litbook

Проза


Тайный сад сокровищ: Авраам Абулафия (роман-реконструкция)0

    Посвящается Норе

 

ОБРАЩЕНИЕ К ЧИТАТЕЛЮ

Этот странный роман не просто посвящен великому испанскому каббалисту тринадцатого столетия Аврааму Абулафия (родился он в 1240-м году, а исчез после 1291-го года), – он весь буквально пропитан его дерзкими идеями, крайне причудливыми образами, изумительными видениями.

Да, Авраам Абулафия имел видения, более того. страстно стремился к ним, буквально жаждал их и получал в награду за свои грандиозные и неустанные мистические поиски. Причем, видения были очень разные и подчас совершенно невероятные, но имевшие общий источник – в изощреннейшем и интеллекте и сложнейшей душе новоявленного пророка.

За несколько лет до своего исчезнговения (а именно в 1285-м году) Абулафия писал, что некоторые из посетивших его видений были посланы демонами, чтобы сбить его с толку, так что он «пробирался ощупью, словно слепой в полдень, с дьяволом одесную».

Роман пронизан той совершенно особой экстатической каббалой, которую создал Абулафия своими бесчисленными трудами и необычайной, таниственной жизнью.

Собственно, я дерзновенно пошел по пути того развязывания узлов, опутывающих человеческую душу, к чему всемерно призывал Авраам Абулафия. Он создал даже особый текст, который так прямо и назывался: «Книга о развязывании узлов». А напоследок написал свой апокалипсис – «Сэфэр ха от» (Книга знака), перед самым же исчезновением своим в 1291-м году создал учебник по медитации – «Имрей Шэфэр» (Слова красоты)..

                                               Ефим Курганов.

                                  21-го декабря 2014-го года.

                                               г. Париж.

НЕСКОЛЬКО СЛОВ ОТ СОСТАВИТЕЛЯ И РЕДАКТОРА

 

Мой дальний предок Авраам Бен-Самуил Абулафия родился в 1240-м году в королевстве Наваррском – в Сарагоссе, столице королевства, а детские и юношеские годы провел в городишке Тудела, расположенном неподалеку от Сарагоссы.

С 1262-го года начинаются странствия Абулафии на Ближний Восток, в Грецию и Италию.

В 1270-м году он вернулся в Испанию и прожил там три или четыре года, погрузившись в изучение каббалы.

В 1280-м году Абулафия отправился и даже ненадолго оказался в папской тюрьме. Подолгу он жил на Сицилии, создав там целую россыпь своих мистических творений.

Год смерти Абулафии неизвестен – после 1291-го следы его совершенно теряются.

 

* * *

«Абулафия» в переводе с арабского означает: «отец просящих милости», но это скорее псевдоним, ставший потом фамилией. Псевдоним этот дал впоследствии имя итальянскому роду Bolaffi и английскому роду Bolaffey.

Однако настоящая наша фамилия – Ха-Леви (Галеви). Все дело в том, что прародители наши были левитами (священниками) в Храме Царя Соломона. После разрушения Храма они оказались в Тунисе, где как раз, судя по всему, и приобрели фамилию Абулафия, а оттуда уже перебрались в Испанию, в королевство Наваррское, обосновавшись в столице его Сарагоссе и близлежащем городке Тудела.

Род Галеви дал миру множество величайших ученых и писателей, но пророк и мистик Авраам Абулафия стоит тут совершенно особняком, как исключительная величина.

Он создал свою личную каббалу, многочисленными трактатами своими и изобретенными техниками медитации он выдвинул понятие «мистической логики» и выстроил целое искусство экстаза, а вернее целую науку экстаза, в полной мере, как мне кажется, еще не оцененную.

Много лет – еще с ранней юности своей – я собирал материалы о моем дальнем предке, и вот теперь результаты своих разысканий, подчас весьма неожиданные, решаюсь предложить вниманию благосклонных читателей.

 

Андреа Болаффи,

адвокат

Милан

20 декабря 2014 года

 

ПРОЛОГ ТРЕХ ФРАГМЕНТАХ

АЛМАЗНЫЙ КЛЮЧ И ЗАПЕРТАЯ КАЛИТКА

 

АВРААМ БЕН – САМУИЛ АБУЛАФИЯ

КАК Я СТАЛ КАББАЛИСТОМ

(ТРИ ОТРЫВКА ИЗ ИСПОВЕДИ «КНИГА СВИДЕТЕЛЬСТВ».

(1291 год)[1]

 

1

 

Знайте, друзья, что с самого начала я чувствовал желание изучать Тору, и я выучил кое-что из нее и из остальных священных книг. Но я не встретил ни одной души, под чьим руководством я мог бы заняться изучением Талмуда, и не столько из-за недостатка учителей, сколько из-за моей привязанности к дому и любви к родителям.

Наконец, однако, Бог сообщил мне силу обратиться к поискам Торы. Я уехал, и искал, и обрел, проведя целые годы за изучением Талмуда. Но пламя Торы продолжало гореть во мне, хотя и не осознавал этого.

Я вернулся в Испанию, осел на сей раз в Барселоне, и Бог свел меня с одним глубокомысленным иудеем, с которым я изучал «Наставник колеблющихся» Маймонида, и это только усилило мою любознательность.

Я получил кое-какие познания в науке логики и в естественных науках, что доставило мне немалое наслаждение, ибо, как вы знаете, «природа притягивает природу».

И Бог мне свидетель: если бы я ранее не укрепился в вере, посредством которой я узнал кое-что из Торы и из Талмуда, побуждение исполнять многие религиозные заповеди оставило бы меня, несмотря на то, что огонь чистого умысла пылал в моем сердце. Но то, что этот глубокомысленный иудей преподал мне о смысле заповедей, не удовлетворило меня, пока Господь не свел меня с неким Божьим человеком, каббалистом, который наставил меня в началах каббалы.

Поначалу путь тайного учения показался мне слишком невероятным, почти невозможным. Тогда мой учитель (звали его Барух Тагарми) сказал мне: «Сын мой, почему ты отвергаешь то, чего ты не испытал? Гораздо больше подобало бы тебе испробовать это. Если бы затем ты заключил, что путь сей бесполезен для тебя, тогда только ты мог бы сказать, что это бессмысленно».

После сих слов я стал рассуждать в душе: «Я могу здесь только обрести, а не потерять. Посмотрим, найду я что-нибудь во всем этом, значит, это будет чистым выигрышем для меня, а если нет, то мое останется при мне».

Итак, я согласился, и Барух Тагарми обучал меня способу перестановок и комбинирования букв, мистике чисел и другим путям соединения с Божественным.

Каждым путем вышеозначенный Барух давал мне странствовать в течение двух недель, пока каждая форма не запечатлелась в моем сердце, что заняло в совокупности четыре месяца, а затем велел мне «изгладить» все.

Барух имел обыкновение говорить мне: «Сын мой, замысел состоит не в том, чтобы ты остановился на какой-либо конечной или заданной форме, хотя бы она была высочайшего порядка. Гораздо скорее он заключается в «пути имен». Чем менее понятны имена, тем выше их порядок, пока ты не достигнешь силы такой действенности, что не ты будешь управлять ею, а она будет управлять твоим разумом и твоей мыслью».

Одним словом, когда минули два месяца и мысль моя освободилась от всего вещественного, и я осознал, что во мне происходит нечто странное, решил я однажды ночью заняться комбинированием букв.

Так я продолжал поступать три ночи, не говоря Баруху об этом. В третий раз, после полуночи, я немного вздремнул, держа гусиное перо в руке и бумагу на коленях.

2

 

Заметив, что свеча гаснет, я встал, чтобы поправить ее, как это часто делает бодрствующий человек. Тут я увидел, что свет не пропадает. Я очень удивился этому, пока после тщательной проверки не обнаружил, что свет исходит от меня самого.

Я сказал: «Не верю этому». Я исходил весь дом вдоль и поперек, но вот свет был со мной.

Я лег в постель и покрылся с головой, а свет не исчезал.

На другое утро я рассказал об этом своему учителю и принес ему листы, которые я исписал комбинациями букв. Он поздравил меня и сказал: «Сын мой, если ты посвятишь себя комбинированию святых имен, еще более великие вещи произойдут с тобой. А теперь, сын мой, признайся, что ты не способен отказаться от комбинирования. Подели пополам ночь: половину ночи комбинируй, а половину – занимайся перестановками.

Я пользовался этим методом семь дней. В течение второй недели сила медитации настолько возросла во мне, что я не успевал записывать комбинации букв, которые сами собой лились из-под моего пера, и если бы при этом присутствовали десять человек, то и они не смогли бы записать такого множества комбинаций, какое являлось мне во время притока Божественного разума.

