Спаситель
Дождь шаркает о подоконник,
и стонет кто-то в небесах.
Сурово Бог глядит с иконы
на мой дрожащий детский страх,
объявший душу мне и тело...
Под полом призраки ворчат.
Свет керосинки. Пляшут тени.
Бесстрастно ходики стучат.
За печкой чёрт скрипит клюкою.
Шуршат, шагая по двору,
покойники. Вот дверь откроют –
и я от ужаса умру.
В комок сжимаясь на постели,
обняв кота, шепчу ему:
«Спаси, родной!..»
Вот, жив доселе –
спасибо Ваське моему.
* * *
То стаи волн с бушующими гривами,
то нежность, растворяющая зори,
то горевая песня, то счастливая...
Такое вот – лирическое – море.
Но эти чувства – только повторение
моряцких душ, их радости и горя,
их широты, отваги, вдохновения...
Без них такого не было бы моря.
Кто смог бы так его характер чувствовать
в безмолвном штиле, в буре ошалелой?
Ни в чьих глазах не голубеть, не буйствовать...
От горя бы оно окаменело.
* * *
Когда накроет чёрной тенью
безвыходность мой путь земной,
куплю плацкарту до спасенья –
в мой край родной.
Там в землю вросшая избушка,
её окошек добрый взгляд,
да увлечённый счёт кукушки
мне жизнь продлят.
И мама, старенька мама,
с судьбой из болей и невзгод,
как в детстве, тихими словами
покой вернёт.
* * *
На суше трава и цветы –
во все стороны.
Там птичьи по лесу
разбросаны трели.
А здесь только море,
отдать бы которое
сейчас за глоточек земного апреля.
Не надо, волна моя, шёпота ревности.
С тобою семейным мы связаны долгом.
Не я, а мечта виновата в неверности,
и то по весне, лишь на миг, ненадолго.
Настроение
Муторно, душно.
Воздух вспотевший
жабрами окон хватают дома.
Моря напившись, неба наевшись,
жирной свиньёю разлёгся туман
в луже залива.
Запахи пива
виснут с балконов мокрым бельём.
Да комары своим писком счастливым
предназначение славят моё.
* * *
Чёрный холм в вечернем небе
крылья ночи распростёр.
Там, за ним, уходит в небыль
догорающий костёр.
Невидимка – птица тайны,
распластавшись надо мной,
всё плотнее оплетает
тёмной тенью мир земной
и неслышно с оперенья
рассыпает в темень страх.
Просыпаются виденья.
Мрак шевелится в кустах.
Ухнул филин. Леший следом
хохотнул недалеко...
Я уже не я, а предок
из языческих веков.
* * *
Сомлевший август. Дачный двор.
Над ним – зелёным, полусонным,
ведут свой тёплый разговор
два братца: солнце и подсолнух.
А я валяюсь на траве –
лень даже выговорить слово.
И лишь блаженство в голове,
как будто я растущий овощ.
* * *
Я спрятался в деревню эту,
сбежал от всех проблем, тревог,
чтоб слиться здесь с дыханьем лета
и напитать им душу впрок.
За грядками к опушке леса
ковёр расстелен травяной.
И песни птичий бард развесил
чуть выше солнца, надо мной.
Страданий нет. Покой безбрежный
над беззаботной стариной.
Со всех сторон – лишь безмятежность.
Пройдётся дождь – и тот грибной.
Три дня я смог быть меньшим братом.
Потом подкралась грусть. А там –
всё те ж проблемы как расплата
за яблоко, что съел Адам.
* * *
Нахлынут чувства – и растают вновь.
Они не вечны, как и всё в природе.
И лишь одна – последняя – любовь,
не завершась, в бессмертие уходит.
