litbook

Non-fiction


Элеанор Рузвельт(1884-1962). Из книги «Бермудский треугольник любви»0

(продолжение. Начало в №2/2012)

БАС: Рассказывая о Франклине Делано Рузвельте, мы в какой-то момент позволили его жене удалиться в тень. Пришла пора перевести софиты и объективы наших телекамер непосредственно на неё.

ТЕНОР: Лучше всего будет вернуться к 1924 году. Именно тогда Элеанор Рузвельт начала искать и находить контакты с людьми близкими ей по духу за пределами семейного клана. В 1925 году она подружилась с двумя лесбиянками, жившими в тесном союзе уже тринадцать лет. Нэнси Кук и Марион Дикерман навещали её в Гайд Парке, все трое любили устраивать пикники на речушке Вал-Килл, усыпанной мелкими порогами и водопадами, протекавшей неподалёку. Франклин Рузвельт не только не возражал против этой дружбы, но даже помог им построить каменный коттедж на берегу речушки, который стал их постоянным прибежищем.

БАС: Новые приятельницы были полны энергии и предприимчивости. Они уговорили Элеанор вступить с ними в партнёрство и купить в Нью-Йорке школу Тодхантер, где учились девочки из состоятельных семей. Марион стала директрисой, Элеанор – её помощницей. Она также преподавала американскую историю и литературу. Приют на берегу Вал-Килла недолго оставался только местом для отдыха. Он тоже вскоре был превращён в деловое предприятие. Неподалёку от каменного коттеджа выросло здание, в котором разместилась небольшая фабрика, изготавливавшая мебель в старо-американском стиле из различных пород дерева: орех, вишня, красное дерево. Фабрика давала работу окрестным фермерам и членам их семей. Свою нью-йоркскую квартиру Элеанор превратила в выставочный зал, где покупатели могли знакомиться с образцами изделий. Конечно, курорт Ворм Спрингс и школа Тодхантер сделались первыми заказчиками нестандартной мебели.

ТЕНОР: Следуя примеру своих энергичных подруг, Элеанор преодолела страх перед водой и научилась плавать. Во время горных прогулок шагала решительно, часто опережая остальных. После двух-трёх столкновений с уличными столбами и деревьями стала уверенно водить машину. Однажды все трое гостили у родственников Элеанор, и её племянница была разбужена посреди ночи громким хохотом в соседней комнате. Каково же было её изумление, когда в приоткрывшуюся дверь она увидела свою обычно серьёзную и сдержанную тетушку вовлечённой в беспощадную битву подушками!

БАС: Гости, ночевавшие в каменном коттедже не без удивления замечали, что простыни в нём были украшены вышитыми вензелями из трёх букв: Э.М.Н. Элеанор ощущала обеих женщин настолько близкими, что рассказала им об измене мужа, закончив свою исповедь словами: «Я смогла простить, но забыть не могу».

ТЕНОР: В то время как отношения с новыми друзьями были источником радости для Элеанор, атмосфера в собственной семье всё больше тяготила. Свекровь Сара продолжала изводить её критическими замечаниями, упрёками за неправильное воспитание детей, уверенными политическими суждениями. Однажды, жалуясь на неё в письме мужу, Элеанор закончила описание очередного семейного обеда фразой: «Я готова была то ли завизжать, то ли убежать и вступить в большевистскую партию».

БАС: Двадцатилетняя дочь Анна так страдала от раздоров между матерью, бабкой и отцом, что согласилась выйти замуж за нелюбимого ею человека, старше неё на десять лет. Однако и это событие привело к очередной ссоре. Добрая бабушка решила подарить молодожёнам дорогую квартиру, но просила Анну ни в коем случае не извещать об этом мать заранее. Элеанор, узнав о происходящем, пришла в ярость. «Предлагать что-то моей дочери, не предупредив меня и требуя от неё сохранения тайны, – на что это похоже?! Она что – боялась, что я буду возражать и вмешаюсь?».

ТЕНОР: В те же годы, незаметно для себя, Элеанор начала превращаться в политическую фигуру заметного масштаба. Её участие в предвыборной кампании кандидата на президентский пост Альфреда Смита сыграло немалую роль в его номинировании в 1928 году. Но в кампании своего мужа, боровшегося за кресло губернатора штата Нью-Йорк, она предпочла не участвовать. Смит потерпел поражение, а Рузвельт был избран значительным большинством голосов. Журналист спросил Элеанор, гордится ли она победой мужа, и услышал в ответ: «Мне это безразлично. Я буду проводить в Олбани несколько дней, а утром в понедельник уезжать в Нью-Йорк – преподавать в Тодхантере».

БАС: Конечно, отвечая так, она не могла предвидеть, что вскоре ей суждено было встретить в Олбани человека, который станет для неё даже ближе, чем Нэнси и Марион. Эрл Миллер служил в охране бывшего губернатора, но Рузвельт встречался с ним ещё в годы работы в Вашингтоне. Он ценил в нём надёжность, смелость, прямоту и попросил его принять на себя обязанности телохранителя «первой леди штата Нью-Йорк». И Миллер согласился.

ТЕНОР: Это был человек причудливой судьбы и самых неожиданных дарований. В четырнадцать лет он оставил дом, чтобы работать акробатом в странствующем цирке и помогать больным родителям. Он также выступал в роли каскадёра и трюкового мотоциклиста. В войну Миллер служил на флоте, стал капралом, а также чемпионом Среднеатлантического побережья по боксу в полутяжёлом весе. Стрельба, плавание, верховая езда – любой спорт, требовавший силы и координации, был ему доступен. Внешность его заставляла вспомнить героев немого кино, с их широкими плечами, ясным взглядом, квадратным подбородком. Он также играл на пианино, неплохо пел, участвовал в любительских кинофильмах.

БАС: Приступив к обязанностям телохранителя, он прежде всего занялся спортивной подготовкой Элеанор. Выбрал для неё каштановую кобылу по имени Дот, и они стали регулярно совершать верховые прогулки в окрестностях Гайд Парка. Научил её стрелять из пистолета по мишеням. Играл с ней в теннис и даже выстроил тренировочный корт рядом с каменным коттеджем в Вал-Килле. Труднее всего ей было научиться нырять. Но Миллер не отступал. Положение рук, ног, спины – снова и снова он заставлял её нащупывать правильные движения, и она, наконец, научилась уверенно отталкиваться от доски и входить в воду головой, а не шлёпаться животом.

ТЕНОР: В доме появился сторожевой пёс – грозного вида, но хорошо выдрессированный в полиции. Миллер уговорил Элеанор постоянно иметь в сумочке баллончик со слезоточивым газом. Друзья замечали, что, присутствуя на публичных выступлениях мужа, Элеанор часто вертела головой, внимательно оглядывая помещение. «Вы опасаетесь покушений?», – спросили они. «Нет, я высматриваю кратчайший путь к запасному выходу, – ответила она. – Если случится пожар и начнётся паника, Франклину придётся нелегко. Эти железные каркасы на ногах помогают ему стоять, но делают всё тело крайне неповоротливым. Охранникам будет трудно вынести его».

БАС: Миллер учил её быть начеку не только против злоумышленников, но и против жуликов всех мастей, пытавшихся поживиться за счёт Рузвельтов. Летом 1929 года семья уезжала на каникулы, в губернаторском особняке оставалось только три человека. Но по счетам от мясника можно было подумать, что эти трое съели тонну филе-миньонов. То же самое и со счетами на бензин: 1400 галлонов вместо обычных 300. Когда Миллер представил результаты своих проверок, Элеанор была возмущена поведением поставщиков и запомнила урок, что впоследствии помогло ей строго контролировать средства, проходившие через её руки на благотворительные цели.

ТЕНОР: Имея опыт выступлений в цирке, Миллер знал, как важен внешний вид и повадка человека в отношениях с публикой. Портреты Элеанор, появлявшиеся в газетах, огорчали его. Она выглядела на них так, будто испытывала ненависть к фотографу. Миллер уговаривал её улыбаться под дулом фотокамер. Элеанор отмахивалась: «Если у женщины нет подбородка, а зубы торчат, это останется на плёнке что ты ни делай». Тогда Миллер пустился на хитрость: стал за спиной фотографа и начал гримасничать. Элеанор невольно рассмеялась, и снимок получился очень удачный. Кстати, известная фотография Франклина Рузвельта верхом на лошади тоже была сделана по совету Миллера. А тот факт, что лошадь никуда не повезла своего всадника и два телохранителя просто сняли его с седла, остался неизвестным читателям газет.

БАС: Элеанор и Эрл Миллер всё чаще проводили вместе уикенды, устраивали поездки в горы, пикники у костра, купанья в озере. Возраставшая интимность их отношений огорчала и тревожила Нэнси и Марион. Миллер уже позволял себе приобнимать Элеанор за талию. Сохранились фотографии, на которых они сидят рядом в купальных костюмах, её рука – на его колене, его рука – на её плече. На другой – сидят на краю бассейна, держась за руки. Обращался он к ней почтительно, за глаза называл только «моя леди», но мог иногда и сорваться, даже прикрикнуть. Он был моложе неё на двенадцать лет, но возложенная на него роль защитника постоянно заставляла его обращаться к ней в интонациях повелительных. Нэнси и Марион также коробило его позирование, явное самолюбование, щегольство мускулатурой.

