***
Такое сказочное утро!
Свеченьем розовым прошит
Весь воздух, и унылый вид
Домов сродни картинкам будто
Иль декорациям пустым
И плоским, в сказочной подсветке,
И даже воробьи на ветке
Оделись в персиковый дым.
И шлёт сквозь персиковый пух
И перья облаков светило
Улыбку: ох и расцветило
И разукрасило старух,
Дома, деревья и котов,
Дворняг, автобус номер третий, —
Как будто день пришёл последний:
Порадуйся — и будь готов!
Без солнца светится весь мир,
Всё розовея, розовея,
И если ветерок повеет —
То перейдёт весь мир в эфир!
Две чудо-радуги стоят
Над этим утром в довершенье,
И я, приняв уже решенье,
Иду под ними наугад —
Благоговея, вся в мечтах,
Таких же — розового цвета.
И обмануть надежду эту
Не сможет Тот, Кто в небесах!
МОРОШКА
Ягода-морошина,
Ты ли не в чести? —
Ты на Север брошена
Из святой горсти…
Тёмными болотами
Вдруг поманит глаз
Грань твоя золотная,
Моховой алмаз.
Сторона унылая
Свету не страшна:
Солнечною силою
Ты напоена.
Сладкая да вкусная? —
Не могу сказать.
Жизненная, хрусткая —
Хлебушку под стать!
Потому-то загодя
Люд из года в год
Золотую ягоду
Про запас берёт.
И не зря красуется
В золотом меду —
С ней перезимуется
Веселей в дому!
А вольна морошина
От тоски спасти —
Потому что брошена
Из святой горсти.
НОЧЬЮ БЕЛОЙ
Солнце пало на запад.
Холм, избушка на нём.
У травы пряный запах.
Месяц в небе ковшом.
Речка влажно бормочет.
В баньке мылится пан.
И русалка полощет
В шайке волосы там.
По плечам ходит веник,
Квас на камне шипит...
А в избушке священник
Так невинно сопит.
Музыкант на крылечке,
А безумец в окне.
Завозились на печке
Пан с русалкой во сне.
Солнце встало, сияет,
Холм лучами палит.
Пан русалку ласкает,
А священник всё спит.
Ночь давно на исходе,
Да не крикнет петух:
Топчет кур в огороде —
Разлетается пух.
А безумец в избушке
Знай протяжно кричит.
Музыкант мнёт подружку,
А священник всё спит.
Только встанет, очнётся —
Вмиг дурман пропадёт:
Дива стиркой займётся,
Пан на службу пойдёт.
Музыкант на пороге
Будет струны щипать...
Месяц выйдет двурогий —
И сойдутся опять
Пан, русалка, кликуша,
Поп, безумец, поэт.
Будут водочку кушать,
Будут песенки петь.
И ничто здесь не может
Измениться вовек.
Русь. Деревня. Был дождик.
Значит, будет четверг.
***
Жгла,
выворачивала,
крутила, мяла
Чёртова страсть,
разжигая живот и темя.
Что повело,
потащило,
закувыркало
Из дому исподволь,
напропалую, в темень?
Жёнушку — побоку,
деток и мать-старуху;
К ней — не красавице,
не потаскухе вроде...
Сшиблись
и перехлестнулись
две силы духа,
Вместе скрутились —
и ринулись колобродить.
А наобщавшись
уже
до изнеможенья,
Вдруг отпихнутся они,
разбегутся снова.
Только любовь их,
слепого
происхожденья,
Будет ходить
и нет-нет
разорять гнездовья.
ОСВОБОЖДЕНИЕ
Дорога. На дороге волк.
С волками в драке знаешь толк?
И я не знал, но шёл вперёд, —
Я, одинокий сумасброд.
Ведь мне его не обойти —
Смести с пути его, смести!
И я бросаюсь на волка:
Я или он — вся недолга!
Я волка жал, за глотку жал.
