* * *
Я тебя замолю от любой непогоды...
Что мне ветры высокие, темная тишь,
Расстелю для тебя шелковистые воды,
Напишу тебе песню, покуда ты спишь.
Приглашу всех волшебниц к твоему изголовью,
Пусть тебя ублажают – кого же еще?
А потом напою тебя нашей любовью –
Сумасшедшей и нежной,
Как щебет и щелк...
Ах, она будет легкой, как мартовский ветер –
То ли детская блажь, то ли явь, то ли сон...
Мы так странно одни, и на всем белом свете
Только ты, только я, только солнце и Он.
* * *
Давай отпразднуем все то, чего не будет,
Давай устроим праздник круговой,
Наладим жизнь без горечи и буден,
Где бабочки, и только.
И с лихвой
Морозных звезд над солнечной долиной,
Твои леса и все мои холмы...
И мы вдвоем.
И путь совсем недлинный –
Всего – от слова я до слова мы.
И это сочетанье, совпаденье –
Всю робость положу к твоим ногам,
Веление, везение, владенье,
Ты где-то тут,
А я – где ты, я – там.
И кружится, и вьюжится, и в небо
Уходит вся земная наша власть,
И пусть потом сказать посмеют –
Не был.
Не знал. Не видел.
Не напился всласть.
* * *
Ах, как просто любить на таком расстоянье –
Так плывется легко, так покорна вода,
И спасает меня от тебя расставанье,
Серебристые рельсы, дымы, провода.
Ты – владелец секретов, земных и небесных,
Все открыто в тебе – отдаешь просто так.
На просторах лесных, в переулочках тесных
Ты – единственный, видно, колдун и чудак.
И внезапно, и вдруг раскрываются недра –
Все сокровища ты раздаешь невпопад,
Так легко и безумно, безоглядно и щедро,
Но в безумии этом есть Божественный лад.
Я рукой проведу, я ладонью закрою
Твой бесстрашный, открытый, беззащитный висок.
Будь что будет, но вечно и этой порою
Я всех ангелов кликну к тебе на порог.
* * *
Саре Горенштейн
О, женщин имена – то Анна, то Марина!
Их солнечная суть, морозная краса,
Дыхание земли, и привкус розмарина,
И облачный ледок, плывущий в небеса.
Прислушайся к векам – звучит Сафо, София,
В них тяжесть тишины и влажность росных нив,
И судьбы всей земли, и все лукавство змия.
О, женщин имена – слиянье и разрыв.
История плывет – круги ее жестоки,
Но музыка слышна – то Леа, то Рахель,
И в этих именах любви моей истоки,
И Божий глас звучит над горечью земель.
* * *
Праздник Кущей.
Шалаши.
Шелковое время года.
Кто-то тяжесть снял с души,
Дразнит праздностью свобода.
Пусть невечной будет грусть,
Век бы нас не разлучали,
Снова радости учусь
На краю своей печали.
* * *
Жизнь упадет, догорая.
Лей, виночерпий, вино!
Мама моя дорогая,
небо над нами одно.
Неразделимо и цело,
в отличие от земли.
Видишь, звезда пролетела,
видишь, туманы прошли.
Ветер приходит с повинной –
слезы в его парусах.
Слышишь, рожок соловьиный
там, на ничьих небесах.
Идти куда судьба ведет,
не думая, не выбирая.
Туда, где облако скользит,
где ветер ледяной сквозит,
где одиночество не тяжко,
и воздух разрежен и сух,
и где захватывает дух,
и солнце ближе, чем ромашка.
* * *
Ни зла не помнить, ни обид,
ни даже радостей давнишних.
День словно молоком облит,
и влаги след на белых вишнях.
И снова, чем-то огорчась,
кто был мне близок – отдалится.
Есть только то, что нынче длится,
и только то, что есть сейчас.
Весь этот разомлевший день
с его туманной поволокой
и с белой тучей невысокой,
соскальзывающей в голубень.
И это все.
Ни до, ни после
не существует, и не в счет.
Как медленно шагает ослик
Как время медленно течет
* * *
Идут дожди и наполняют мир,
Смывая кровь детей с печальных улиц,
И все деревья в трауре согнулись,
И плачет город, одинок и сир.
И нет конца горчайшим этим дням,
И нет причины ненависти вечной.
Что виноватый ангел скажет нам,
Вернувшись из страны своей беспечной?
ИЕРУСАЛИМ
Я с городом моим дружу,
Служу ему легко и верно,
Его служанка и царевна –
Над каждым камнем ворожу.
Я с городом моим на «ты»,
Всегда лечу ему навстречу,
Прислушиваюсь, не перечу,
И не пугаюсь высоты.
Я с городом моим навек останусь.
Даже после смерти.
Коснется утром сонных век,
Печать поставит на конверте.
Пошлет мне ангела-гонца,
Поставит стражу, даст опору
Во все века и в эту пору…
Любови нашей нет конца.
ИВРИТ
И что мне в этих буковках летящих,
Я и не знала их в своих уральских чащах,
Не видела, не слышала вовек,
Что мне их странный, их обратный бег
Спешу за ними кверху, по спирали.
Оставив долгий холод на Урале,
Я всматриваюсь в них, я их учу.
Вот-вот коснусь рукой и приручу.
Они приходят, радуясь, кружа,
И тянется, и длится ворожба.