ТЕНОР: Примечательно, что среди новых друзей Элеанор не было людей высокопоставленных и богатых. В свои сорок четыре года она будто вырвалась из привычного круга, где соблюдение приличий лежало на ней, как тяжёлые вериги. С Нэнси, Марион, Эрлом она могла расслабляться, дурачиться и получать удовольствие от непринуждённого общения. Иерархия, престиж, почести не играли никакой роли для её новых друзей. Кроме того, они разделяли её любовь к литературе и с благодарностью слушали стихи и прозу, которые она им читала при свете костра.

БАС: Когда Миллер затеял снимать домашний фильм «Пират и леди», Элеанор с готовностью согласилась. Можно представить себе, как веселилась вся компания, глядя на экран, на котором пират Миллер, с наклеенными усами и бородкой, с повязкой на глазу, затыкал кляпом рот Элеанор и привязывал её к прибрежным скалам. Но в жизни он часто выступал в обратной роли: заступника, всегда умевшего вызволить свою хозяйку из трудных ситуаций. Если её автомобиль слетал в канаву, Миллер заявлял, что причиной было не превышение скорости, а неправильно спрофилированный поворот дороги. Если её брат Холл в очередной раз напивался за обедом в Гайд-Парке, Миллер умел незаметно увести его. Даже много лет спустя он категорически отказывался откровенничать с журналистами и биографами Элеанор.

ТЕНОР: А попыток приподнять завесу над их отношениями делалось немало. Похоже, оба умели молчать перед чужими, но природная искренность мешала им успешно прятать свои чувства за подобающей маской. Интимные касания, радость при виде друг друга, вспышки беспричинного смеха посреди серьёзного разговора – всё это давало окружающим повод подозревать разгорающийся роман. Первый брак Миллера кончился разводом, Элеанор тоже чувствовала себя свободной от брачных обязательств. Но при этом жажда любви с юности окрашивала жизнь обоих.

БАС: Сохранилось свидетельство человека, имевшего возможность наблюдать расцвет отношений довольно близко. Сын Элеанор, Джеймс, рассказывал впоследствии (читает): «Я полагаю, что при жизни отца у матери был один роман – с Эрлом Миллером. Разница в возрасте им не помешала. Эрл научил её быть собой и гордиться этим, не бояться вставать лицом к лицу с окружающим миром. Много хорошего он сделал для неё. Когда он был рядом, она черпала в нём душевные силы, всегда могла положиться на него. Он стал как бы частью семьи и давал её то, чего ни отец, ни мы, её сыновья, дать не смогли. Главное – он дал ей почувствовать себя женщиной. Биографы, пытающиеся подрумянивать её образ, на самом деле обедняют его, лишают женственности. Если отец знал об их отношениях, он, похоже, не имел ничего против».

ТЕНОР: Нэнси и Марион считали, что Элеанор избаловала Миллера, потакала ему во всём, не принимала никакой критики, никаких упрёков в его адрес. Телохранитель должен был всюду следовать за «первой леди штата», и, куда бы она ни приезжала – в Вал-Килл, в нью-йоркскую квартиру, в Вашингтон, – всегда устраивалось так, что у Эрла была своя комната неподалёку. Однажды Элеанор застали там за тем, что она, опустившись на четвереньки, мыла пол.

БАС: Согласие Рузвельта баллотироваться на пост президента в 1932 году привело Элеанор в отчаяние. Она хорошо помнила, что это такое: быть женой политического лидера в Вашингтоне. В письме Нэнси Кук она писала, что ни за что не согласится на роль пленницы в Белом доме, не станет участвовать в бесконечной череде банкетов и приёмов. Нет, она дождётся конца выборов и после этого убежит с Эрлом Миллером, который любит и уважает её так, как Франклин никогда не смог. Теперь, четырнадцать лет спустя после истории с Люси Мерсер, пришла её очередь потребовать развода.

ТЕНОР: Нэнси и Марион решили показать это письмо главному менеджеру предвыборной компании Рузвельта. Тот пришёл в ужас. Порвал письмо на клочки и потребовал, чтобы обе женщины никому – «слышите? никому и никогда!» – не рассказывали о нём. Только много-много лет спустя, в 1970-е годы, Марион пересказала его содержание биографу Рузвельта.

БАС: Чтобы заглушить сплетни и слухи, бывший цирковой каскадёр придумал смелый трюк: решил жениться. Элеанор поддерживала его в этом, даже предоставила каменный дом в Вал-Килле для свадьбы, преодолев гневное сопротивление свекрови. Эллиот Рузвельт был шафером, дочь Анна – посажёной матерью. В качестве свадебного подарка молодожёны получили участок земли в Гайд-Парке. Но брак продержался едва ли год. Родители невесты подали в суд, заявив, что их дочери не было восемнадцати лет и она вышла замуж без их согласия. Впоследствии Эрл сознавался, что женился без любви, только ради того чтобы пресечь слухи о его романе с Элеанор.

ТЕНОР: Через два месяца после свадьбы Миллера «первая леди штата» превратилась в «первую леди страны» и вынуждена была переехать в Вашингтон. Миллер остался в Олбани, вознаграждённый чином сержанта полиции и постом начальника отдела кадров всех штатных тюрем. Элеанор поддерживала дружбу с ним до конца своей жизни. Но сердце её, жаждавшее любви, в ту же осень начало приоткрываться другой родственной душе – на этот раз душе, упрятанной в женскую оболочку.

БАС: Лорена Хикок вошла в жизнь Элеанор как репортёр, посланный Агентством Ассошиэйтед Пресс брать регулярные интервью у жены кандидата в президенты. К своим сорока годам Лорена сделала карьеру невероятную для женщины-журналистки в те годы. Агентство поручало ей описывать самые выигрышные новости, самые громкие скандалы, самые сенсационные события, включая похищение ребёнка Линдбергов. Коллеги-репортёры обращались с ней как с полноправным членом их братства, потому что она пила с ними бутлегерское виски, играла в покер, курила сигары, болела на футбольных матчах, отпускала солёные шутки и при этом всегда была готова открыть кошелёк тому, кто оказывался на мели.

ТЕНОР: Загадочны нити, притягивающие людей друг к другу. Никто из биографов ещё не сумел объяснить, какие струны в сердце Элеанор могла задеть эта громкоголосая безапелляционная женщина столь далёкая от круга Рузвельтов и Делано. Да, она была прямодушна, остроумна, полна жизни и энергии. Свои мнения о политике, музыке, спорте, характерах окружающих высказывала решительно и страстно. Внешней привлекательностью не отличалась: весила больше двухсот фунтов, одевалась броско, красила ногти, носила серьги и яркую косметику. Про неё ходила шутка: достаточно прострочить шов посредине её юбки, и она превратится в мужчину в брюках. Почему же Элеонор начала уделять ей такое внимание, обедала с ней наедине, гуляла, делилась сокровенными мыслями?

БАС: Вы заметили, что у Элеанор знаком особого доверия человеку был всегда обмен рассказами о детстве. И когда их сближение достигло этого момента, когда они обменялись детскими воспоминаниями, сердце «первой леди» должно было сжаться от сострадания. Отец Лорены был настоящим чудовищем. Жену бил нещадно, дочь порол до крови. Когда ей было два года, у неё появилась привычка грызть ногти. Чтобы отучить её, отец засовывал ей пальцы в рот и сдавливал её челюсти сильными руками. Мать умерла, когда Лорене было тринадцать, и она поспешила удрать от ненавистного отца. Работала бесплатной служанкой в меблированных номерах за еду и крышу над головой. От зари до зари она крутилась на кухне, варила, жарила, пекла, таскала воду. Наконец, нашлась добрая тётушка в Мичигане, которая взяла её к себе и дала возможность закончить школу. Но в колледже Лорена проучилась только два года – поступила работать в газету.

ТЕНОР: Видимо, она довольно рано осознала свои сексуальные предпочтения. До переезда в Нью-Йорк она восемь лет прожила в союзе с изящной женственной подругой, которая потом вдруг бросила её ради мальчика, любившего её со школьных времён. Элеанор уже в юные годы могла узнать о том, что женщины тоже влюбляются друг в друга – её любимая учительница, директриса школы под Лондоном, была лесбиянкой. Да и дружба с Нэнси и Марион должна была рассеять туман строгого викторианского воспитания. Зимой 1933 года Элеанор и Лорена уже писали и звонили друг другу чуть не каждый день.

БАС: Рано утром, накануне дня инаугурации президента Рузвельта, у бокового входа в отель «Мэйфлауэр» в Вашингтоне, остановилось такси. Жена новоизбранного президента прошла мимо дежуривших телохранителей и скользнула на заднее сиденье рядом с Лореной Хикок. Такси доставило пассажирок на кладбище Рок Крик. Там Элеанор привела свою подругу к статуе, изображавшей женщину, укрывшуюся под плащом с капюшоном. Называлась статуя «Горе». Впоследствии Лорена рассказывала о впечатлении, произведённом на неё склонившейся фигурой (читает): «Казалось, все страдания человечества запечатлелись на этом лице. Я почти ощущала горячие невыплаканные слёзы за опущенными веками. И, в то же время, в выражении лица было что-то победное. Передо мной была женщина, пережившая все возможные виды душевной боли, но вышедшая из горнила испытаний умиротворённой и полной сострадания».

