На земле
Wir alle fallen. Diese Hand da fällt.
Und sieh dir andre an: es ist in allen.
Und doch ist Einer, welcher dieses Fallen
unendlich sanft in seinen Händen hält.
R. M. Rilke
На небе зелёном — опавшие звёзды,
хрустящие кромкой сухой.
Просыпались солью морозные слёзы,
ивовой скользнув бородой.
Шафранной дорожкой, как линией жизни,
уходишь к созвездью айвы,
которое в детстве, и ныне, и присно —
дыхание тех, кто мертвы.
А кто-то неведомый шепчется рядом,
в холодной ноябрьской мгле.
Сегодня, наверно, нам неба не надо;
сегодня оно на земле.
Βιβλίο
В беспечном сне, обочиной морей,
с осенним взмахом крыльями вдоль лиц,
я временно вернусь к земной коре,
очнувшись в разнотравии страниц.
Мне чудятся юродство и сума.
В руках несёт, сырую от листвы,
босой мальчишка, спятивший с ума,
дрожащий мелко с ног до головы.
— Согрей! Согрей! Во имя всех святых!
Но падаю и вижу сквозь туман,
как больно бьют по рёбрам и под дых
и лезут в оттопыренный карман.
Там — спички. Унесли. А он лежит,
глаза в глаза, зрачки бегут по мне;
и тает оскоблённый малахит
на бледном истощённом полотне.
Горю, и растворяюсь под дождём,
и обжигаю губ иссохших крест,
сведённый жаждой слова. Переждём
земной мороз вдали от этих мест.
Месяц
Пальцы дрожат. Мороз.
В воздухе виснет хмарь.
Снега сполна принёс —
слов пожалел январь.
Где-то за этой мглой
знак-бумеранг застыл.
Он поразит весной
тех, кто его пустил.
А до весны — чуть-чуть
хрупких, как лёд, надежд:
всё дописав, уснуть —
и пролететь рубеж.
Чужая боль
Чужая боль (бывает легче ваты),
она ковала руки на груди,
а горечь разъедала даже латы
из тысячи несказанных «прости».
Что время там, где нет его кончины,
где взмах ресниц — длиною в сотню зим?
Разжаты пальцы; в слепочке из глины
одно крыло расправил херувим.
Окно скорбело слёзно; в голых ветках
запутывались крепко облака.
Катилась обронённая монетка
полями городского колпака.
Как оказалось, пустота — живая,
способная утешить и убить.
Чужая боль — от ноября до мая —
камвольная вокруг запястья нить.
Из дома — в день, досматривая сны;
и вдруг в лицо — пахнул морозом ветер.
Осознаёшь, что павшие листы
уже не поживут на белом свете.
Закидываешь голову назад;
угадывая землю под ногами,
ты вспомнишь, как ложился листопад,
как время шло неслышными шагами...
Кадр 22
На камере —
сто сорок
фотографий.
Забыть...
стереть...
остаться в них навек...
Течёт вода
через края
на кафель,
заглядывает
в окна
лунный свет.
Ложатся
на ресницы
пепелинки,
а ночь мотает,
трепыхаясь,
слайды сна.
Я —
маленькая
вечности пылинка
В пустом углу —
на кадре 22.
Не вынести
Я хочу вынести за скобки общего множителя,
соединяющего меня,
Солнце, небо, жемчужную пыль.
В. Хлебников
Не вынести — словами не сказать;
ну разве что словить себя на мысли,
что наше время повернётся вспять,
лишь стоит скорость образов превысить.
Но мы дошли до самых до основ,
чтобы расстаться в шаге от развязки,
исчезнуть из чужих черновиков —
за грани бытия; остаться сказкой.
Как вдруг — с ума! — нажатием курка
убить два лишних знака троеточья.
Оставить солнце, звёзды, жемчуга
и эту жизнь, изорванную в клочья.