Наконец, настала ночь, когда эта сила овладела мной, и миновала полночь – время, когда она особенно расширяется и умножается, тогда как тело слабеет. И я приступил к перестановке и комбинированию частей Великого Имени Божьего, состоящего из семидесяти двух имен.

Однако буквы вскоре приняли в моих глазах вид огромных гор. Меня обуяла неуемная дрожь, силы оставили меня, волосы мои вздыбились, и я почувствовал себя так, как если бы я покинул сей мир. Я тут же упал, ибо из-за совершенной разбитости не мог держаться на ногах.

И вот некое подобие речи родилось в моем сердце и дошло до моих уст, понудив их прийти в движение. И я помыслил: «И я помыслил: «Не вселился ли в меня, помилуй Боже, дух безумия?»

Вскоре мои природные силы вернулись ко мне, я встал страшно измученный и все еще не веря себе. Я снова занялся Именем и делал то же, что прежде, и вот оно оказало на меня точно такое же действие. Тем не менее я не поверил себе, пока не испытал этого четыре или пять раз.

Встав утром, я рассказал своему учителю о том, что произошло.

Он ответил мне: «А кто позволил тебе касаться Имени? Разве я не наказывал тебе переставлять только буквы?»

Он продолжил: «Происшедшее с тобой является поистине высокой ступенью в степенях пророчества».

Он хотел освободить меня от этого, ибо он видел, что лицо мое переменилось. Но я сказал ему: «Во имя Неба, не можешь ли ты немного укрепить меня, чтобы я мог вынести силу, восстающую из моего сердца, и принять исток ее, ибо она весьма напоминает источник, наполняющий водою вместительный бассейн. Если человек, не имеющий для этого надлежащей подготовки, откроет шлюз, то воды источника затопят его, и душа покинет его».

Учитель ответил мне: «Сын мой, этой силой может наделить тебя Господь, ибо человек не властен над ней».

В ту субботнюю ночь сила производила во мне то же действие.

 

3

 

Когда после двух бессонных ночей я провел день и ночь за размышлением о перестановках или принципах, существенных для узнавания этой истинной действительности, тогда я имел два знамения, из которых узнал, что я был в состоянии истинной восприимчивости.

Одно знамение заключалось в усилении естественной мысли об очень глубоких предметах знания, немощи плоти и укрепления духа. Вторая примета состояла в том, что во мне нарастала работа воображения и мне казалось, что голова моя раскалывается. Тогда я понял, что готов принять Святое Имя.

В ту же ночь я также отважился подступить к великому несказуемуму Имени Божьему. Но едва я коснулся его, как почувствовал сильную слабость, и в душе моей прозвучал голос: «Ты умрешь и не останешься в живых! Кто подвигнул тебя касаться Великого Имени?»

И вот я сразу же упал ниц и взмолился: «Владыка Вселенной! Я пришел на это место ради одного Неба, как ведомо Твоей Славе. В чем грех мой и в чем проступок? Я пришел лишь затем, чтобы познать Тебя».

И тут раздался еще один голос, нежный, тонкий, в коем слились смех и плач, улыбка и слезы. Он был нежен, трепетен, но вместе с тем в нем чувствовалась какая-то совершенно невероятная внутренняя сила, какая-то немыслимая степень сосредоточенности.

Голос был весьма повелительный, но при этом, судя по всему, женский, а вернее девичий.

И разлился повсюду пряно-сладкий аромат блаженства.

Только потом донеслись до меня звуки, рожденные музыкой сфер: «Отныне, Слава Владыки Вселенной овеет тебя своим божественным дыханьем, ведь ты мог коснуться Святого Имени!»

Во мне пронесся вихрем клубок мыслей: «Неужели Господь посылает мне Шхину – Невесту, Царевну?.. Божественную Шхину? Ту, близость с которой познал сам Моисей? Ту, сверкание которой столь сильно, что даже ангелам приходится прикрывать крыльями лица? Невероятно, немыслимо... Значит, касания мои Священного Имени и в самом деле были чисты. Значит, дикое, нечеловеческое напряжение моих мышц, нервов, воли и в самом деле было исполнено внутренней силы и благости…»

При этом я почувствовал, что тело мое становится неподвластно мне, что оно как бы отслаивается, отделяется от меня и что я, а точнее даже и не я, а какая-то чистая сущность моя плывет куда-то вверх на волнах совершенно немыслимого, невероятного счастья.

Я залился слезами великой радости. Необыкновенный трепет охватил меня. Однако только потом я понял, что оказался в объятиях царственной Шхины, что трепет мой объяснялся одним – Шхина прильнула ко мне и ласкает меня.

Так я стал каббалистом, соприкоснувшись с традицией (а каббала означает именно традицию) соединения с Божественным. И возвращение в состояние, когда я еще не испытывал милостей Шхины, с тех пор стало уже для меня совершенно невозможным.

Небывалые ласки Шхины навсегда запечатали мою плоть и мою душу от всех иных прикосновений.

 

АВРААМ БЕН – САМУИЛ АБУЛАФИЯ

ИЗ «КНИГИ СВИДЕТЕЛЬСТВ».

(1291 г.)

 

ПРЕДАННЫМ И ИЗБРАННЫМ

(фрагмент предисловия)

 

Ныне ты узришь, что я раскрываю глубокие и сокрытые тайны. Которые праведные мудрецы почитали священными и сокровенными, почитали теми глубокими вещами, кои, собственно говоря, не предназначены для раскрытия. Эти святые люди старины размышляли всю свою жизнь над этими вещами, таили их, а ныне я собираюсь раскрыть сии тайны. Посему храни их для себя самого.

Я взирал на пути детей мира сего и видел, что во всем , что касается этих вопросов, они погрязли в чуждых идеях и ложных представлениях. Одно поколение уходит, и другое приходит, но ошибки и искажения пребывают вовеки. И никто не видит, никто не слышит, и никто не пробуждается, ибо все они спят – не спрашивают, не читают и не исследуют.

И когда я увидел все это, то счел себя вынужденным писать и размышлять, дабы раскрыть это всем разумным людям и предать гласности все эти вещи, коими праведные мудрецы старых времен занимались всю свою жизнь.

И мудрецы закрыли и заперли дверь за своими словесами и спрятали все свои заповедные книги, ибо они видели, что еще не подоспело время раскрыть и огласить их.

Я же теперь признаю, что было бы похвальным деянием извлечь на свет то, что таилось во мраке, и сделать явным то, что они держали в тайне.

Сокрытое пришла пора открыть.

Мистическая логика поможет постигнуть законы блаженства.

АВРААМ БЕН – САМУИЛ АБУЛАФИЯ

ИЗ ОБРАЩЕНИЙ К УЧЕНИКАМ

(ОТРЫВКИ)

(записал, отредактировал и перевел на испанский язык Иосиф Бен – Авраам Гикатилла, прозванный чудотворцем)

(Барселона, 1273 – 74 г.)

Друзья мои, перестаньте читать и вчитываться в Тору. Просто позвольте ей раскрыться перед вами в виде сочетания Священных Имен.

Погружаясь в созерцание, отрешаясь от самих себя, вы в конце концов постигнете, что мир букв святого языка есть истинный мир блаженства.

Буквы Торы идентичны божественным эманациям – атрибутам Бога, зашифрованным в числах, звуках, формах и разновидностях энергии.

Каждая без исключения буква содержит в себе миры, и души, и стремление к Богу; восходя одна за другой, они соединяются друг с другом, и связываются воедино, и прикрепляются друг к другу, образуя слово. Итак, они и впрямь связаны с Божественной Сущностью, и посему душа твоя заключена в них.

Каждый элемент нашего святого языка объединяет в себе имя, форму, число и глубину смысла.

Буквенные медитации мы разделяем на несколько этапов (я называю их «вратами»), которые еще делятся на пути. Первые двое врат, через которые вы входите в медитацию, именуются Вратами Небес и Вратами Святых (внутренними вратами).

Начиная путешествие, вы визуализируете себя в облике Стражей Колесницы – Ариэля, Рафаэля, Габриэля и других ангелов.

Мысленно преобразуя этих ангелов в буквы, составляющие их имена, вы превращаете отрицательные состояния в положительные. И чудовищные образы, преграждающие путешественнику дорогу, отступают.

Перестановки букв могут порождать устрашающие видения. Чтобы преодолеть подобные препятствия, вы должны преобразовать их в буквы и переставить эти буквы таким образом, чтобы из них сложились благочестивые фразы.

После многих движений и сосредоточения на буквах волосы на голове твоей станут дыбом, кровь твоя вострепещет, все тело твое будет охвачено дрожью, и трепет падет на все члены твои, и ощутишь ты в себе некий новый дух, укрепляющий тебя, пронизывающий все твое тело.

Помести перед мысленным взором буквы Имени Божьего, как бы начертанные в книге.