ТЕНОР: Видимо, именно тогда, около этой статуи, Элеанор поделилась с Лореной воспоминаниями о горестных днях осени 1918 года. Она призналась, что приходила сюда много-много раз, чтобы утишить боль от раны, нанесённой изменой мужа, и что каждый раз статуя приносила ей утешение. Но стало ли ей известно – догадывалась ли она, – что в этот же день шофёр президентского автомобиля получил распоряжение на утро следующего дня: подъехать к дому 2238 по Кью-стрит и привезти на церемонию инаугурации Люси Мерсер?

БАС: Об этом мы никогда не узнаем. Зато мы точно знаем, что в марте роман между «первой леди» и журналисткой уже полыхал неудержимо. Лорена должна была вернуться в Нью-Йорк, и началась переписка, которая не оставляет сомнений о характере их отношений (читает): «Хик, дорогая, в день твоего рождения я всё думала о тебе и о том, что в следующий раз мы отпразднуем его вместе. Но сегодня вечером твой голос по телефону звучал так холодно. О, как я мечтаю обнять тебя! Прижать к себе крепко-крепко. Твоё кольцо служит мне утешением. Я смотрю на него и думаю: “Она любит меня! Иначе этого кольца не было бы на моём пальце”».

ТЕНОР: Тысячи подобных писем длиной в десять и больше страниц были сохранены Лореной (читает): «Хик, дорогая! Как чудно было услышать твой голос... Сын Джимми стоял рядом, и я не могла произнести слова, которые хотела: “люблю, обожаю”. Но помни, что мысленно я всегда говорю их и засыпаю с мыслью о тебе»; «Лучшее время дня – когда я пишу тебе... Как бы я хотела обнять тебя наяву, а не в мечтах... Твой портрет висит у меня в комнате, и я целую его каждое утро и каждый вечер».

БАС: Лорена не оставалась в долгу (читает): «Только восемь дней осталось до нашей встречи. Сегодня я пыталась воскресить в памяти твоё лицо... Яснее всего я помню твои глаза, с отблеском озорной улыбки в них. И ещё – ощущение этой мягкой ямки к северо-востоку от угла твоего рта, к которой я прижимаюсь губами. Пытаюсь вообразить, что мы скажем друг другу при встрече, что будем делать друг с другом. Я даже как-то горжусь нами. А ты?».

ТЕНОР: Элеанор писала не только о своих чувствах, но и о повседневных событиях прошедшего дня. Глаз профессиональной журналистки разглядел талантливость этих зарисовок, и впоследствии Лорена уговорила Элеанор использовать бытовые фрагменты писем для газетных публикаций. Так родилась колонка «Мой день», которая печаталась во многих газетах два десятилетия и необычайно подняла статус Элеанор в мире журналистики.

БАС: Другой полезный совет, данный Лореной: устраивать время от времени в Белом доме пресс-конференции, на которые приглашались бы только женщины-журналистки. Идеи женского равноправия всегда находили отклик в сердце Элеанор. Она последовала совету, и одна из участниц этих пресс-конференций потом вспоминала, какой манной с небес они были для журналисток в годы депрессии.

ТЕНОР: Зато сама Лорена оказалась в крайне трудном положении. Близость с Элеанор сделала для неё этически невозможным превращать «первую леди» в объект газетных публикаций. К удивлению и недовольству своего начальства, Лорена отказывалась от всех заданий, связанных с семьёй президента. Дети Рузвельтов в те месяцы стали предметом скандальной хроники из-за своих разводов, это был лакомый кусок для прессы. Лорена находилась так близко к Белому дому, она могла бы поставлять горячий материал из первоисточника. Но нет – на такое предательство она была неспособна. В наказание за строптивость её гонорар был срезан вдвое. Карьера её оказалась под угрозой.

БАС: Однако тяга двух женщин друг к другу заслоняла для них всё остальное. (Читает) «Я хотела бы сжать тебя в своих объятиях до смерти... Люблю тебя и тоскую так, что не выразить словами. У нас впереди много счастливых лет, и печальные годы будут забыты... Я вышла замуж девятнадцатилетней и только много-много лет спустя узнала, что значит любить и быть влюблённой.» Летом 1933 года им удалось вырваться в совместное путешествие. Без друзей, без газетчиков, без телохранителей они колесили в автомобиле по дорогам Мейна, Вермонта, Квебека. В одном маленьком мотеле хозяева, извиняясь, сказали, что горячей воды из-за ремонта в номере хватит только на одну ванну. «Ты первая леди, поэтому полезай первая», сказала Лорена. Элеанор спорила и грозила защекотать подругу до истерики, чего та очень боялась. Потом сделала вид, что уступила, залезла в ванну первой. Но когда Лорена последовала её примеру, оказалось, что горячая вода – в избытке. Видимо, «первая леди» помылась холодной.

ТЕНОР: Эллиот Рузвельт однажды сказал: «Матери всегда было нужно быть кому-нибудь нужной». О том же говорила сама Элеанор: «Каждая женщина хочет быть главной для кого-нибудь, и в этом причина многих странных поступков, совершаемых женщинами». С начала 1933 года Элеанор и Лорена стали главными друг для друга, и жить в разлуке было для них больше невозможно. Необходимо было что-то предпринять. Чувство долга никогда не позволило бы Элеанор открыто покинуть Белый дом. Для Лорены же увольнение из Агентства АП и отъезд из Нью-Йорка, при общей безработице, означало бы конец журналистской карьеры, которой она так гордилась. И всё же она решилась.

БАС: В те месяцы, в рамках программы «Нового договора», в Вашингтоне было создано «Бюро оказания срочной помощи населению», распределявшее пособия для малоимущих. При поддержке Элеанор Лорена получила в нём должность инспектора. В её обязанности входило разъезжать по стране и проверять на местах, как использовались деньги, выделяемые Бюро. Положенная ей зарплата не могла покрыть аренду квартиры в Вашингтоне. Элеанор и тут пришла на помощь – выделила ей комнату в жилой части Белого дома. И ещё она купила ей автомобиль для поездок – голубой «бьюик», который Лорена окрестила «блюэт».

ТЕНОР: То, что Лорене довелось увидеть во время разъездов по стране, охваченной депрессией, наполнило её сердце горечью и состраданием. Она писала в одном из своих отчётов из Западной Вирджинии (читает): «Моргантаун – самое страшное из того, что я видела. Вдоль главной улицы, пересекающей город, проложена канава, заполненная грязной стоячей водой, которую жители используют для питья, стирки, готовки, мытья. По обеим сторонам улицы – полуразвалившиеся дома, покрытые угольной пылью. Большинство американцев сочли бы их непригодными даже для содержания свиней. В этих домах каждую ночь дети отправляются спать голодными, ложатся на расстеленное на полу тряпьё, кишащее насекомыми. В соседнем городе началась эпидемия дифтерита, но свободных мест в больницах не осталось».

БАС: Доклады Лорены Хикок не всегда нравились энтузиастам «Нового договора». Из Техаса, Нью-Мексико, Аризоны она сообщала, что помощь Бюро, нацеленная на беднейшие слои, доставалась в основном неграм и мексиканцам, половина которых были незаконными иммигрантами. Это оставляло белую бедноту в крайне тяжёлом положении. Кроме того, для людей, имевших хоть какие-то заработки, становилось выгодно отказаться от них, чтобы упасть на дно нищеты и начать жить на пособие от государства. Сталелитейные заводы в Огайо работали на полную мощность, но безработица в штате только усиливалась, потому что модернизация производства позволяла уменьшать число рабочих в несколько раз. То же самое происходило и в сельском хозяйстве: механизация, электрификация, доильные аппараты; огромный комбайн убирает поле, на которое раньше потребовалось бы полдюжины жаток.

ТЕНОР: Другая программа «Нового договора» – Комиссия по общественным работам – начала приносить заметные результаты уже в первый год существования. Было построено или отремонтировано 40 тысяч школ, 469 аэропортов, 255 тысяч миль шоссейных дорог, 3700 спортивных площадок и стадионов. Государство выступало в роли нанимателя и платило работникам в среднем 12 долларов в неделю, что было заметно выше существовавших цен на труд во многих штатах. Это вызывало недовольство местных предпринимателей, которые лишались рабочей силы и вынуждены были либо повышать плату своим служащим, либо выходить из бизнеса.

БАС: Постоянные разъезды Лорены держали её подолгу вдали от Вашингтона, и пустота разлуки снова заполнялась страстными письмами (читает): «Чего бы я не дала, чтобы услышать сейчас твой голос, прикоснуться к твоим волосам, – писала Элеанор. – Когда мы вместе, ты даришь мне столько счастья, что не выразить словами... Каждая минута с тобой для меня драгоценна... Люблю тебя нежно и всем сердцем... Пишу это и смотрю на твою фотографию, где ты улыбаешься так шаловливо... Каждая разлука даётся всё труднее... Даже теперь, когда твой труд так важен для страны, и мы не должны жаловаться на расставания, это не помогает мне ослабить тоску по тебе».