В его глазах — сто тысяч жал,
В его зубах — сто тысяч жал,
Сверкал во тьме его оскал...
Так, без ножа и топора,
Давил я волка до утра,
И волк потух, и волк поблёк,
И ног своих не уволок.
Я шкуру снял, — впервые снял,
С горячей шкурой я стоял.
Едва остался я живой,
Но что-то сделал волк со мной...
Я шкуру волка поволок,
Как пыльный и пустой мешок,
Но счастья я не испытал —
Я тоже зверем, верно, стал...
РОДНИК
Родник, наверно, был святым —
Над ним замшелый крест…
Да не заметно суеты
Монашеской окрест:
Монахов нет в монастыре
Седьмой десяток лет.
И нет здесь больше лагерей —
Разрухи виден след…
Кого ж питал, от жажды спас
Родник святой водой? —
Готов наполнить и сейчас
Стакан берестяной.
Замшелый сруб, каменья в ряд,
А воды так чисты,
Что словно в воздухе парят
Кусочки бересты.
Под ними — пусто! Вещий страх
Находит неспроста:
Вода в болотистых местах
Так ангельски чиста!
Булыжный ствол уходит вглубь,
Воды нет и следа…
Но стоит только почерпнуть —
И вот она, вода!
Напьюсь всего одним глотком
И в землю поклонюсь:
Хранима чистота крестом,
А чистотою — Русь.
***
О, это озеро туманное! —
Как чаша Божия в лесу.
Живое, тёплое, желанное —
Притихло, точно ждёт грозу.
В нём тайна есть…
Коснуться таинства —
И маята, и древний страх:
Что под поверхностью скрывается
В его задумчивых волнах?
Вступаю в воду тёмно-чайную.
Ни всплеска… Медленно маня,
Вода — по грудь уже — печальная
Ласкает, топит ли меня?..
Плыву, плыву, а воды тянутся
Травою руки мне обвить,
Чтоб из объятий томных, тягостных
Не отпустить, не отпустить…
***
Дерево. Дерево. Дерево. В общем, лес.
Кто-то в лесу — в нору? Нет — на дерево влез.
Лезет, пыхтит, упарился. Просто страх.
Между ветвей пластается — вот размах!
Между сучков корячится. Слышен свист…
То муравей с товарищем напились.
Треснули по полшкалика кислоты —
И загорелось сведать им высоты.
Вот и ползут-хохочут, едва видны…
Ствол. Кроны сосен. Облачко. Взгляд с Луны.
ВАРКА ПЕРВЫХ ПЛОДОВ
(Из цикла «Технологии»)
Варка первых плодов — значит, вновь урожая дождались.
Значит, голод не страшен и можно забыть про него.
Потому наши предки за праздник её почитали —
Варку первых плодов: брюквы, репы, гороха, бобов.
…Мы варили картошку. Ту, первую, что подрывали.
Набивали молоденькой, мелкой до верху чугун.
«Разводите огнишшо!» — родители нам доверяли.
Мы бежали за баню — всё главное деялось тут.
Чугунок водрузив на два плоских приземистых камня,
Мы сносили весь хворост с округи к нему побыстрей.
Зажигали огонь и, усевшись по кругу, глазами
И горячим желаньем нудили его закипеть.
Много ль надо картошке? Мы острую спицу втыкали,
Её выстрогав прежде, в нетвёрдый картофельный бок.
И — «Готова!» — родителям занятым звонко кричали.
Шёл с отнимками кто-то из взрослых, чтоб слить чугунок.
И, дымящийся паром, горячий чугун уносили.
Мы бежали, довольные, в дом — а стемнело-то сколь!
А потом за столом из тарелки картошку тащили:
Каждый — в блюдечко с маслом, на донышке — крупная соль.
Ах, картошечка та — помакаешь — вообще объеденье!
Все вокруг гомонят, подбородки от масла желты.