Представь себе, как каждая буква расширяется до бесконечности. Представляя буквы, сосредоточь на них свой мысленный взор и созерцай бесконечность, и тогда божественный свет вспыхнет в твоей душе.

Созерцай тесно сжатые буквы, как если бы они были начертаны на белом пергаменте. Под твоим сосредоточенным взором сей пергамент обратится в белое пламя, а буквы превратятся в черные пляшущие фигуры.

Погружайтесь полностью, без остатка в великое Имя Господа, и перед вашим внутренним взором рано или поздно явятся пылающие письмена.

Знайте, что перестановку букв можно сравнить со звучанием музыки.

Вот вы трогаете первую струну, которую можно сравнить с первой буквой, и переходите ко второй, третьей, четвертой и пятой, и различные звуки образуют различные сочетания. И тайны, выражаемые в этих комбинациях, услаждают сердце, которое таким путем познает своего Бога и наполняется новой радостью.

… И отворятся запертые ворота души, и в восторге, порожденном движением букв Великого Имени, освобождается путь к Богу.

Экстатическая медитация на буквы требует воздержания от сна и пищи, а также длительных упражнений (одно из них – «Облачение в имена»).

Помните, друзья мои: путь к просветлению оказывается краток, но одновременно чересчур тернист. Помните еще, родные: путь, конечно, тернист, но награда велика и волшебна, и она сулит истинное, непередаваемое блаженство.

К каббалистам, медитирующим на буквы, может явиться божественная Шхина в форме воплощенного «голоса» Торы.

 

ТРОПА ПЕРВАЯ

ПЕРВЫЕ ВИДЕНИЯ АБУЛАФИИ

(город Тудела, королевство Наваррское, 1240 – 1259 гг.)

ЕПИСКОП ПЕДРО САРАГОССКИЙ

ВОЗВРАЩЕНИЕ В ТУДЕЛУ.

СТАРЧЕСКИЕ ЗАМЕТКИ

(1305-й год. Декабрь)

 

1

 

Записки сии я веду из королевства Наваррского. Пробую восстановить земную жизнь великого пророка Авраама Абулафии, во всяком случае юные годы его (1240 – 1259), счастливым свидетелем и соучастником которых я был когда-то.

Этой весною меня посетило совершенно неожиданное видение, необыкновенно озадачившее и даже напугавшее меня.

Явился вдруг Абулафия. Я не видел его много-много лет. И вообще говорят, что он исчез. Я даже специально старался не думать о нем, ведь мы теперь в разных верах, и он, должно быть, считает меня изменником, а может и нет.

И вот в моей затененной спальне вспыхивает ослепительно яркий свет. Деревянное распятие падает со стены и раскалывается надвое. И передо мной стоит Абулафия. Во лбу его зияет кровоточащая рана, имеющая форму щита царя Давида. Не только взгляд Абулафии, но и весь он излучал немой, но нестерпимый укор.

Некоторое время спустя я оставил Сарагоссу, оставил свою кафедру в тамошнем университете (расставшись еще в юности с Абулафией, я вошел в лоно католической и церкви и был взят на факультет теологии в столице королевства Наваррского, а затем там получил и кафедру) и переселился на время в крошечную Туделу, родной город Абулафии, да и мой.

Когда-то ведь и я жил в Туделе. Как же это было давно! Просто не верится! Но кое что я начинаю припоминать. Живу в пустующем доме моих покойных родителей и возвращаюсь постепенно в давно канувшее прошлое.

А мне казалось, что я никогда сюда больше не вернусь. Это Абулафия (не знаю, жив ли он, или вознесен за великие свои пророчества на Небеса) привел меня опять в Туделу.

Тудела – город мавров. Только в 115 году король Альфонс I Арагонский отнял его у мусульман. Но Тудела всегда был обильно населен детьми Израиля. Однако я сейчас хочу рассказать о другом.

 Тудельские мальчишки страсть как любили лазить по берегам Эбро.

Эбро – речушка нетерпеливая и яростная, совершенно не знающая удержу. Упрямством ее совершенно беспредельно и невыносимо. Потому, поговаривают, и назвали ее так – река иудейская. За упрямство. За бешеный нрав. Только там, где Эбро впадает в Кейлес, она немного успокаивается, во всяком случае перестает неистовствовать

Эбро мне никогда не была по душе. Я даже побаивался ее чересчур уж бурного темперамента. А вот Авраама Абулафию, моего учителя и друга, Эбро всегда зачаровывала. Он дрожал от восторга, он впивался своими огромными, неестественно сияющими синими глазами в ее пугающую черноту, прорезанную дыбящимися буграми пены. Такая же пена выступала и на губах Абулафии, когда он вглядывался, вживался в бешеную пульсацию реки – может, он чувствовал себя частью Эбро? А может, он и был частью Эбро?

Я смотрел и диву давался. Абулафия каждый совершенно преображался на берегу, и поток его смоляных кудрей мне даже начинал напоминать воды Эбро. У него даже голос менялся, становился вдруг резко-гулким и яростным, явно приобретая что-то от рева этой крикливой речушки. Перемена эта была просто поразительная.

На обратном пути Абулафия всегда как-то почти сразу сникал. Уже почти ничего в нем, кажется, не напоминало бешеного клокотания Эбро. Даже голос явно менял свою окраску, становясь приглушенно тихим. И огромные глаза его как будто теряли свой необыкновенный блеск и производили впечатление каких-то потухших…

А как рвался он к Эбро! Это даже трудно представить.

По дороге он не раз мне рассказывал о легендарной реке Самбатион, за которой некогда скрылись 10 колен народа Израильского. Абулафия говорил еще, что, идя к Эбро, он всегда думает о Самбатионе.

 Когда мы шли на берег, а проделывали мы это каждое утро, часов примерно в одиннадцать, Абулафия сгорал от нетерпения, буквально сгорал. Казалось, его несла какая-то сила. Я с большим трудом поспевал за ним. И я видел, как он мучительно страдает от того, что ему в тот миг оказывается пока недоступен дикий рев Эбро.

Но как только мы оказывались на вершине горы, буйно поросшей дикими оливами, которая омывалась иссиня-черными водами Эбро, как сразу становилось видно, что Абулафия окружен теперь потоками струящегося света. Он буквально сотрясался от неудержимо охватывавшего его восторга.

А однажды произошло нечто совершенно особенное.

Мы стояли на вершине горы. Абулафия впивался, всасывался взглядом в манящую черную бездну Эбро, а я по обыкновению поглядывал на своего друга и учителя, не переставая изумляться тому, что происходит с ним. И вдруг раздался женский голос, необыкновенно чистый, мелодичный, наполненный какой-то сладостной истомой.

Оба мы в страхе оглянулись, но на вершине горы никого не было, только ветви оливковых деревьев шелестели на ветру.

Я уже не говорю о себе (меня охватил самый настоящий ужас), но и Абулафия был явно растерян. По близости решительно никого не было. Однако голос не умолкал. И при всей его сладостной истоме, в нем ощущались несомненные повелительные интонации.

Придя немного в себя, я подумал было, что, может, это шелестение олив всему причиной, что именно шелестение покрывающих гору олив создает некое подобие звуков человеческого голоса.

Но когда я рассказал об этом Абулафии, он сразу отрицательно мотнул головой. Но уже через пару минут его лицо осветилось радостью, и он шепнул мне: «Я все понял» и потом сделал мне знак, чтобы я молчал. И мы оба стали слушать, совершенно завороженные льющимся невесть откуда голосом. И видно было, что все тело Абулафии вибрирует, остро и точно реагируя на каждое колебание этого неведомого голоса.

Придя домой, я тут же записал все, что мне удалось услышать и запомнить. Абулафия же, как я узнал, ничего не записывал, но в точности исполнил все, что повелевал сделать голос.