ТЕНОР: В марте 1934 года Элеанор отправилась в поездку по островам Карибского моря в сопровождении группы журналистов. Деловым предлогом для путешествия была проверка выполнения реформ «Нового договора» в Пуэрто-Рико и на Вирджинских островах. Поэтому в группу удалось включить и Лорену как инспектора Бюро экстренной помощи. Но пронырливые репортёры из журнала «Тайм», узнав об этом, напечатали ядовитую заметку о неожиданной дружбе двух женщин. Лорена была представлена как (читает) «пухлая безапелляционная дама с хриплым голосом и в мешковатой одежде... Она путешествует с первой леди повсюду, от Нью-Брунсвика до Ворм-Спрингс... Теперь они отправляются в Пуэрто-Рико, где мисс Хикок будет разнюхивать своим журналистским носом, как осуществляется программа срочной помощи». Лорена была больно уязвлена заметкой, особенно намёками на то, что она получила свою работу только благодаря вмешательству «первой леди».

БАС: Но ещё сильнее её ранили ситуации, когда вихрь общественных и семейных обязанностей уносил Элеанор прочь от неё, лишал порой даже коротких обещанных свиданий. Один раз она провела чуть ли не весь отпуск в Западном крыле Белого дома, ожидая, когда Элеанор сумеет выделить время для неё. Ей был обещан один вечер, она ждала его с волнением. Однако в последний момент в семье Анны Рузвельт произошёл очередной кризис, и Элеанор умчалась утешать дочь. Уязвлённая Лорена уехала в Нью-Йорк в слезах. В другой раз предполагавшееся свидание должно было быть ещё более коротким. Элеанор, оправдываясь, писала: «Хик, дорогая, я сожалею, что причинила тебе боль. Но не проявила ли и ты излишнюю поспешность, уйдя, не дожидаясь меня? Потом я лежала на кушетке и читала с 7:15 до 7:45 – это и было время, запланированное мною для тебя». Полчаса! Согласитесь – не густо для главного человека в твоей жизни.

ТЕНОР: И всё же время от времени им удавалось убежать от всех забот хоть на несколько дней. В июле 1934 года они совершили путешествие по Западным штатам. Агент секретной службы помогал им прятаться от репортёров. Он заменил Вашингтонский номер на машине Лорены калифорнийским, а также спрятал под сиденьем номера Невады и Орегона. Если бы случайный полицейский остановил путешественниц за какое-нибудь нарушение, он, наверное, очень удивился бы, найдя в машине двух благообразных дам фальшивые номера и заряженный пистолет. В конце путешествия у Элеанор был припасён сюрприз для подруги: четыре дня в Йосемитском парке. Они натянули палатку на берегу озера, окружённого гранитными скалами, читали стихи у костра и любовались луной, всходящей над вершиной горы.

БАС: Элеанор, похоже, не представляла себе, как тяжело дался Лорене отказ от журналистики. Новая работа не приносила ей радости, бесконечные картины бедности и лишений не улучшали настроения. Хотя начальство хвалило её доклады, и они влияли на ход реформ, их нигде не публиковали. Столь важный для пишущего контакт с читающей публикой был потерян. Прирождённый газетчик остался без газеты. Зато сама Элеанор сделалась звездой в мире массовой информации. Она вела регулярную колонку в журнале «Космополитен», выступала по радио, два газетных синдиката рассылали её статьи по всей стране, её мемуары печатались в журнале «Лэдис Хом Джорнел».

ТЕНОР: Чтобы иметь возможность уединяться и писать без помех, Элеанор в 1935 году арендовала квартиру в Нью-Йорке. Для жены американского президента это был поступок беспрецедентный. Он разрушал привычный образ послушной матери семейства, погружённой в заботы о доме и детях. В предвыборной борьбе 1936 года вызывающая независимость Элеанор Рузвельт могла очень навредить её мужу. С другой стороны, энергия, с которой она пропагандировала политику демократической партии и реформы «Нового договора», была невероятной. Разъезжая по стране с выступлениями, она покрыла 38 тысяч миль в 1933 году, 42 тысячи в 1934, 35 тысяч в 1935. Она получала десятки тысяч писем, прочитывала кучу газет и журналов и наиболее интересные вырезки складывала в конце дня в корзинку, стоявшую у кровати президента. Не она выбрала общественную жизнь – общественная жизнь выбрала её и полностью затянула в свой водоворот. Да, она по-прежнему любила быть нужной своим детям и друзьям. Но теперь к этому добавилось и ощущение, что она нужна и американскому народу тоже.

БАС: Время от времени Элеанор приглашала Лорену в свою Нью-Йоркскую квартиру. Но создаётся впечатление, что, в какой-то мере, квартира служила убежищем и от Лорены тоже, от её постоянной мольбы о встречах. Элеанор могла бы взять своим девизом строчку из знаменитой песни Эллы Фитцджеральд «Don’t fence me in» («Не запирай меня в ограде»). В письмах она любила фантазировать о том, как они с Лореной когда-нибудь уединятся на покой в тихом прелестном уголке Новой Англии. Но в реальной жизни она проводила Рождество, День благодарения и другие праздники в шумном кругу друзей и родных, а Лорена часто оставалась совсем одна. «У меня нет никаких прав на тебя, – жаловалась она, – я появилась в твоей жизни позже всех остальных. Чувствую себя посторонней... Порой даже не понимаю, что ты нашла во мне, чем я могла привлечь такую личность, как ты...»

ТЕНОР: Но каждый раз, когда Лорена пыталась вырваться из ситуации столь болезненной для неё, Элеанор кидалась замазывать возникшие трещины, наводить мосты, осыпала уверениями в любви и преданности. Она даже взяла на себя контроль за финансами Лорены, следила, чтобы та не тратила больше того, что у неё имелось на банковском счету. Советовала посылать бельё для стирки в бесплатную для них прачечную Белого дома, и Лорена с благодарностью принимала совет. Когда у неё случилось обострение диабета, Элеанор настояла на медицинских тестах, на строгом следовании предписаниям диеты.

БАС: Между тем отголоски европейских политических бурь достигли американских берегов. Начавшаяся гражданская война в Испании расколола страну на два лагеря. Либеральная часть населения выступала за поддержку республиканцев, молодёжь отправлялась за океан воевать в интернациональных бригадах. Трагедия Герники потрясла всех не только количеством убитых. Мир впервые увидел, что может натворить за один день это чудесное создание цивилизации – самолёт. Но Франклин Рузвельт выбрал позицию строгого нейтралитета и наложил эмбарго на отправку любых стратегических материалов в Испанию, кому бы они ни предназначались – республиканцам или фалангистам. Элеанор была в отчаянии. Она пыталась доказывать мужу, что американская сталь, медь, нефть, хлопок, идущие в якобы нейтральную Германию, усиливают немецкую мощь и помогают «люфтваффе» засыпать бомбами испанские города. Никогда ещё политические расхождения между супругами не были такими глубокими и болезненными.

ТЕНОР: Летом 1937 года из Испании вернулся Эрнест Хемингуэй со своей подругой Мартой Гелхорн. Они привезли документальный фильм о гражданской войне. Элеанор пригласила их в Гайд-Парк и уговорила мужа посмотреть фильм. Рузвельт был под сильным впечатлением, выражал сочувствие страданиям испанского народа, но от политики нейтралитета не отказался. И его можно понять. Память о погибших в Первой мировой войне была ещё слишком свежа в Америке. Кроме того, на примере России президент уже знал, что способны натворить пришедшие к власти коммунисты. Чего можно было ждать от них в Испании? То, что нацисты будут ещё страшнее, предвидеть тогда было очень трудно. А убедить в этом американского избирателя – попросту невозможно.

БАС: В эти же месяцы Элеанор дорабатывала свою автобиографию «Рассказ о моей жизни». Ей хотелось, чтобы в тексте не было ничего, что могло бы задеть тех, кого она любила. Она давала рукопись на прочтение мужу, дочери, Миллеру, Лорене и многим другим. Каждый предлагал свои купюры, и книга постепенно бледнела. Среди фраз, вычеркнутых Франклином Рузвельтом, была такая: «Если вы любите кого-то, вы можете многое простить ему. При определённых обстоятельствах неверность не должна непременно вести к разрыву отношений». В какой-то момент Лорена написала ей: «Ты в этой работе дошла до той стадии, когда полная правдивость сделалась невозможной. И это отражается на повествовании. Беда с этими автобиографиями. Наверное, их следует выпускать анонимно».

ТЕНОР: Лорена всё чаще впадала в мрачность и мизантропию. Все приглашения посетить Вал-Килл она отклоняла, часто отменяла намеченные свидания с Элеанор. Служба тяготила её, характер портился, отношение к людям окрашивалось презрением. Не исключено, что это было результатом усилившегося диабета. Элеанор она ревновала не к кому-то одному, но ко всему кругу её близких друзей.

БАС: В какой-то момент Элеанор не выдержала и написала ей – впервые! – гневное письмо (читает): «Ты даже представить себе не можешь, в каком я состоянии сегодня... На радиостудии ты прошла мимо меня, не сказав ни слова. Потом объявила, что в Вашингтоне найдёшь чем развлечься, не узнав, буду я занята или нет. В театре ты едва сказала два слова Эрлу и его жене, которые были моими гостями и ничем не провинились перед тобой. За ужином я предложила тебе сесть рядом со мной – ты уселась как можно дальше... Мне иногда начинает казаться, что лучше было бы вовсе не иметь близких друзей. Простые знакомые, по крайней мере, сохраняют внешнюю приветливость и не могут ранить так глубоко... В субботу и воскресенье, прошу тебя, постарайся быть вежливой и приветливой и не портить настроения остальным».

