляют следы от лыж
вдоль дорог, где столбы... столбы...
и слышна перекличка рек...
...В вёдрах льдинки плывут, звеня.
Заметает деревню снег,
и следы мои, и меня...
* * *
В какой-нибудь невзрачный вечер,
В весенний вечер сквозь стекло
Увижу облик человечий
Вдали, мне машущий крылом,—
То ангел, молодой, рублёвский,
С цветком голубеньким в руке.
Он озарит собой неброский,
Невзрачный вечер мой. В реке
Вода качнётся. Сом проснётся.
Совьёт гнездо щегол иль дрозд.
И месяц молодой прогнётся
Под тяжестью студёных звёзд.
Капель утихнет. Гром не грянет.
И, прежде чем его норд-вест
Подхватит,— обернётся, глянет
И принесёт благую весть.
* * *
То ли ангелы, то ли черти —
разобрать бы во сне, кто поёт...
Человек в ожидании смерти
бестелесен, как после неё;
вокруг то ли жизнь, то ли старость,
то ли вечер, а то ли среда...
человеку немного осталось
от «отсюда» и до «в никуда».
«В никуда» — заманчиво снится,
а проснёшься вдруг — и не спеша
разжимаешь ладонь, а синица
вылетает, как будто душа...
* * *
Вот тебе сказка: снег целый день идёт,
небо гуашью серой закрасил Врубель,
в замке старинном принца принцесса ждёт,
дни караваном цифр идут на убыль.
Вязнет в сугробах конь. Посреди степи
принц разведёт костёр, круг очертит мелом
и на снегу уснёт. И ты тоже спи
под завыванье полночи чёрно-белой.
Ночью обступит принца дремучий лес,
злобно завоют ели, залают клёны...
Сказка — такая штука, нельзя в ней без
всяких препятствий. А на рассвете клоны
принца выглянут из ледяных зеркал,
бросятся собирать голубые лица.
«Долго я спал?» — Долго спал... долго спал... спал...—
крикнет в беззвучном небе немая птица.—
Долго ты спал, а теперь торопи коня,
замок вот-вот растает за кромкой леса.
Короток зимний день. Вот и нету дня,
и поминай как звали твою принцессу...
Вот тебе сказка: время преодолев,
трудности разорвав, принц найдёт принцессу.
Только беда не дремлет и, аки лев,
рыкает в темноте за дремучим лесом...
Как эту сказку закончить? Куда ступить?
Как изловить исчезающую жар-птицу?
Спи, моя радость... спи, моё солнце... спи,
и пусть тебе счастливый финал приснится.
* * *
Заросли смородины: чёрная и красная,
Кислая и сладкая вся наверняка.
Обрываю ягоды. Западает гласная,
И мелькает в зарослях в крапинку щека.
Бродит в палисаднике утро беспризорное;
Смотришь, очарованный танцем стрекозы.
Заросли смородины: красная и чёрная,
Кислая и сладкая — радости азы.
Ягоды созревшие, круглые и гладкие,
Тают вмиг за розовой липкою щекой.
Чёрная и красная, кислая и сладкая,
По карманам смятые детскою рукой.
Мама крикнет: «Где ты там?» Западает гласная,
И бежишь по зарослям голову сломя.
Детство цвета Родины: чёрное и красное,
Кислое и сладкое — в сердце у меня.