Привожу сохранившуюся у меня в бумагах запись, но за полную точность я никак не могу ручаться, хотя в целом, то что было тогда нами услышано на вершине горы, я воспроизвел, кажется, довольно точно (между прочим, Абулафия так и не узнал о том, что я записал все, что вещал тогда Голос):

«Будь готов встретить своего своего Бога. Настройся обратить свое сердце к одному Богу. Очисть тело и найди уединенный дом, где никто не слышит твоего голоса. Сиди в своей каморке и не открывай своей тайны ни одной душе. Если можешь, делай это днем, дома, но лучше, если ты завершишь это ночью. В час, когда ты приготовишься говорить с Творцом и пожелаешь, дабы Он раскрыл тебе Свое могущество, постарайся отвратить все твои мысли от сует мира сего. Покройся молитвенным покрывалом, наложи тфиллин на лоб и руки, дабы исполниться благоговения перед Шхиной, которая уже находится подле тебя. Почисть свои одежды, и, если это возможно, да будут все твои одежды белыми, ибо это способствует тому, чтобы сделать твое сердце богобоязненным и боголюбивым. Если будет ночь, зажги множество свечей, пока все не озарится светом. Затем возьми чернила, перо и дощечку в руки и помни, что ты собираешься служить Господу. Теперь начинай комбинировать немногие или многие буквы священного нашего языка, переставляя и сочетая их, пока не разогреется твое сердце. Следи за их движением и за тем, что из этого получается. И когда ты почувствуешь, что сердце твое уже согрелось, и когда ты узришь, что посредством комбинаций букв ты можешь постигать новые вещи, которые с помощью человеческой традиции или своими собственными усилиями ты не смог бы узнать, и когда ты таким образом подготовишься к приятию притока Божественной силы, вливающейся в тебя. Тогда обрати все свое истинное помышление на то, чтобы вызвать Имя и Его высочайших ангелов в сердце твоем, как если бы они были человеческими существами, которые сидят или стоят вокруг тебя. Представив все это себе очень живо, обратись всей своей душой к познанию своими помышлениями многих вещей, что войдут в твое сердце через явленные тебе в воображении буквы. Помысли о них в целом и во всех частностях, как человек, которому рассказывают притчу или сновидение, и попытайся таким образом истолковать то, что услышишь, чтобы это как можно лучше согласовалось с твоим разумом… И все это случится с тобой, Авраам Бен-Самуил, когда ты отбросишь дощечку и перо, или когда они упадут сами, не выдержав напряжения твоей мысли. И знай, что чем сильнее будет приток Божественного разума, тем слабее станут твои наружные и внутренние члены. Все твое тело охватит неуемная дрожь, так что ты решишь, что настал твой конец, потому что твоя душа в избытке радости своего знания покинет твое тело. И приготовься в этот миг сознательно избрать смерть…»

При этих словах Абулафия вздрогнул, но глаза его излучали восторг.

Голос же продолжал звучать, необыкновенно повелительный и одновременно предельно нежный:»И приготовься избрать смерть и знай, что ты продвинулся достаточно, чтобы принять поток Божественного разума. И затем, дабы почтить славное Имя, служа Ему жизнью тела и души, покрой свое лицо и остерегайся взглянуть на Господа. Затем вернись к делам плоти, поешь и выпей или освежись приятным благоуханием и верни дух свой в его оболочку до следующего раза, радуйся своей участи и знай, что Бог любит тебя!»

Голос умолк. Он был такой ясный, чистый, звучал без малейшего напряжения, но, оказывается, перекрывал собою бешеный рев Эбро. С исчезновением голоса этот рев буквально оглушил нас. И я и Абулафия взглянули друг на друга с полным пониманием, вглядываясь в яростно стонущую реку.

2

Когда мы возвращались после этой необыкновенной прогулки, Абулафия поначалу все молчал. Но я обратил внимание, что взор его отнюдь не был потухшим, как обычно происходило у него на обратном пути. И худые,. костистые члены его под шелковым синим балахоном, отороченным пушистыми белыми кистями, явно не размякли, а резко вибрировали – видимо, они еще воспитывали воздействие недавно смолкнувшего голоса.

Сначала я тоже молчал, не решаясь тревожить Абулафию. А потом все-таки не выдержал и спросил: «Авви (так я всегда обращался к нему, как бы комбинируя имя «Авраам» со словом «учитель»), что же это было?»

Абулафия сначала вздрогнул, вышел из потока обуревавших его мыслей и после минутной паузы ответил мне так: «Это был маггид».

«Как маггид?» – в недоумении откликнулся я: «Магид означает ТОТ, КТО ГОВОРИТ. Но кто говорит? Я как раз и спрашиваю об этом. Мне кажется, то был обман слуха, а на самом деле на горе шелестели оливы, а голоса никакого не было вовсе»

Абулафия рассмеялся и сказал мне: «Мальчик мой, Маггид – это духовный наставник, точнее голос духовного наставника, который можно вызвать ночными медитациями, погружением в магические Имена Бога. Я провел не одну бессонную ночь, ловя божественные ритмы божьих имен. И вот сегодня, наконец, получил награду».

Помолчав, Абулафия добавил: «Но это была совершенно особая, даже небывалая награда: я не надеялся даже рассчитывать на нее. Маггидом моим сегодня явилась сама Шхина, невеста Израилева, царица Шабес. Она не только объяснила мне, как погружаться в Имена Бога, как вдыхать аромат божественных букв. Шхина обещала мне yihudim – блаженство соединений. Шхина сказала, что я смогу не только ее услышать, но и увидеть и быть с ней, ежели точнейшим образом исполню все ее предписания. И я исполню, я все исполню мальчик мой. Все готов сделать, чтобы хоть миг побыть со Шхиной…» Тут Абулафия улыбнулся, лукаво подмигнул мне, в его громадных синих глазах заплясали веселые огоньки, и он заметил: «я все готов сделать для того, чтобы Шхина побыла со мной хотя бы единый миг».

       Я слушал Абулафию с нескрываемым изумлением, которое, как ни пытался, не мог скрыть. Но он совсем не присматривался ко мне, будучи целиком поглощен рассказом о своем Маггиде, явившем себя над горой, омываемой Эбро.

Мне же наиболее достоверной казалась версия с шелестением олив, но в присутствии своего друга и учителя я решил ее более не озвучивать. Уже ясно было, что версия моя для него есть не более, чем бессмыслица.

       Видно было, что Абулафия буквально горел, весь пронзенный идеей соединения со Шхиной.

       Постепенно, правда, он пришел в себя и начал рассказывать мне о технике хохмат ха-церуф (наука о комбинировании букв).

«Понимаешь, –. сказал мне Абулафия, – ежели бы я не медитировал с помощью букв, то никогда бы не заслужил благоговоления божественной Шхины. А теперь, после полученных от нее разъяснений, я стану медитировать еще более страстно, яростно, и Шхина будет еще более ласкова ко мне и одарит меня высшим блаженством».

И вот что еще поведал мне Абулафия: «Мир букв есть истинный миг блаженства. Впивая в себя дыхание, источаемое буквами, я ощущаю, как они входят в меня, и я вхожу в них, чувствую, как они раздвигаются и впускают меня в себя, обволакивая меня божественной влагой. Я погружаюсь в звучание букв, я тону в них, безраздельно растворяюсь. Они пронизывают меня, наполняют меня собою. Границы моей личности теряются. Остается только дыхание букв. Дыхание священных знаков»

Абулафия дрожал. По нему пробегали волны экстаза. Смоляные кудри его вздымались, двигались, напоминая волнующиеся волны Эбро. Длинные, тонкие руки дергались и подпрыгивали. Ноги сгибались, отказываясь удерживать тело в стоячем положении. Громадные глаза его подернулись легкой дымкой. На губах тонкой полоской сверкнула пена. Сердце стучало как колокол – казалось, оно вот-вот пробьет грудную клетку.

А потом Абулафия слегка успокоился, волны экстаза, видимо, схлынули, и он заметил мне очень тихо и почти невнятно: «Знай, мальчик, что метод церуф (я называю его еще «тропа имен») можно сравнить со звучанием музыки, ибо ухо воспринимает звуки в различных сочетаниях, в зависимости от характера мелодии и инструмента. И еще. Два различных инструмента могут составить комбинацию, и если звуки соединяются, то ухо слушателя испытывает наслаждение, замечая их различие. Струны, которых касается правая и левая рука, приходят в движение, и звук ласкает слух. И через ухо звук проникает в сердце и из сердца в селезенку, которая есть средоточие чувств, и ты получаешь все новое наслаждение. Это чувство можно вызвать лишь сочетанием звуков, и то же самое происходит, родной мой, в отношении комбинирования букв. Оно затрагивает первую струну, которую можно сравнить с первой буквой, и переходит ко второй, третьей, четвертой и пятой, и различные звуки образуют различные сочетания. И тайны, выражаемые в этих комбинациях, услаждают сердце, которое познает таким образом своего Бога и наполняется все новой радостью».

Тут мы подошли к щербатым бастионам крепости, за которыми как раз и располагались еврейские кварталы Туделы (Juderia). Король Наварры Альфонс Смелый, отвоевав у мавров Туделу, отдал сынам Израиля крепость, дабы она защищала их от толпы злопыхателей и недоброхотов.

«Понимаешь, техника Церуф», – добавил Абулафия, – это ключ, которым можно открыть запертые врата души: в восторге, порожденном движением букв великого Имени, освобождается путь к Богу».

Тут Абулафия замолчал, и я увидел, что он весь дрожит, ритмически покачиваясь – видимо, он еще вслушивался в умолкнувший голос Шхины. В прекрасных глазах его стояла сладостная истома.