БАС: Не только старинные нити дружбы и родства отвлекали Элеанор от Лорены Хикок. При столь активных контактах с окружающим миром в жизнь «первой леди» неизбежно входили новые люди, привлекавшие её внимание. Одним из таких людей стал Джозеф Лэш – сын русско-еврейских иммигрантов, выпускник Колумбийского университета, член Американского союза студентов, горячий сторонник идей социализма. Когда началась гражданская война в Испании, многие молодые американцы поддерживали Мадридское правительство, осуждали Рузвельта за отказ помогать ему оружием в войне с франкистами. Элеанор тоже горячо возражала против политики нейтралитета, называла её ошибкой и позором. Общность взглядов сблизила её с Лэшем, и, несмотря на разницу в 25 лет, отношения начали укрепляться с годами.

ТЕНОР: Мы пристально всматриваемся в судьбы наших героев, стараемся быть честными в рассказе о них, но неизбежно это занятие выносит нас к «замочной скважине». Как далеко зашли отношения? Легли в постель или нет? В истории с Джозефом Лэшем наше положение оказывается особенно щекотливым. Он сделался одним из ближайших друзей Элеанор, а после её смерти стал первым и главным её биографом. Его перу принадлежат огромные, превосходно документированные тома: «Элеанор Рузвельт: воспоминания друга», «Элеанор и Франклин», «Элеанор: годы наедине с собой», «Мир любви: Элеанор и её друзья». Долг друга и джентльмена накладывал на него обязанность бережно отсеивать информацию, которая могла бы шокировать его современников. И уж тем более он не стал бы откровенничать с читателем о себе самом.

БАС: Он и не откровенничал. Но в наш век на любого мало-мальски заметного человека направлены тысячи глаз. Джозеф Лэш был видной фигурой в левых молодёжных кругах, возглавлял Союз американских студентов. В своих речах и статьях он доказывал, что капитализм провалился, исчерпал себя. От коммунизма он отшатнулся в 1939 году, после пакта Риббентроп-Молотов. Тем не менее в какой-то момент был вызван давать показания перед Комиссией по антиамериканской деятельности. Конечно, слежка за таким человеком была постоянной. И вот в марте 1943 года в его досье добавилось сообщение чикагского агента Си-Ай-Си (Бюро контрразведки), в котором сообщалось, что мистер Лэш прибыл из городка Рантул (100 миль к югу от Чикаго) в отель «Блэкстон», где миссис Рузвельт сняла для него номер рядом со своим. В этом номере было установлено подслушивающее устройство, которое произвело магнитофонную запись, не оставляющую сомнений в том, что между этими двумя имел место сексуальный акт.

ТЕНОР: Бюро контрразведки перлюстрировало и почту Лэша. В письмах от Элеанор часто звучали те же ноты, что и в её письмах к Лорене (читает): «Побыть с тобой было для меня счастьем... Иногда забываешь, с какой любовью вглядывалась в движения рук, в сияние глаз и как хорошо было оказаться вдруг вдвоём в одной комнате». Вскоре Лэш женился, и супруги вошли в тесный кружок ближайших друзей Элеанор Рузвельт. Зимой 1958 года она послала ему записку: «Была в Сан-Франциско и не могла не написать тебе несколько строчек, потому что никогда не забуду последнюю ночь, которую мы провели с тобой здесь перед твоей отправкой на Тихоокеанский фронт». Впоследствии Лэш признавался, что никогда не мог понять, чем он, бедный еврейский иммигрант, мог привлечь жену американского президента. Он замечал, что в ней жила постоянная потребность окружать себя близкими людьми, на которых она могла бы излить заботу, внимание, нежность. И ещё писал, что – в отличие от всех остальных – он находил привлекательной и внешне.

БАС: Нет – не только он. Мне запомнились слова писателя Говарда Фаста об Элеанор Рузвельт: «Высокая, целеустремлённая и абсолютно обворожительная в своём уродстве». Но, конечно, слежка, которую вели за Элеанор Рузвельт различные секретные организации, – это отдельная тема. Многие ненавидели президента Рузвельта, считали его реформы внедрением социализма в жизнь Америки. Статьи и выступления его жены представлялись консерваторам ещё более опасным радикализмом. К концу её жизни Эдгар Гувер имел в архивах ФБР досье на неё объёмом в три тысячи страниц. Можно было подумать, что он следил за крупным вражеским агентом, а не за женщиной, вызывавшей восхищение миллионов американцев.

ТЕНОР: Со вступлением Америки во Вторую мировую войну политические разногласия отошли на задний план, страна сплотилась против общего врага. И в личной жизни Элеанор настали перемены. Сводки с фронтов, выступления перед солдатами и моряками, посещения госпиталей, вести от четырёх сыновей, воевавших за океаном, – вот что стало главным, что переполняло сердце тревогой и надеждой. Радость победы над Германией была омрачена для неё не только смертью мужа в апреле 1945 года. Конечно, ей больно было узнать, что Люси Мерсер, а не она, была у постели умирающего. Но более того: разбирая бумаги покойного, она нашла акварельный портрет Рузвельта, сделанный в 1943 году той самой художницей Шуматовой, которую Люси привезла в Ворм Спрингс за неделю до его смерти. Не было ли это ясным указанием на то, что Франклин и Люси всё это время регулярно встречались за её спиной? И какой душевной щедростью надо было обладать, чтобы не сжечь акварель, а послать её сопернице!

БАС: Смерть Рузвельта ничуть не ослабила влияния, которым Элеанор пользовалась в политических и журналистских кругах. Её жизнь в послевоенной Америке ещё больше заполнилась лекционными турне, выступлениями по радио, писанием статей и книг. Президент Трумэн уговорил её стать американским делегатом на первой сессии Организации объединённых наций, а потом возглавить Комиссию по правам человека.

ТЕНОР: Лорена нашла приют в Вал-Килле, и Элеанор относилась к ней как к старинному больному другу, нуждающемуся в постоянной заботе. Но сердце шестидесятидвухлетней женщины не остыло, не умерло для любви. Однажды она навещала жену Джозефа Лэша и познакомилась там с её лечащим врачом, Дэвидом Гуревичем. Видимо, облик, манера, голубые глаза сорокачетырёхлетнего врача чем-то задели её, потому что через несколько дней она позвонила ему и спросила, не согласится ли он включить её в число своих пациентов. Он дал согласие и в декабре 1945 года получил из госпиталя в Бефезде ящик с медицинской историей Элеанор.

БАС: На здоровье она не жаловалась, лечиться не любила, посещала врача лишь тогда, когда нужно было сделать какую-то прививку перед поездкой за границу. Только в августе 1946 года случилось что-то серьёзное. Элеанор, заснув за рулём, попала в аварию. Ей пришлось удалять разбитые зубы и заменять их искусственными, что, по общему мнению, сильно улучшило её внешность.

ТЕНОР: Сближение врача и пациентки происходило медленно, но в какой-то момент судьба вмешалась, избрав своим орудием нелётную погоду. Доктор Гуревич должен был пройти курс лечения от туберкулёза в горном курорте в Швейцарии. Но возникли трудности с покупкой билета на самолёт. Узнав об этом, Элеанор, которой предстояло лететь в Женеву на конференцию по правам человека, устроила ему место на тот же рейс. Однако из-за дождей, туманов и неполадок в моторе полёт растянулся на четыре дня, с приземлениями в Ньюфаундленде и Ирландии. Именно в эти дни вынужденного ожидания два пассажира смогли многое рассказать и много узнать друг о друге.

БАС: Как всегда у Элеанор, рассказы о детстве были важным знаком сближения с человеком. Выяснилось, что Дэвид Гуревич тоже рано остался без отца, тоже воспитывался у бабушки. К семи годам он, с братом и матерью, успел сменить три страны проживания: Россия, Германия, Швейцария. Закончив медицинское образование, жил и работал некоторое время в Палестине, в Америку переселился в 1936 году.

ТЕНОР: Элеанор была заинтригована и очарована противоречивыми чертами характера своего врача. В нём уживались проницательность и наивность, страстность и хладнокровие, критичность и снисходительность к людям и к себе, открытость и уклончивость, уверенность и застенчивость. Его жена и дочь жили в Лондоне, и он рассказывал Элеанор о сложностях брачных отношений и о своей неспособности принять какое-то решение: расходиться окончательно или попытаться наладить семейную жизнь?

БАС: Вернувшись в Америку из Швейцарии весной 1948 года, Элеанор Рузвельт отдавала много сил борьбе за признание Израиля. Она пригрозила оставить свой пост в ООН, если президент Трумэн изменит своему обещанию поддержать создание нового государства. Дипломатические задачи снова потребовали её присутствия в Европе в апреле, и по этому поводу у них с Дэвидом шла оживлённая переписка. Дэвид надеялся, что врачи отпустят его из санатория на несколько дней и им удастся повидаться в Цюрихе.

ТЕНОР: Элеанор писала (читает): «Думаю о тебе каждый день, особенно когда снег глубок, воздух чист, небо синеет, и мне хочется, чтобы ты оказался в Вал-Килле, в доме для гостей, чтобы я могла прибежать туда и увидеться с тобой... Предвкушаю нашу встречу 15-го числа, не могу выразить своё нетерпение... Это будет единственное счастливое пятно во всей поездке... Просто увидеться с тобой значит для меня так много...».