А лет триста назад — не картошка, а брюква, наверно,
Точно так же варилась за банею до темноты.
Кто же будет её ставить — первую! — в русскую печку?
То был древний обряд, и языческих требовал справ.
На огнище пекли пробу первых плодов вековечно,
Первобытный огонь бился радостно в тёмных глазах.
ДЕВЧАЧЬИ ЗАБАВЫ
Звенящая тишь над рекою:
Гром капли, упавшей с руки...
Дремота так тянет к покою,
Особенно здесь, у реки...
Холодной росою умыто,
Светило встаёт на лугу,
И, в дымке зелёных накидок,
Берёзки навстречу бегут
Пяти неказистым лошадкам,
И скачет, и мчится земля
Навстречу пяти горожанкам,
Не знающим толком коня!..
Лишь храп да отчаянный топот,
Да бег под копыта травы...
Ах, скачки навстречу восходу —
Забава девчачьей поры!..
Все нежности напрочь забыты,
И только — вперёд и вперёд!
Ох, кто-то упал под копыта...
Ах — кто-то его подберёт!..
И плакать совсем не пристало.
Ведь помниться будет потом:
Их солнце так близко вставало —
Всего-то один перегон!
ЗИМА
Чуть устало Зима пришагала,
Размотала неспешно холсты,
А потом их умело сшивала —
С мастерством неземной высоты.
И руками их чутко обхлопав
И морщинки разгладив везде,
Всё в порядке оставив до срока,
Потащилась неспешно к себе.
Был наряд её скромен, добротен,
Мерно стукали в пол башмаки…
И следили за этой работой
С одобрением чьи-то зрачки.
***
Где маленький и гордый Пушкин
Лежит, уткнув лицо в шинель,
Где, разгораясь, заметает
Фигурку чёрная метель, —
Там я брожу и слёз не прячу,
Незримо рядышком стою.
Я не вмешаюсь наудачу —
Я руку Божью узнаю.
Всё так, всё так же, неизменно:
За дар бесценный — эта степь,
И даль — черна; на мёрзлой сцене
Метёт метель, лежит поэт!..
***
Россия, родная Россия,
Не буду тебя утешать:
Ты лучшее в чреве носила —
А самому худшему мать.
Вкусила ты «царства свободы» —
В цепях по рукам и ногам,
И жаждут свои же народы
Обчистить тебя донага
Да выгнать — в рубцах и заплатах,
Как нищую, — полем шагать...
И снова твои супостаты
Остатки в куски будут рвать!
Родная, воспрянь и уверуй:
Ты можешь себя превозмочь!
И знай: тебя любит без меры
Одна непутёвая дочь...
***
На отшибе деревушка:
Пашни, пашни перед ней.
Там живёт одна старушка —
И не ждёт уже гостей.
Я же рвусь туда упрямо,
Хоть избы знакомой нет…
В деревушке этой мама
Родила меня на свет.
Тут она девчонкой в пожнях
Знала каждый уголок,
А потом и я, попозже,
Тропкой бегала в лесок.
В том лесочке — топком, светлом —
Тьма смородины была,
А над озером заветным
В нём черемуха росла:
Что за ягоды родила! —
Не видала я крупней.
Я ведёрко приносила —
Хвастать — матери своей.
А она вздохнёт чуть слышно:
«Хороша, да всё ж мелка…
Раньше ягода как вишня
На черёмухе росла!
К ней ходить любили люди:
В озерке цвели цветы…
Лилий тех во всей округе
Не отыщешь нынче ты».
Мне хотелось верить в сказку —
Озерко я обошла…
Заклинала я напрасно:
Ни цветочка не нашла.
Но сквозь шелест леса слышно:
«Были лилии… Была
И черёмуха как вишня —
Слишком поздно ты пришла…»
Окружили деревушку
Перерытые поля.
И всё глубже прячет душу
Первозданную
Земля.