3

На следующий день мы опять пришли на берег Эбро. По дороге Абулафия рассказал мне, что всю ночь медитировал в соответствии с новыми предписаниями, оставленными Шхиной, и что погружение в имена Бога было на сей раз было особенно глубоким и сильным.

Вспышки света становились по мере медитирования все более яркими и мощными. Они пронизывали и очищали все пространство спаленки Абулафии, наполняя ее какими-то непривычно сладостными ароматами с тончайшей примесью изысканной горчизны. Более того, как сказал Абулафия, эти вспышки света складывались, соединялись в причудливые знаки и подобия букв, по которым он безошибочно угадывал тайные Имена Бога.

 «Шхина должна быть довольна, – сказал мне Абулафия, – я отдавался деланию ха-церуф, пока не потерял сознание. Когда же я очнулся, вся комната была усеяна световыми осколками и стоял сладчайше-горький аромат, оставшийся от присутствия Божьих имен. Я до сих пор помню этот небывалый аромат и постараюсь сохранить его в себе до конца».

Я попросил Абулафию рассказать мне о Шхине, о том, кому и когда она прежде являлась. Рассказ Авраама Бен-Самуила потряс меня до самых оснований.

Передаю в общих чертах все, что поведал мне Абулафия. Придя после разговора с ним домой, я все записал. Теперь старые свои бумаги я отыскал в тудельском доме своих родителей.

Пересказ мой бегл, но довольно точен – ручаюсь за это.

Первым супругом Шхины, которая являет собою Божье благословение народу Израилеву, которая есть божественное присутствие, был праотец Иаков. Нл праотец наш, увы, не отказался от двух жен и двух наложниц даже после того, как Шхина допустила его до себя. Только окончив земной свой путь, Иаков соединился со Шхиной.

Да! О подобном я не слыхивал никогда! И представить даже не мог себе. Но это еще не все.

Со вторым супругом Шхины все обстояло несколько иначе – второй супруг оказался намного сообразительнее первого.

Это был ни кто иной, как Моисей. Едва он соединился со Шхиной, как тут же оставил свою земную жену Сепфору. Умен – ничего не скажешь!

И Моисей удостоился того, чего не удостоился Иаков: ему удалось соединиться со Шхиной во плоти до самой своей смерти.

Когда Моисей оставил земной мир, Шхина схватила его и на своих крыльях унесла с горы Немо в неизвестном направлении.

Соломон возвел свой Храм, и Шхина отправилась на ложе, установленное в Храме, дожидаться своего супруга.

Оставшись одни Царь и Шхина нежно коснулись друг друга. Царь окунулся в прозрачный дым волос Шхины и повел ее к ложу. Положив левую руку ей под голову, он обнял ее правой рукой и позволил ей насладиться ее силой. Наслаждение, которое Царь и Шхина получили друг от друга, было не подлежащим описанию.

Они лежали, крепко обнявшись, и она прижималась к нему, словно хотела оставить свой волшебный нежно-розовый отпечаток на его смуглом мускулистом теле, а он покоился между двух атласных холмов Шхины и клялся, что никогда не покинет ее.

Царь нисходил каждую полночь, искал Шхину и соединялся с нею в храмовой спальне, Царь извергал свое божественное семя, и оно вливалась в Шхину, которая по прошествии времени давала жизнь душам людей и ангелам.

Каждый год народ Израиля неизбежно грешит, и это позволяет Азазелу навязывать Шхине свою волю. Азазел старается быть поближе к укромному местечку Шхины на случай, если ему улыбнется удача. Удается или не удается ему удовлетворить свое желание, зависит от поведения Израиля.

Азазел ничего не может добиться от Шхины, пока Израиль живет в благочестии. Но стоит народу Израиля согрешить, как его грехи прибавляют сил Азазелу, так что он прилипает к телу Шхины как смола и совокупляется с ней.

Когда это случается, Царь, супруг Шхины, покидает ее. Разлука длится до дня искупления, когда козел искупления, посвященный Азазелу, разбивается насмерть, падая со скалы в Иудейской пустыне. Привлеченный посвященным ему животным, Азазел отпускает Шхину, после чего она соединяется с Царем, своим супругом.

Все изменилось, когда была разрушена спальня Шхины – Иерусалимский храм. Поскольку Царь, ее супруг, соединялся с ней только в Храме, то разрушение Храма стало катастрофой для них обоих: они остались в состоянии «постыдной наготы».

Шхина была изгнана из своего жилища. Царь горько оплакивал свою потерю. Разделение Царя и Шхины обездолило их двоих.

Скоро, однако, выяснилось, что Царь более не в состоянии сносить горечь одиночества и что он позволил занять место настоящей царицы рабыне, прислужнице Шхины, обычно сидевшей за ручной мельницей.

Рабыня-любовница, которая была ни кто иная, как Лилит, теперь властвовала над Святой Землей, как прежде над властвовала Шхина, и это более всего свидетельствовало о потерянной чести Царя.

Шхина была изгнана, потеряла свой дом – Храм. Но где бы она ни была теперь, ее неизменно привлекали благочестивые мужи Израиля, изучавшие Тору и медитировавшие над ней. С ними Шхина соединялась, им дарила ласку и наслаждение.

Абулафия закончил свой рассказ следующим неожиданным заявлением:

 – Я надеюсь, что в скором времени сумею взять Шхину и стану ее супругом.

В ответ раздался ликующий рев Эбро. Даже оливы радостно шелестели. Я же в испуге молчал.    

Я и Абулафия стали спускаться с горы. Мы шли, не говоря ни слова, пока не показались щербатые бастионы Тудельской крепости.

Абулафия шел бодрый и радостный, я же находился в весьма подавленном состоянии духа. Впервые мой друг и учитель Абулафия показался мне явным безумцем, ведь только безумец мог всерьез мечтать занять место Небесного Царя.

Мне даже стало страшно, и чем веселее глядел Абулафия, тем мне было страшнее.

Видимо, поняв, какие мысли меня обуревают, Абулафия улыбнулся и сказал:

 «Видишь ли, Шхина соединяется с каждым, кто избран Израилем… Нельзя стать избранником Израиля, не соединяясь со Шхиной, которая есть благословенье Божье».      

4

Оливы шелестели ласково, звучали нежно. Легкое дыхание ветерка приводило их в состояние полного трепета.

Абулафия рассказывал мне: «Шхина приходила ко мне и возлегла со мною на ложе. Когда мое семя вливалось в нее, она кричала от восторга. Зелено-карие зрачки ее с черноватым отливом были поддернуты какой-то легкой дымкой и источали слезы блаженства. Я чувствовал, как от каждого толчка семени в ее теле рождается новая душа. Я понял потом, что именно акт рождения и вызывал клики боли, перемешанной с радостью. Это было невыразимо божественно. Но самое главное, конечно, что из отмеченного Шхиной я становился ее супругом и, значит, избранником Израиля, пророком народа Израилева».

Абулафия не просто светился, когда говорил, – он представлял собой единый, монолитный сгусток световой энергии. В нем явственно ощущалось присутствие Шхины – это было несомненно. И тогда получается, что все рассказанное им правда?!? Непостижимо. И все-таки неужели он супруг Шхины???

Я попросил Абулафию описать ее. И вот что он поведал мне: «Волосы Шхины необыкновенной черноты, но с чрезвычайно густым синим отливом. При этом они совершенно прямые и ниспадающие до пят. Глаза ее зелено-карего цвета, с черноватым отливом, имеют миндалевидную форму. Ежели Шхина пребывает в бешенстве или в страсти, то глаза ее становятся совсем черными.»

«Как же одета она?» – все расспрашивал я Абулафию.

Он тут же стал рассказывать: «Шхина укутана в одеяние из тончайшего шелка ослепительной белизны, но когда она сбрасывала одеяние, казалось, ничего не менялось, ибо кожа ее был такой же белый шелк, только алые точки сосков заставляли предположить, что она сменила наряд».

«А часто ли приходит к тебе Шхина, учитель?» – спросил я (Абулафии шел в ту пору восемнадцатый год).

Вот ответ Абулафии (я записал его слово в слово):

«Мы непременно соединяемся каждую ночь. И делаем это не только ради наслаждения, но и в исполнение долга, и теперь в Туделе каждую ночь рождаются чистые души Израилевы, что только усиливает получаемое нами наслаждение. А Шхина потом рассеивает вновь зарожденные чистые души повсюду, где есть дети Израилевы. Так что частички моего семени – это как рассыпающиеся вокруг искры».

Все-таки слова эти были совершенной диковинкой, и я решил выступить соглядатаем и подсмотреть за Абулафией. Случай скоро представился.            

5

 Как-то я встречал у Абулафии шабес.

Были еще ученики. Числом, кажется, около десяти – никак не менее.

