Из новой книги0

Однажды, возвращаясь из командировки, я оказался на одном борту с Дмитрием Селивёрстовичем Рябоконем. Тогда только ещё начинали летать из Москвы в Омск и обратно ТУ-104. Этот военный бомбардировщик, переоборудованный под пассажирские перевозки, совсем не имел звукоизоляции, и двигатели грохотали так, что после трёх часов полёта ещё столько же времени казалось, что у тебя на плечах вместо головы – реактивный мотор.

А вот Рябоконя, похоже, такой некомфорт вдохновлял. Уже на земле, спеша от самолёта к зданию аэропорта, он признался мне, сияя счастливой улыбкой: нашёл, наконец, решение давно его мучающей технической задачи. Почему прямо сейчас поедет не домой, а в наш «ящик» – оформлять заявку на изобретение…

Сейчас у Рябоконя прямо-таки «букет» всяческих наград и высоких званий: кандидат технических наук, академик РАМТН, профессор, почётный радист СССР, заслуженный изобретатель и машиностроитель России. И он, несмотря на возраст, считающийся преклонным, продолжает работать в родном ему ОНИИПе ведущим научным сотрудником. А меня при каждой встрече с ним так и подмывает спросить: «Дмитрий Селивёрстович, а нынешняя тишина в самолётах вам не мешает думать?». Да не решаюсь. Вдруг Рябоконь из аэропорта спешит оформлять очередную заявку на изобретение?

Выехали в марте на зимнюю рыбалку. Насверлили лунок, уселись на ящички с подогревом и стали подёргивать короткими удочками.

Клевало плохо. Стоял мороз. Лунки обмерзали, надо было постоянно их чистить, снимать лёд. Вдруг кричит Павел Ефимович:

– Помогите! Попался, зараза, в лунку не пролезает, зверюга!

Побежали к нему – кто с черпаком, кто с подсаком, кто с пешнёй. Смотрим, а в обмёрзшей лунке Степанова маленький окунишка болтается на крючке.

– Ну, ты даёшь, Павел Ефимович! – стали его укорять. – Созвал всех кита тянуть, а тут маленький матросик в тельняшке попался…

– А я смотрю, все скучные сидите, поди, замёрзли ребята, – достал он из полушубка, как бы оправдываясь, уже початую бутылку…

Купил Изя, мой товарищ по работе «с рук» у автомобильного магазина «Запорожец». Ему повезло: машина оказалась новой, даже в салоне пахло ещё дерматиновой обивкой. Но было это далеко от дома, в городе Арзамасе Горьковской области, где мы находились в командировке.

Он попросил меня перегнать покупку до Омска своим ходом. Права у него были, но водить, мягко говоря, ещё не умел. «Дорога дальняя, – думал Изя, – может, в поездке наберусь опыта, сидя рядом с бывалым водителем».

После первой тысячи пройденных километров Изя упрекает меня:

– Тебе хорошо за рулём, ты катаешься, а я уже устал сидеть…

В командировках после очередной посадки в самолёт Алексей Михайлович достаёт заветный блокнотик, где у него аккуратно в столбик записаны все бортовые номера самолётов, на которых он уже летал. Были у него в списке все «тушки», начиная с «ТУ-104», «Яки», «Анны», «Илы», реактивные и винтовые, и даже американские «Боинги».

Но и это не всё, что он записывал. Перечислялись у него и командиры воздушных судов. Обычно после взлёта стюардесса информирует: «Уважаемые пассажиры, вас приветствует на борту самолёта командир экипажа, лётчик первого класса такой-то…». Тарасенко и фамилии лётчиков брал на карандаш. И заранее знал, и предупреждал соседей по креслу перед посадкой, как тот или иной классный командир будет сажать самолёт.

– Сейчас наш ас сделает «козла», – говорил, например, Алексей Михайлович, и закрывал заветный блокнотик.

Самое первое наше профсоюзное собрание. Его повестка: дисциплина на рабочих местах, спецодежда, медицинские аптечки, инструмент, материалы и другие вопросы.

Встаёт механик Николай Пачкин и предлагает создать инструментальный ансамбль. Сам он был хорошим ударником. Слава Шишкин требует выдать ему резиновые сапоги. В сарае, у ворот, где он рубил заготовки на «гильотине», стояла вода по колено…

Интересно, помнит ли об этом требовании сапог Шишкин, ставший главным инженером опытного завода?

Работники одного отдела подарили своему начальнику на день рождения поношенную фуфайку и кирзовые сапоги. В пакете была записка: «Для поездки на картошку. От уставших инженеров отдела».

Эту шутку на полном серьёзе рассматривали на заседании местного комитета профсоюзной организации. И весь отдел был лишён премии. Вместе с его начальником, оказавшемся, впрочем, не в убытке, – сапоги-то и фуфайку он шутникам не вернул.

Виталий Львович пытается открыть дверь в лабораторию. Кодовый механический замок не поддаётся. Мимо проходил Изра Наумович Криворучко, остановился и назидательно сказал:

– Дверь – женского рода. С ней надо деликатно, нежно обращаться.

И набрал, нашептывая, наверное, нежные слова, код. Но упрямый замок не поддался ни на какие уговоры и через десять минут. И у Изры Наумовича терпение лопнуло – он ударил крутым своим плечом в дверь, и та открылась.

– А говорил, женского рода – деликатно надо, – расстроился Виталий Львович, не догадавшийся шибануть дверь собственным плечом.

– У женщин и мужская сила в почёте! – нашёлся Криворучко.

Вечер, но укладываться на боковую вроде бы рано. Павел Ефимович и жена его, оба уставшие – рабочий день трудным оказался – смотрят телевизор. А передача скучная – вовсе в сон клонит. Но каждый про себя думает: «А вдруг это только мне не интересно?». Женщины – народ терпеливый, и первым не выдерживает Павел Ефимович.

– Ладно, Маша, – поднялся он с дивана. – Домой пойду. Спать пора.

– Куда пойдешь?! – жену точно выбросило с дивана. – От Маши к Маше?