БАС: Встреча состоялась и не только не разочаровала, но ещё больше сблизила обоих. Это видно из письма, отправленного Элеанор по дороге домой, из Брюсселя (читает): «Дэвид, дорогой! Уже поздно, но я не могу пойти спать, не сказав тебе “спокойной ночи”. Невозможно выразить, каким счастьем было для меня увидеть тебя в аэропорту... Мне хотелось забыть всех вокруг и тут же обнять тебя. Можешь сделать мне одолжение? Пришли мне свою фотографию. Я хочу иметь в руках что-то ощутимое, чтобы глядеть на тебя постоянно. Провести два дня с тобой было для меня островком чистого счастья, и я так благодарна, что ты вырвался из санатория и приехал в Цюрих ради этого».

ТЕНОР: Наверное, пришла пора объяснить нашим телезрителям, через какую «замочную скважину» приоткрылась для нас история этого романа. Сорок лет спустя после смерти Элеанор Рузвельт в Америке была опубликована книга «Родственные души». Написала её вдова Дэвида, Эдна Гуревич. С Элеанор она познакомилась в 1956 году. Обо всём, что происходило до этого, она знала из рассказов мужа, из сохранившихся писем и дневников, из расспросов родственников и знакомых. Понятно, что нам, читателям, было приоткрыто только то, что миссис Гуревич считала нужным и возможным приоткрыть. Оба главных персонажа книги описаны с любовью и пониманием. Но на сакраментальный вопрос ответ даётся однозначный: нет, любовниками они никогда не были. А все нежности в письмах отражают лишь необычайное родство душ, привязанность, уважение.

БАС: Должны ли мы этому верить? Какие у нас основания сомневаться в свидетельстве миссис Гуревич? Начнём с самого простого: стал бы Дэвид откровенничать с новой женой, моложе его на двадцать пять лет, о своём прошлом, особенно об одиннадцати годах близких отношений с Элеанор Рузвельт? Конечно, нет. Эдна Гуревич получила рассказ, сильно отредактированный мужем, и потом принялась редактировать его сама. Воспитанная в представлениях и правилах добропорядочной американской семьи 1930-х годов она явно относится к эротике как к чему-то принижающему человека и уж точно разрушительному для всяких нимбов. Она даже отрицает лесбийский опыт Элеанор Рузвельт, хотя переписка «первой леди» с Лореной Хик стала достоянием гласности уже в 1978 году и подавляющее большинство комментаторов сошлись на том, что эти шестнадцать тысяч страниц не оставляют никаких сомнений в характере их связи.

ТЕНОР: Мы знаем, что разрушить человеческие верования не могут никакие факты. Древние персы верили, что сын никогда не может убить своего отца, а когда такое случалось, они заявляли, что, видимо, отец был не настоящий, что мать, конечно, согрешила и родила сына от другого. Так и миссис Гуревич. Её ошибка в том, что она, скорее всего, не дала прочесть рукопись опытному адвокату, знающему опасности перекрёстного допроса. Он бы посоветовал ей убрать десятки мелких эпизодов и деталей, опровергающих её тезис.

БАС: Чего стоит например история о том, как, посетив Дэвида в его квартире, будущая миссис Гуревич обнаружила в полупустом холодильнике засохший мясной рулет. «А, это, видимо, оставила в своё время кухарка миссис Рузвельт, – объяснил Дэвид. – У неё есть свой ключ от квартиры.» Ключ у кухарки? Для чего? Чтобы снабжать голодающего Дэвида продовольствием? Или приносить заранее приготовленный ужин на двоих? И уж если ключ был у кухарки, значит и у миссис Рузвельт тоже? Степень интимности, достигнутая ими уже в 1948 году, была такова, что в одном из писем она просит прислать ей книгу профессора Кинси – скандальный бестселлер, впервые открывший американцам глаза на безграничный спектр вариаций сексуальных отношений.

ТЕНОР: Желая выглядеть объективным рассказчиком, Эдна Гуревич щедро цитирует письма Элеанор и в какой-то момент перестаёт замечать опасность, которую они представляют для версии «платоническая любовь». (Читает) «Как бы я хотела пересечь океан и оказаться на одном берегу с тобой. Я рада, что ты любишь меня. Я люблю тебя всей душой, и все мои мысли – о тебе». Или: «Мне нет нужды говорить тебе, ты и так знаешь, что я люблю тебя так, как никогда не любила кого-нибудь другого». Или: «Ты не станешь сердиться, если я время от времени буду говорить тебе, как много ты значишь для меня? Я люблю тебя глубоко, я уважаю и восхищаюсь тобой, но любовь всё же важнее всего остального, потому что она сохранится во мне, как бы ты ни повёл себя, что бы ни сделал».

БАС: В книге почти нет писем Дэвида к Элеанор. Правда, в маленькой сноске говорится, что дочь Анна, после смерти матери, сожгла все его письма, хранившиеся в комнате покойной. Если там были только дружеские излияния, нужно ли было их сжигать? Другая лакуна: в книге обойдён вниманием аспект отношений врач—пациентка. Когда влюблённые впервые снимают с себя одежду, чтобы слиться друг с другом, это переживается обоими как некое священнодействие, как жест предельного доверия, на который нужна немалая решимость. У Элеанор и Дэвида этот момент был пройден легко и незаметно. Сколько раз пальцы доктора Гуревича должны были прикасаться к обнажённому телу миссис Рузвельт во время медицинских осмотров!

ТЕНОР: Про это – ни слова, зато много внимания уделено роману Дэвида с Мартой Гелхорн, бывшей (третьей) женой Эрнеста Хемингуэя. Он загорелся в 1950 году, но с самого начала наткнулся на препятствия географического порядка. Марта к тому времени поселилась в Мехико, потому что возненавидела всё американское и особенно – Нью-Йорк. Дэвид летал к ней на свидания почти каждый уикенд. Они всерьёз обсуждали женитьбу, Дэвид даже открыл счёт в Мексиканском банке и договорился о преподавательской работе в медицинском колледже. Но его развод с первой женой ещё не был оформлен, да и Марта начала колебаться, потому что больше всего дорожила своей независимостью.

БАС: В этой истории умудрённая жизнью Элеанор проявила необычайный такт и понимание. Её письма Дэвиду этого периода окрашены почти материнской заботливостью (читает): «Из того, что ты рассказывал мне о себе, у меня возникло впечатление, что чаще женщины добивались тебя, чем ты – их. Это избаловало тебя и ослабило готовность проявлять инициативу самому... Хотя в твоём возрасте утоление физического желания является крайне важным, тебе следует прежде всего искать душевной близости и взаимопонимания, если ты хочешь создать прочный и счастливый союз».

ТЕНОР: Но всё же страх потерять Дэвида насовсем, страх, что он уедет в Мексику навсегда, точил сердце Элеанор. В октябре 1951 года она писала (читает): «Я буду глубоко опечалена твоим отъездом, но если он сделает тебя счастливым, я буду рада за тебя. Пожалуйста, помни, что, где бы я ни была, мои объятия всегда открыты для тебя. Мой дом – всегда твой дом, когда тебе захочется посетить его одному или с кем-то, кого ты любишь. Я дорожу каждой минутой с тобой в эти последние дни и чувствую, что их осталось немного. Благодарю судьбу за то, что она дала мне возможность узнать тебя, и надеюсь, что мы сохраним нашу близость, даже если ты начнёшь новую жизнь вдалеке. Каждый день молю Бога, чтобы он хранил тебя и дал счастье в жизни. Моя любовь с тобой, Дэвид, бесценный друг, и пусть у тебя будет много счастливых дней впереди».

БАС: И вдруг случилось нечто непредвиденное: проведя свой отпуск с Мартой в Мексике в декабре 1951 года, Дэвид вдруг оставил планы переезда туда и принял пост главного врача в детской больнице под Нью-Йорком. Мы никогда не узнаем, что привело к разрыву отношений с Мартой. Но по январским письмам Элеанор из Парижа можно почувствовать, с каким счастьем и облегчением она приняла это известие. Ещё осенью она пригласила Дэвида и Марту присоединиться к ней в длинном путешествии, конечным пунктом которого была Индия. А тут всё обернулось таким образом, что Дэвид полетит с ней один!

ТЕНОР: Еврей Гуревич не мог сопровождать миссис Рузвельт, когда она посещала арабские страны в начале своего маршрута: Ливан, Сирию, Иорданию. Он присоединился к ней в Израиле. За семнадцать лет его отсутствия страна изменилась неузнаваемо. Бывшие посёлки превратились в бурлящие жизнью города с каменными домами и тенистыми улицами, усаженными деревьями. На месте болот и песков тянулись масличные сады и виноградники. Ирригация произвела революцию в сельском хозяйстве. Из окна самолёта легко было различить границу между зеленеющими полями израильтян и желтеющими – палестинцев.

БАС: Элеанор была счастлива увидеть расцвет страны, за создание которой она сражалась так долго и самоотверженно. Встреча с премьер-министром Бен-Гурионом произвела на неё сильное впечатление, он показался ей человеком необычайной целеустремлённости, способным охватить зараз огромный спектр проблем, стоящих перед государством. Также для неё была устроена встреча с арабским шейхом, дружественно настроенным к израильтянам. Высокий красивый араб уже в самом начале беседы предложил вдове президента Рузвельта присоединиться к его гарему. Она поинтересовалась, какой порядковый номер ей достанется. Услышав двузначное число, отказалась.