Когда все гости расходились, я незаметно приотстал от них, поднялся наверх и спрятался за ширмами в спальной комнате Абулафии.

Не успела пробить полночь, как скрипнула открывающаяся дверь, и в середине комнаты оказалась плотная женская фигурка (угадывались чрезвычайно сочные формы), укутанная в одеяние из нестерпимо белого шелка. Прямо за нею стоял Абулафия со свечой.

Абулафия поставил свечу на маленький столик, стоявший в изголовье ложа, ринулся к гостье и быстро, но одновременно предупредительно и нежно сбросил с нее покрывало. Действительно, ничего почти не изменилось: тот же ослепительно белый шелк, только добавились два густо розовых бутона сосков.

Абулафия прикоснулся губами сначала к левому, а потом к правому соску гостьи (проделал он это троекратно), потом обнял ее за плечи и, трепеща, повел к ложу.

Положив левую руку ей под голову, он обнял ее правой рукой. Шхина (а это все-таки была она) стала ласкать его.

 Бешено извивающиеся струи ослепительно белого света – это была отдающаяся Шхина, покорная перед сладостной истомой наслаждения.

Я уже был почти в беспамятстве, когда раздался яростный стон Шхины и повсюду разлился волшебный запах моего семени.

Потом они начали снова. Извивающаяся богиня стонала и рыдала от наслаждения. Мука для меня была невыносимая, и я ладонями плотно сжал уши. Но что было делать с необыкновенно густым ароматом семени? Он просто одурманивал.

Смуглая кожа Абулафии не очень-то была различима в полумраке, но ослепительная белизна кожи Шхины ослепляла, била в глаза. И тут я вдруг понял, что белый сноп света движется в моем направлении, и через какие-то доли мгновений передо мной стояла смертельно рассерженная богиня (это был сноп света с двумя огненно-алыми точками сосков).

Шхина смотрела, не мигая, на меня и не двигалась. На пол с иссиня-черной поверхности ее лона стекали, скатывались жемчужины спермы. Они просачивались, проникали сквозь небесные врата Шхины – это были так и не оформившиеся души еврейских праведников.

Я не успел даже пошевелиться. Шхина вдруг приблизилась ко мне (я увидел ее пылающий взор) и необыкновенно резко провела три раза по моему лицу длинными, заостренными, кинжаловидными ногтями. Я тут же ощутил, как лоб, щеки и подбородок у меня окрашиваются каплями крови.

Несколько капель попало мне в глаза. Я перестал что-либо видеть. Платка со мной не было, да я, наверняка, и не догадался бы его вытащить: слишком силен был испуг, охвативший меня.

Какая-то неведомая сила меня буквально вымела, вырвала, выкорчевала из комнаты. Думаю, я летел домой на крыльях ужаса, тыльной стороной ладони стирая с лица кровяные сгустки. Передо мной всю дорогу стояло искаженное ненавистью прекрасное лицо Шхины. Я его долго еще не мог забыть.

Назавтра же Абулафия меня навсегда вычеркнул из списка своих учеников. И я тут же уехал в Сарагосу и вскоре вошел в лоно Католической церкви. Абулафию я больше никогда не видел. А шрам остался у меня до сих пор. Страх выветрился, и я этим шрамом теперь очень горжусь: это ведь след самой Шхины, супруги моего бывшего учителя, которого я всегда любил и люблю.

Слава Богу, мои нынешние единоверцы не знают ничего о печати Шхины. Папа римский считает, что это сабельный шрам. Я не стал его разуверять и не буду делать этого впредь.

 

АВРААМ БЕН-САМУИЛ АБУЛАФИЯ

НАСТАВЛЕНИЯ УЧЕНИКАМ МОИМ.

ХАКИКА И ХАЦИВА (ВЫСЕКАНИЕ И ВЫТЕСЫВАНИЕ)

(1258 г.)

 

(Предлагаемая заметка предположительно датируется 1259-м годом по европейскому календарю. Она была мною обнаружена в секретном отделе архива Епископа Сарагосского.

Андреа Болаффи)

 

Хакика

(высекание)

 

Примите сидячую позу. Расслабьтесь, дышите ровно, полуприкройте глаза и визуализируйте еврейские буквы Божьего имени. Созерцайте их до тех пор, пока они не придут в движение.

Следя за тем, как они переплетаются, растут и уменьшаются, меняются местами, старайтесь раствориться в этих буквах. Поддерживайте полное сосредоточение на них.

Если вас отвлечет какая-то посторонняя мысль, сделайте несколько вдохов и выдохов, сморгните несколько раз и прервите медитацию. Если же этого не случится, то медитацию в технике «хакика» можно продолжать.

Хацива

(вытесывание)

 

«Вытесывание» – это довольно простая медитация. Визуализация букв сочетается в ней с особой техникой дыхания. Хацива помогает очистить ум от посторонних мыслей, в то же время углубляя концентрацию.

То, что Хацива значительно проще других медитаций на еврейские буквы, вовсе не означает, что от нее меньше пользы.

Более того, в искусстве медитации самые простые упражнения подчас оказываются самыми сложными для практического выполнения. Кажется, что они почти не требуют внимания, а потому ум заполняют посторонние мысли. С другой стороны, если нам удается собрать и сосредоточить все свое внимание в одной единственной точке, то концентрация энергии оказывается поистине огромной.

Сядьте в позу для медитации и в течение пяти минут сосредоточивайтесь на потоке своего дыхания.

Когда установится ритмичная схема дыхания, приступайте к визуализации еврейских букв Священного Имени, согласовывая при этом ритм дыхания с формой каждой буквы.

Если буквы будут двигаться вместе с дыханием, не препятствуйте этому, но и не старайтесь специально этого добиться.

Дышите и визуализируйте буквы в течение получаса.

Затем обязательно, прежде чем подняться, дайте глазам привыкнуть к свету и окружающей обстановке.

 

АВРААМ БЕН – САМУИЛ АБУЛАФИЯ

«НАУКА КОМБИНИРОВАНИЯ БУКВ».

КРАТКОЕ НАСТАВЛЕНИЕ

(1260-й год)

(фрагмент предисловия)

 

Буквы божественного языка есть элементы Творения, элементы глубочайшей духовной реальности.

Переставляя буквы, мы совершаем важные сущностные перемены и некоторым образом уподобляемся Создателю, ибо в определенном смысле пересоздаем законы, сдвигаем целые системы объективных значений.

Работу с перестановками букв следует начинать с «митвы» – четкого проговаривания букв, составляющих избранное для медитации Имя.

Потом необходим этап « михтав» – записывание букв. За этим следует созерцание – «машав».

За созерцанием наступает время скачка, перепрыгивания – «дилуг». Скачок ведет к выявлению скрытых процессов в душе, он освобождает нас из темницы природной сферы и подводит к границам божественной сферы.

И затем уже все исчезает и наступает блаженство («шефа»). «Я» растворяется, омывается божественным светом, происходит глубокое медитативное погружение и достигается вершина экстаза, наступает нисхождение «шефы».

 

АВРААМ БЕН–САМУИЛ АБУЛАФИЯ

ВЫЗЫВАНИИЕ ШХИНЫ

(отрывок из сочинения «Врата справедливости»)

1259-й год

Необходимо максимально сконцентрироваться на двух вещах, в результате чего человек будет возлюблен Небом и Землей, и в этот день над ним появится амулет на нити, и он будет принят в священном зале Шхины.

Сначала он должен сконцентрироваться на этом: едва наступит ночь, когда он обычно отправляется спать, он должен думать и концентрировать свои мысли на том, что его душа проникает в тайну Шхины, в тайну Женских вод, чтобы Лия соединилась с Иаковом. А в полночь ему больше не надо концентрироваться на поднимании Женских вод, но надо сконцентрироваться во второй раз на страданиях Рахиль, потому что в это время она нисходит с небес в мир физического творения.

Поэтому теперь ему следует поплакать полчаса или подольше из-за страданий Рахиль в изгнании, в скитаниях из-за разрушения Храма.

И главным образом надо концентрироваться на следующем: поскольку мы согрешили, то мы сами послали души во внешний мир и заставили Рахиль, которая есть Шхина, сойти с небес, чтобы собрать эти души… Из-за множества наших грехов она была вынуждена уйти в изгнание.

А потом с полуночи и до рассвета следует читать Тору. И следует сосредоточиться на радости возвышения Шхины, которая изгнана.

С помощью Торы, на которой следует сосредоточиться, надо постараться вернуть Шхине ее прежнее положение, дабы к рассвету она вернулась на свое место, дабы она была готова и способна подняться вместе с утренней молитвой, соединиться со своим супругом, благодаря силам, котрые прибавились у нее за ночь. А потом тебя назовут мужем Шхины, если ты не щадя себя сконцентрируешься, принимая участие в страданиях Шхины и в ее возвращении.

