* * *
Это как с домом возле железной дороги. Пока поезда ходят, можно отправиться всей семьей к бабушке в деревню и останавливаться на каждом полустанке, а дом будут встряхивать проходящие вагоны. А когда поезда не ходят, нужно добираться автобусом – тесным и по-летнему душным. У мужчины, сидящего впереди, могут волосы оказаться жирными и потными. Жидкими. Покрытыми перхотью, как сахарной пудрой. Нет, нужно покупать машину. И все-таки – дом не так-то просто разрушить. И в конце концов, понимаешь, что громыханье вагонов действует под вечер убаюкивающе…
Благодарю
за то, что я не слепой,
различаю цвета, не теряю зренье по вечерам.
Благодарю за то, что я не глухой,
не немой, не глухонемой.
О, благодарю за то, что у меня есть пальцы -
мне не приходилось работать на лесопилке
или в кратере, наполненном бомбами,
не приходилось ночевать на атомной
электростанции или на вокзале,
набитом мошенниками.
Благодарю за то, что у меня есть ноги и мое
лицо не коверкает тик, что у меня
нет целого букета всех этих ужасных болезней
и снов.
Благодарю.
Но в жизни мне не везло!
Победитель
А еще я бы мог руководить
фирмой.
Впрочем…
Я бы также мог
написать роман.
Впрочем…
Я бы мог в один прекрасный день
сочинить симфонию.
Впрочем…
Я бы мог одной левой
наладить отношения.
Впрочем, что за чёрт…
Еда пригорела.
Дом
В коридоре перегорела лампочка.
Отключили горячую воду.
В батареях позвякивают льдинки.
Тараканы митингуют на кухонной стенке.
Возле дома соседа
раздался ружейный выстрел.
Вздыхаю с облегчением.
Время мимолетно, заботы вечны
Карл Селтер увидел, как
товарищ Сталин
входит в комнату.
Так и есть:
опять отключили
горячую воду.
* * *
В старину самолеты летали ниже
И над улицей парили мужские шляпы
И дамы носили крахмальные нижние юбки
И даже древние стены
Достраивало воображение
И никто не спешил разрушить
Наши воздушные замки
И краски были цветные
А теперь
Всего
Стало больше
И беда настигает скорее
Свою случайную жертву
* * *
На траве лежит человек. Люди проходят мимо. Мне из окна не видно: пьян человек, мертв человек, или – и то и другое. В двух метрах от человека девочка торгует открытками. Изобильно-цветные виды Таллинна. Красив, возвышен, широк. Ни пятнышка на старинном обличье. Спрашиваю: давно ли здесь лежит человек. А я почем знаю, – отвечает девочка. Не пьяна ли она, – задаю я вопрос. А я почем знаю, – отвечает девочка. Я спрашиваю: а что вы вообще знаете. А я почем знаю, – отвечает девочка. Мне захотелось облить красивый начес девчонки каким-нибудь жутким вонючим ядом, но я сам остановился именно что в двух метрах от лежащего на траве человека. Я ведь не убивал его. Я захожу в дом и звоню в полицию. Приезжают через полчаса. Я прикидываю: человек может быть важным дипломатом с важнейшим кодом на внутренней части слухового канала. Или спортивной знаменитостью, рожденной на Бермудских островах, у которой было тяжелое детство. Мало ли что еще можно себе представить. Выясняется, что человек пьян.
* * *
и я бы мог
отсечь твою голову
и прикрыть твое тело
пурпурным плащом
эти мысли
выводят на улицу
мама и дочь колготятся на кухне
ель умирает
у мусорного ведра
последний фонарь
сбереженный с эстонских времен
в полутьме сыплет зернышки света
может быть в самом прекрасном на свете
тупике
Перевод с эстонского Е.Г. Скульской