ТЕНОР: В Индии Элеанор встречалась с Неру, произнесла речь перед парламентом. Дэвид подробно описал в путевом журнале, как проходило выступление. Аудитория была настроена враждебно, антиамериканские настроения были очень сильны. Миссис Рузвельт, как всегда, говорила без бумажки, она не поучала, а делилась своими мыслями. Сказала, что американцы хорошо понимают тягу народа к независимости, потому что помнят, какой крови и лишений им стоило освободиться от той же Великобритании два века назад. Индийские парламентарии были покорены, речь вызвала бурные овации.

БАС: За первым совместным путешествием вскоре последовали другие. Летом 1952 года они посещают Грецию и Югославию, где знакомятся с президентом Тито. Весной 1955 года через Японию и Гонконг летят в Таиланд. Весной 1957 отправляются в Марокко. Султан Мохаммед Пятый в годы войны встречался с Франклином Рузвельтом и был покорён им. В благодарность за полученные при встрече советы он благосклонно отнёсся к просьбе Элеанор облегчить положение евреев, застрявших в его стране. Десять тысяч еврейских беженцев вскоре были отпущены в Израиль.

ТЕНОР: В Америке общение Дэвида и Элеанор было постоянным. Дочь Дэвида, Граня, полюбила гостить летом в Гайд-Парке, и для него это было стимулом тоже приезжать туда на уикенды. Каждый день Дэвида начинался с короткого звонка его матери, день Элеанор – с короткого звонка Дэвиду. В середине 1955 года секретарша Элеанор была поражена переменой, произошедшей с её хозяйкой. После очередной зарубежной поездки она вошла в квартиру радостно оживлённая, похудевшая, одетая в элегантный парижский костюм, увенчанная модной шляпой. Что могло быть причиной этого преображения? Секретарша знала только одно недавнее событие, которое могло порадовать Элеанор: Дэвид наконец-то оформил развод со своей первой женой.

БАС: С первой женой разошёлся, но пыла к молодым красавицам Нью-Йорка не потерял. Осенью 1956 года произошло знакомство с молодой заведующей картинной галереи Зильберманов на Мэдисон-авеню. Стены её кабинета были украшены картинами Сассеты, Босха, Кранаха Старшего, а в запасниках хранились работы Франса Гальса, Гойи, Рубенса, Моне, Ренуара. Общие друзья пригласили Эдну Перкель и Дэвида полететь на открытие большой выставки картин в Торонто, и по дороге – опять в полёте! – Дэвид сумел заинтриговать и обворожить свою спутницу, которая была на два десятка лет моложе него.

ТЕНОР: Джозеф Лэш так объяснял загадку обаяния Дэвида: он принимал женщин всерьёз. Держал их руку в своей, подносил к губам и целовал, проникновенно глядел в глаза, застенчиво улыбался и всем своим видом и тоном показывал, что понимает и принимает близко к сердцу каждое их душевное движение.

БАС: Дэвид оплетал Эдну рассказами о своей жизни, как лианами, переносился из детства в Швейцарии к учёбе в Берлине, от работы в больнице в Палестине ко встречам с маршалом Тито. На следующий день она спросила, не хотел ли бы он узнать что-нибудь и про неё. «О, про вас я всё знаю», сказал Дэвид и тут же набросал довольно убедительный психологический портрет своей новой знакомой, который показался Эдне не только близким к действительности, но и лестным. Потом раздвинул указательный палец и большой на расстояние дюйма и добавил: «Ещё я знаю, что у нас есть вот такой шанс пожениться».

ТЕНОР: Да, поначалу шанс был невелик. Дэвид дорожил отношениями с Элеанор и не знал, как она отнесётся к появлению новой женщины в его жизни. Он решил представить их друг другу в непринуждённой атмосфере – привёл Элеанор в галерею в день открытия очередной выставки, когда шум голосов и бокалы с шампанским помогали размыть возможную неловкость. Затем последовал интимный обед втроём, во время которого Эдна могла получить представление о том, насколько эти двое повязаны общими интересами, общими друзьями и воспоминаниями.

БАС: Именно в этом месте своего повествования миссис Гуревич вставляет текст письма Элеанор, отправленного за несколько месяцев до знакомства будущих супругов (читает): «Дэвид, дорогой мой, сижу сейчас, думаю о тебе и пытаюсь понять, чем вызвана твоя сдержанность. Мне бы хотелось, чтобы ты чувствовал себя со мной непринуждённо, как если бы я была членом твоей семьи... Но у меня не получается. Что-то неладно со мной! Мне бы хотелось, чтобы ты обращался ко мне по имени, но ты не можешь. Наверное, виной тому мой возраст. Я люблю тебя, ты всегда в моих мыслях, но если это тяготит тебя, я спрячу свои чувства. В этом я большой мастер. Ты прочёл мне лекцию, и я постараюсь быть осторожной. Ты же люби меня хоть немножко и показывай это, если сможешь».

ТЕНОР: Нужно признать – текст выбран умело. Элеанор выглядит наседающей, Дэвид – уклоняющимся. Нет сноски о том, что «прочёл лекцию» не о поведении по отношению к нему, а о пренебрежении собственным здоровьем. Но ведь было много и других писем весной и летом 1956 года. Например, мартовское письмо, которое цитирует Джо Лэш в своей книге «Мир любви: Элеанор Рузвельт и её друзья, 1943-1962» (читает): «Если тебе придётся снова отправиться на лечение, я не могу смириться с тем, чтобы ты ехал один. Хочу всегда быть рядом с тобой. Может быть, испугавшись этой угрозы, ты станешь лучше заботиться о своём здоровье? Дэвид, дорогой, я не глупа и никогда не забываю... что ты любишь молодость и красоту и независимость, и я ни в коем случае не хочу становится между тобой и этими радостями, только помогать... Моё сердце принадлежит тебе на все оставшиеся годы».

БАС: Из рассказа самой Эдны Гуревич мы узнаём, что ей тоже довелось хлебнуть уклончивости Дэвида полной мерой. Они уже встречались регулярно несколько месяцев, и вдруг однажды он не позвонил в обещанное время. Она набрала его номер в больнице и оставила сообщение у дежурной. Прошло несколько часов – молчание. Она позвонила снова и спросила, было ли её сообщение передано доктору Гуревичу. Да, он получил его. Эдна была в растерянности, в тревоге, в гневе. На следующий день – опять ничего. Гордость не позволила ей продолжать попытки. Исчезновение – или побег? – длилось шесть недель. Он появился так же внезапно, как исчез. И принялся упрекать Эдну за то, что она не звонила ему всё это время.

ТЕНОР: Дальше последовала чехарда сближений – нежность, разговоры о будущем – и беспричинных отдалений. В марте-апреле 1957 года Элеанор с семьёй сына Элиота отправляется в Марокко – Дэвид берёт дочь Граню и летит вместе с нею. На лето Элеанор пригласила Граню жить в Вал-Килле, устроила ей работу в местном клубе. Дэвид регулярно навещал дочь там, всегда ездил один. В августе он сообщил Эдне, что миссис Рузвельт пригласила его присоединиться к ней в намеченной поездке в Россию. На Эдну приглашение не распространялось.

БАС: Похоже, в этот момент расстояние между указательным пальцем и большим уменьшилось с дюйма до миллиметра.

ТЕНОР: Мать Дэвида, известный врач, знавшая советские порядки, умоляла его не ездить в СССР, боялась, что его не выпустят обратно. Ведь столько наивных репатриантов, поспешивших вернуться на родину после войны, сгинуло в Гулаге. Но Дэвид уверял её, что времена изменились и что миссис Рузвельт не допустит такого самоуправства. Эдна была уязвлена тем, что её не берут в такую увлекательную поездку, и Дэвид, чтобы загладить свою вину, обещал ей по возвращении назначить дату их свадьбы.

БАС: По пути в СССР путешественники сделали короткую остановку в Берлине. Дэвид отыскал развалины синагоги, разрушенной нацистами в 1938 году, во время «Кристал Нахт». Место не было помечено никакой памятной доской – просто окружено деревянной оградой. Элеанор согласилась сфотографироваться на фоне развалин, снимок был потом опубликован в американских газетах вместе с очередным очерком Элеанор, и после этого немецкие власти зашевелились – пообещали выстроить клуб и повесить на нём соответствующий текст для туристов.

ТЕНОР: Поездка по СССР заняла весь сентябрь. Элеанор Рузвельт интересовалась в первую очередь образованием – от детских садов до университетов, Дэвид – больницами и медицинскими исследованиями. Знание русского языка позволяло ему общаться с хирургами и профессорами напрямую. Сотрудники Интуриста пытались вести визитёров по проторенным тропинкам – музей, балет, мавзолей, но те проявляли злостную строптивость, настаивали на посещении тех мест и учреждений, знакомство с которыми могло быть интересным для американских читателей. Дэвид фотографировал без разрешения и настолько испортил свою репутацию, что год спустя у него были большие трудности с получением советской визы для нового путешествия.

БАС: С самого начала миссис Рузвельт просила о возможности взять интервью у премьера Хрущёва. Ответы давались уклончивые, а срок отъезда приближался. В последние дни они с Дэвидом вернулись из Сочи и собирались наносить прощальные визиты, как вдруг переводчица объявила: «Да, забыла вам сказать: завтра мы летим в Ялту для встречи с товарищем Хрущёвым». С трудом сдерживая себя, Элеанор сказала: «Спасибо, что вспомнили». Наутро им пришлось лететь обратно на берег Чёрного моря. Тысяча миль – такой пустяк!