 

СОЕДИНЕНИЕ СО ШХИНОЙ

(СТРАНИЦА ИЗ СОЧИНЕНИЯ АБУЛАФИИ «ЗОЛОТОЙ ДОЖДЬ И НЕБЕСНАЯ АРКА»)

1261-й год

  

Каждое соединение со Шхиной мучительно, опасно и одновременно необыкновенно сладостно, даже упоительно сладостно.

Я каждый раз страшусь, что небесная арка вдруг не откроется. Но своды ее при приближении моего напрягшегося посоха неожиданно открываются.

Появившаяся земля оказывается покрытой нежнейшим пухом. Это – вход в сад тайных сокровищ.

Я продвигаюсь не только осторожно, но и с бесконечным трепетом.

По мере моего продвижения земля начинает обильно увлажняться. Ее орошают текущие отовсюду ручейки.

Истома вливается в меня, обволакивает меня, и вот я уже охвачен непреодолимым желанием войти в Шхину и пронзить ее всю, ощутить ее всю без остатка.

Только ради этого проникновения в божественную Шхину и стоит жить.            

Наши соединения дают не только бесконечное блаженство, они еще и дают мне живое, предельно обостренное ощущение Бога.

 

ТРОПА ВТОРАЯ

В ЛИЛОВОМ СУМРАКЕ АККО – ПОД КРЫЛОМ ЛИЛИТ

(Святая земля. Гора Кармель. 1262-й год)

Епископ ПЕДРО САРАГОССКИЙ

 

ПЕРВАЯ ССОРА.

О ЛИЛИТ, ПЕРВОЙ ПОДРУГЕ АДАМА И ДЕМОНЕССЕ

(из рассказов Абулафии)

Всеблагой сотворил Адама и всех живых тварей. Адам возревновал к ним и пробовал совокупляться по очереди с каждой из женских особей, но радости в этом не обрел. И Адам воскликнул с нескрываемой обидой:

– У всякого существа, кроме меня, есть подруга, подобная ему!

И тогда Всеблагой создал Лилит, первую женщину, так же, как он создал Адама, разве что использовал грязь и ил вместо чистого праха.

Но как только Лилит была создана, она тут же побранилась с Адамом. Она сказала:

– Я никогда не лягу под тебя!

Адам сказал:

– Я не лягу под тебя, а лишь сверху тебя

Лилит отвечала:

– Мы оба равны, ведь мы оба сотворены из праха.

Никто из них не слушал другого.

Когда Лилит поняла, что произойдет, то произнесла невыразимое имя Всеблагого и улетела прочь.

Адам же вознес свои молитвы Всеблагому:

– Владыка вселенной! Женщина, которую ты дал мне, улетела от меня.

Всеблагой, благословенно имя его, немедленно послал трех ангелов за Лилит: Сеноя, Сансеноя и Семангелофа.

Они настигли ее в Красном море, в мощных водах, где она жила с похотливыми демонами.

Ангелы сказали:

«Без промедления возвращайся к Адаму, или мы утопим тебя».

Но Лилит спросила у ангелов:

«Разве я могу вернуться к Адаму и вновь стать честной женой после моей жизни на Красном море?».

«Отказаться значит умереть!» – ответили ангелы.

«Разве я могу умереть, – вновь спросила Лилит, – если Бог отдал в мое распоряжение всех новорожденных детей: мальчиков до восьмого дня (до совершения обрезания) и девочек до двенадцатого дня? Но если я впредь увижу ваши три ангельские имени или ваши изображения на амулете над новорожденным младенцем, то обещаю не трогать его».

На этом они сговорились. Но Творец наказал Лилит тем, что все рожденные ею демонические младенцы умирали.

 

Епископ ПЕДРО САРАГОССКИЙ

ОДЕТАЯ В АЛЫЙ БАРХАТ.

РОЖДЕНИЕ ЛИЛИТ

(ИЗ РАССКАЗОВ АБУЛАФИИ)

Абулафия не раз рассказывал мне об истории появления на свет жестокосердой соблазнительницы Лилит, но всегда рассказывал по-разному. Особенно запомнились мне две версии, которые я тогда же и записал.

1

Тайна тайн. Из винного осадка появился росток, свитый из мужского и женского начал. Они были алые как розы и устремились в разные стороны, на разные пути. Мужской был назван Самаэлем, а женский, находившийся внутри мужского, был назван Лилит.

На злой стороне, так же как и на святой, мужское и женское начало находятся одно в другом.

Женское начало Самаэля называется Змеей, Шлюхой, Концом Всякой Плоти, Концом Дней.

Лилит космата. Поэтому ее и называют «Луна с волосами» и «Комета с хвостом».

2

На шестой день творения Святой, будь благословен Он, наказал Адаму дать имена всем животным и птицам и вообще всем животным тварям. Когда они проходили перед ним парами, Адам пытался совокупляться со всеми женскими особями по очереди, но удовольствия в этом не находил. В конце концов он рассердился и крикнул: «У всякого существа, кроме меня, есть подруга, подобная ему!» И Святой, будь благословен Он, исправил сложившееся к шестому дню положение вещей.

Он создал Лилит, первую женщину, так же, как он создал Адама, но только он использовал грязь и ил вместо чистого праха.

Как только Лилит появилась на свет, сразу же стало очевидным ее неукротимое стремление к мужскому обществу.

Лилит принялась летать повсюду, поднималась до запредельных высот, спускалась вниз, пока не нашла херувимов, окружавших престол Святого. Лилит проникла в тела херувимов и совсем не желала расстаться с ними. Но Святой был недоволен этим. Он силой вытащил Лилит из херувимов и отправил ее на землю.

Намереваясь стать подружкой Адама, Лилит подошла к нему, но ее ждало страшное разочарование: к боку Адама была прилеплена Ева.

Как только Лилит увидела Адама и Еву вдвоем, она поняла. что у нее нет никакой надежды, и полетела она обратно на небо, к херувимам. Однако на сей раз смотритель Верхних Врат преградил ей путь, и Владыка отправил Лилит в глубины Красного моря, к похотливым демонам, которые уже ждали ее.

АВРААМ БЕН – САМУИЛ АБУЛАФИЯ

ДВЕ ПОСЛЕДНИЕ ЗАПИСИ ПЕРЕД ОТЪЕЗДОМ ИЗ ТУДЕЛЫ, ПЕРЕД ПЕРВЫМ СТРАНСТВИЕМ

1

Случилось непоправимое: Шхина оставила меня.

Десять ночей подряд я медитировал упорно и яростно, переставляя буквы Священного Имени.

Некогда там были четыре буквы, четыре скрижали мироздания, четыре божественных дыхания. И вот буква, символизирующая женское начало, исчезла, выпала, убежала, отправилась в изгнание.

В ночных медитациях своих мне удавалось возвращать Шхину на принадлежащее ей место, ценой неимоверных усилий добиваясь невозможного, добиваясь краткого мига гармонии в этом грязном, грешном мире.

И вот Шхина отказывается возвращаться. Даже на миг. Но почему? Почему? Что случилось?

Не было ни единой женщины, в сторону которой я бы взглянул. Я верен одной единственной Шхине. Одной ей.

Мысленным взором прикасался я пересохшими своими губами именно к ее божественному лону, к ее божественным соскам, именно к ее глазам, пронизанным неистребимо изумрудной зеленью.

И все-таки она не возвращается. Может, ей почудилось, что я посмел помыслить о другой?!

Как же объясниться со Шхиной? Для этого надо, чтобы она хотя бы на пол-мига появилась, чтобы хотя бы на долю мгновения вошла в священное имя.

Каждый миг моего бытия я помню, как божественная Шхина возлегла на меня, и ее благоухающее тело отпечаталось на моем. Я до сих пор чувствую эти сладостнейшие следы.

Что же… буду опять медитировать, пока не явится ко мне Шхина.

2

Умер мой отец, веселый, спокойный, тихий и светлый человек, великий знаток Торы.

Я понял вдруг, что не могу более оставаться в Туделе. Все мне тут опостылело, все сделалось не милым.

А Шхина так и не является ко мне. Которую уже ночь.

Поначалу тело мое постоянно стонало без прикосновений божественной Невесты Израиля, а теперь оно, кажется, просто потухло.

Жажду объятий Шхины безмерно, жажду проникновений в ее нежнейшее и бесконечно желанное лоно, кисло-сладкое благоухание которого остро помню и берегу в себе.

Эти воспоминания в последнее время не раз доводили меня до полнейшего содрогания, до подлинной потери чувств.

Еще я помню, ощущаю мягкий бугорок, покрытый легким рыжеватым пухом. Помню, как божественный бугорок сей был обсыпан росинками моего семени, заключающей в себе дыханье необыкновенной свежести и небывалой страсти.