ТЕНОР: Встреча состоялась на вилле Хрущёва. Радушный хозяин не возражал ни против магнитофона, поставленного Дэвидом на стол во время беседы, ни против щёлкающей фотокамеры. Но когда в процессе интервью начали всплывать вопросы о причинах холодной войны, о гонке вооружений, о нарушении ялтинских соглашений, о напряжённости на Ближнем востоке, он разгорячился, стал повышать голос, раскраснелся. Всё же в конце трёхчасового интервью, взял себя в руки и спросил: «Могу я сообщить нашим газетам, что беседа имела дружеский характер?». «Да, – ответила Элеанор, – дружеский, но с расхождениями по многим вопросам». «По крайней мере, мы не стреляли друг в друга», – усмехнулся Хрущёв.

БАС: То ли перед отъездом в СССР, то ли по возвращении Дэвид сообщил Элеанор о своём намерении жениться. «Если я не сделаю этого сейчас, – сказал он, – мне уже никогда не обзавестись семьёй». О реакции Элеанор мы знаем только со слов самого Дэвида, как они долетают до нас со страниц книги миссис Гуревич: «Миссис Рузвельт одобрила моё намерение. И добавила: “Ведь я не буду жить вечно”».

ТЕНОР: Всё же у неё оставались надежды, что брачные планы развалятся, как они развалились в случае с Мартой Гелхорн. В январе 1958 года Дэвид возвращался из Парижа, и в аэропорту его встречала не Эдна, а Элеанор. Она заранее украсила его квартиру цветами и оставила письмо, на случай если они разминутся, начинавшееся словом «дорогой» и кончавшееся: «скучаю, люблю нежно». Но опасность витала в воздухе, и секретарша Элеанор потом рассказывала, что все эти дни она была подавлена, молчалива, замкнута, хотя ни в семейной жизни, ни в политической не было никаких тревожных событий. А когда пришла телеграмма, извещавшая, что свадьба назначена на февраль, она побледнела и впала в депрессию на несколько дней.

БАС: Но совладала с собой. Более того: как и в случае с Эрлом Миллером, она уговорила брачующихся отпраздновать свадьбу в её квартире. Родители Эдны не были счастливы тем, что их дочь выходит замуж за разведённого, старше неё на два десятка лет, имеющего взрослую дочь, но постарались не портить праздник. Обряд совершил раввин – старинный друг Дэвида по берлинским временам. Элеанор подарила Эдне ожерелье – дымчатые кристаллы на золотой цепочке, но, считая подарок недостаточно дорогим, пообещала поднести им билеты на самолёт, куда бы они не решили лететь: в Россию, Китай, Японию. По свидетельству секретарши, на людях она сумела владеть собой, но, когда все разошлись, опустилась на стул изнеможенная и подавленная.

ТЕНОР: Эта поразительная женщина сумела подавить ревность, окружила Эдну дружеским вниманием, приглашала её вместе с Дэвидом на праздники в Гайд-Парке, на официальные приёмы, на концерты. Главное для неё было: чтобы Дэвид Гуревич не ушёл из её жизни. Она даже попросила у Эдны разрешения не нарушать сложившуюся традицию – начинать свой день с короткого звонка её мужу. Разрешение было дано. Начались совместные путешествия втроём: в 1958 году – Россия, в следующем – отпуск в Пуэрто-Рико. Рождество 1958 года все трое праздновали в Вал-Килле, вместе с другими близкими друзьями и родственниками Элеанор.

БАС: Горы заготовленных подарков и звон бокалов на время праздника скрыли глубокий разлад, возникший в обширном семействе Рузвельтов к тому времени. Сын Элиот всё время требовал денег и по этому поводу ссорился с матерью и братьями. Джон Рузвельт и Анна – оба республиканцы – обосновались в каменном коттедже и собирали у себя друзей близких им по духу и склонных к шумному веселью. Этот лагерь с подозрением и неприязнью смотрел на гостей, собиравшихся в сотне метров от них, в доме миссис Рузвельт – демократы, интеллектуалы, художники, артисты, всегда устремлённые к возвышенным, но, как правило, недостижимым целям и идеалам. Немудрено, что Элеанор в окружении своих многочисленных потомков так часто чувствовала себя одинокой.

ТЕНОР: Видимо, именно чувство одиночества было главной причиной того, что она с такой радостью откликнулась на внезапно возникшую ситуацию. Владелец её квартиры известил её, что собирается существенно поднять арендную плату. Супруги Гуревич в это же время поняли, что квартира Дэвида маловата для них. «А почему бы нам не купить вместе дом в Манхеттене и не поселиться в нём втроём?» Эдна Гуревич утверждает, что именно она была автором этой идеи. Однако тут же добавляет, что задолго до её появления на сцене идею жизни под одной крышей выдвигала Элеанор, но Дэвид уклонился.

БАС: После долгих поисков подходящее здание было найдено на Ист-74-стрит. Финансовые переговоры о покупке, ремонт и внутренние переделки растянулись чуть ли не на год. Гуревичи получили в своё распоряжение четвёртый и пятый этаж, миссис Рузвельт – второй и третий. (Первый был оставлен врачам, арендовавшим там кабинеты раньше.) Апартаменты Элеанор были достаточны для приёма высокопоставленных гостей и их свит. Телефон и дверной звонок не умолкали. Письма, телеграммы, цветы, пакеты, продукты, важные и случайные визитёры, дети и внуки, дипломаты и адвокаты, актёры и певцы, писатели и журналисты – семидесятишестилетняя женщина едва ли имела минуту покоя в течение дня. Но только так она и могла существовать и утолять свою главную страсть: быть кому-то нужной.

ТЕНОР: Эдна сумела расположить к себе Элеанор, и жизнь под одной крышей окрасилась тёплыми чувствами всех троих друг к другу. Вскоре у Гуревичей родилась дочь Мария, и Элеанор устроила праздник в честь новорожденной. В 1962 году Эдна и Элеанор совершили совместную поездку в Израиль.

БАС: Гораздо труднее были для миссис Рузвельт отношения с детьми. Переживая за их семейные драмы, она не могла отказаться от материнской привычки направлять и упрекать. Для взрослых сыновей это было особенно тягостно, когда они видели отношение матери к Дэвиду Гуревичу – «безупречному» всегда и во всём. Он впоследствии вспоминал, что однажды Элеанор даже затронула тему самоубийства. «Я заслоняю своих детей, – сказала она. – Когда меня не станет, мир отнесётся к ним с большим вниманием».

ТЕНОР: Дэвид рассказывал впоследствии, что пациентом она была нелёгким. На предложение проделать те или иные тесты отвечала «У меня нет времени». Летом 1962 года Дэвид был в отъезде, когда она почувствовала серьёзное недомогание и слабость. Заменявший Дэвида врач обнаружил сильное падение гемоглобина и настоял на переливании крови. Оно привело к невероятному подскоку температуры, бреду, потере сознания. С этого момента начал набирать силу недуг, который врачам не удавалось диагностировать.

БАС: Больная была окружена толпой влиятельных докторов, мнения которых часто расходились с мнением вернувшегося Дэвида. Но всем было ясно, что конец приближался неумолимо. Элеанор Рузвельт не был дарован такой быстрый и лёгкий уход из жизни, какой был дарован судьбой её мужу. Мучительные лечебные процедуры в больнице и дома тянулись четыре месяца. Но и у её смертного ложа до последнего момента находился тот, кого она любила сильнее всех остальных.

ТЕНОР: Только после её смерти 7 ноября 1962 года результаты вскрытия позволили врачам поставить единодушный диагноз: проснувшийся застарелый туберкулёз достиг костного мозга и прервал нормальное производство кровяных телец. На её похороны в Гайд-Парке приехали бывшие президенты Трумэн и Эйзенхауэр, действующий президент Кеннеди в сопровождении вице-президента Линдона Джонсона, генеральный секретарь ООН У Тан и множество других видных фигур американской и мировой политики.

БАС: Один из биографов впоследствии так обрисовал в коротком скетче жизненный путь Элеанор Рузвельт (читает): «Шаг за шагом она побеждала себя и поднималась на следующую ступень: от юношеской нерешительности – к ясному осознанию своих сил; от тенет викторианской морали – к щедрой терпимости к человеческим слабостям; от сословного снобизма – к защите расового и религиозного равноправия; от роли скромной матери семейства в тени блестящего мужа – к власти над умами и сердцами миллионов американцев». Невероятная душевная теплота и щедрость, замеченные когда-то в пятнадцатилетней Элеанор её любимой учительницей, излились на тысячи людей, встреченных ею в жизни. Президент Трумэн назвал её «первой леди мира».

Рейтинг:

0
Отдав голос за данное произведение, Вы оказываете влияние на его общий рейтинг, а также на рейтинг автора и журнала опубликовавшего этот текст.
Только зарегистрированные пользователи могут голосовать
Зарегистрируйтесь или войдите
для того чтобы оставлять комментарии
Регистрация для авторов
В сообществе уже 1129 авторов
Войти
Регистрация
О проекте
Правила
Все авторские права на произведения
сохранены за авторами и издателями.
По вопросам: support@litbook.ru
Разработка: goldapp.ru