Где же ты теперь, Шхина? И с кем ты, единственная моя?

Надо уходить из Туделы. И немедленно.

Схожу на берег Эбро, попрощаюсь и начну отправляться. Пойду-ка искать Самбатион, легендарную Субботнюю реку.

Говорят, изгнанница Шхина часто является одиноким благочестивым путникам и одаривает их утехами любви.

Может быть, в пути Невеста Израиля, явится ко мне, истомленному и обессиленному, и возляжет на меня и даст мне великую радость соединения.

Отправляюсь в путь.

 

АВРААМ БЕН – МЕНАХЕМ ИЗ ЖИРОНЫ

В ПОИСКАХ САМБАТИОНА

(из бесед с Абулафией)

 С Абулафией я познакомился в Акко.

Этот древний финикийский город. Он стоит на мысе, у подножия великой горы Кармель. Я бывал тут множество раз и, кажется, знал каждую кармельскую травинку.

По рассказам деда моего наш род восходит к колену Ашерову, которое как раз и претендовало на владение Акко. Вот я и зачастил туда. То был, можно сказать, зов предков.

Времена, правда, для иудеев были не совсем благоприятные. Акко, переименованный когда-то царем Птолемеем в Птолемеаду, стал столицей королевства Иерусалимского, резиденцией рыцарей Иоаннитского ордена, которые переименовали его в Сен-Жан-д’Акр.

В Акко у меня давно уже было множество друзей. Останавливаясь в Акко, я регулярно посещал занятия в тамошней ешиве, которая, кстати, была отличной, и пользовался услугами тамошней великолепной библиотеки. Но посещение 1262-го года перечеркнуло все предыдущие и все последующие впечатления от Акко. И все это благодаря встрече с Абулафией.

На шумном, пестром, буйном рынке, расположившемся в центре еврейского квартала Акко, я заметил юношу.

Он был даже не высок, а громаден, но при этом чрезвычайно тонок в кости, даже хрупок. Но особенно удивительны были его глаза: синева их была необыкновенно густа и одновременно прозрачна, и еще в ней было какое-то сияние.

Во всем его светлом облике было что-то ангельское, что-то над-человеское. Эффект этот еще более усиливала белая полотняная накидка. Ветерок вздымал ее края, и казалось, что то шуршат крылья.

Это был Абулафия, как я потом узнал. Он был окружен горсткой учеников, восторженно внимавших ему. Я подошел поближе и тоже стал слушать. Речь шла о Самбатионе.

Через пару дней, после занятий в ешиве зайдя в библиотеку, я встретил там Абулафию. Мы разговорились. Я стал расспрашивать его о Самбатионе, и вот что он поведал мне.

Ассирийским царем Салманнасаром были некогда уведены в плен десять колен Израилевых ,и поселены они были в некой неведомой стране.

Абулафия сказал, что прочел у Иосифа Флавия следующее известие. Римский император Тит во время своей поездки в Сирию будто бы видел речку, обладавшую одним совершенно удивительным свойством.

По словам Иосифа Флавия, речка протекала между Аркеей и Рафанеей. Речка была довольно бурной и обильной водою, но на шесть дней в неделю она иссякала и представляла собою сухое русло. В каждый же седьмой день воды ее опять начинали течь как ни в чем не бывало. Вследствие этого речка получила название Субботней (Самбатион), по имени священного седьмого дня, празднуемого иудеями.

Сведения о Самбатионе Абулафия встречал и у римского историка Плиния: Самбатион течет ровно шесть дней, а на седьмой cовершенно иссякает.

Но, естественно, самые любопытные сведения о Самбатионе содержатся в иудейских источниках. Абулафия сделал замечательную выборку на этот счет. Все записи о Самбатионе были при нем – он ведь собирался прямо из Акко отправиться на поиски Субботней реки.

Оказывается в «Берешит рабба» отмечено, что десять колен Израилевых были поселены по ту сторону Самбатиона. А вот о чудодейственной природе Самбатиона можно отыскать сведения в Вавилонском Талмуде.

Оказывается, в трактате «Сангедрин» записан диалог, который вели между собой великомученик и великий мудрец рабби Акива и римский наместник Тиний Руф.

На вопрос наместника, почему иудеи празднуют субботу, ничем не отличающуюся от прочих шести дней недели, рабби Акива отвечал следующее:

– Река Самбатион течет шесть дней, а в седьмой прерывается течение, и она отдыхает, соблюдая повеление Всевышнего о всеобщем отдыхе от труда в день субботы.

Услышав этот рассказ, я спросил у Абулафии:

– Выходит, прав оказался не иудей Флавий, а римлянин Плиний?

Абулафия кивнул в знак согласия и сделал еще дополнительные разъяснения:

– Имей еще в виду, что Самбатион ведь течет по далекой стране десяти колен, а Иосиф Флавий утверждает, что Самбатион течет посредине между Аркеей (на свевере Ливана) и Рафанеей (в Сирии). Так что Флавий явно тут напутал или же сознательно исказил истину.   

По мнению Абулафии, из всех предположений о местонахождении Самбатиона наибольшего доверия заслуживает точка зрения Петахии Регенсбургского.

Сей Петахия помещает Самбатион на расстоянии десяти дней пути от гроба Иезекииля, недалеко от Багдада.

В сторону Багдада Абулафия, как он сказал мне, и собирался в ближайшее время отправиться из Акко, прихватив с собою несколько своих учеников.

Я тоже стал проситься. Абулафия обещал подумать. Мы уговорились, что встретимся через два дня.

 

НЕОЖИДАННОЕ ПОСЕЩЕНИЕ

(фрагмент из исповеди Абулафии «Книга свидетельств»)

 

Я спал в пещерке на склоне горы Кармель. На следующий день, точнее с раннего утра, со своим новым знакомцем Моше из Кордовы, заядлым талмудистом не лишенным при этом интересы к тайному учению, я собирался заняться поисками Самбатиона.

Среди ночи меня разбудило резкое хлопанье крыльев. Выпростав руку из-под накидки, которой я был укрыт, я поднял руку и резко махнул ею. Однако передо мною была отнюдь не летучая мышь.

Поднеся к глазам факел, стоявший в углу пещерки, я увидел, что буквально все пространство пещерки заполнено огромным одеянием из алого шелка. Увидел и задрожал.

Я знал, что Лилит, жившая со времени своего бегства от Адама в волнах Красного моря, идя совращать мужчин, всегда одевалась в алые одежды.

Еще я увидел рыжие змеящиеся кудри на иссиня-черном фоне крыльев.

Без всякого сомнения меня посетила Лилит.

Не успел я подумать об этом, как зашуршал падающий шелк, и алое одеяние Лилит заполнило днище пещерки.

Я поднял глаза и увидел торчащие грудки как две стрелы, увенчанные алыми наконечниками, и упал без чувств.

Придя в себя, я понял, что весь опутан судорожными ласками Лилит.

И еще: тело мое было проколото во многих местах от ударов ее остро заточенных сосков.

Лилит кричала и со стонами вгрызалась в меня.

Ее лоно казалось бездонным, и мне казалось, что вот-вот я уйду в эту рыжую бездну.

Когда Лилит, наконец, отвалилась от моего растезанного тела, я увидел ее веселые глаза и веселую рыжую полянку, усыпанную алмазинками моего семени и рубиновыми каплями моей крови.

На рассвете, когда явился мой новый знакомец Моше из Кордовы, дабы вместе со мною отправиться на поиски Самбатиона, он был страшно потрясен моим растерзанным видом.

Особенно Моше был изумлен, что вся верхняя часть моего тела была утыкана кровоточащими колотыми ранками. Когда я сказал ему, что это следы от сосков Лилит, Моше буквально затрясся от смеха. Но скоро он понял, что я отнюдь не шучу.

За этим последовал мой рассказ о ночном визите Лилит. Он показался Моше из Кордовы настолько необычайным, настолько невероятным, что понадобились дополнительные разъяснения. В итоге мы так и не отправились на поиски Самбатиона – Лилит заслонила собою все. Идея Самбатиона отступила перед гибельным очарованием первой подруги Адама.

 

АВРААМ БЕН – МЕНАХЕМ ИЗ ЖИРОНЫ

КАК УБЕРЕЧЬСЯ ОТ ЛИЛИТ

(из рассказов Абулафии, слышанных в Акко)

 

Лилит, пожив на Красном море, явилась потом к Адаму, неоднократно соединялась с ним, но остаться с ним не захотела.

Лилит странствует ночью по всему миру, сближается с мужчинами и заставляет их извергать семя. Везде, где мужчина спит один в доме, она тут как тут, прижимается к нему и удовлетворяет свою страсть.

Однако Лилит может соблазнять мужчин не только во сне, но и наяву. Правда, стоит ей преуспеть, как она из прелестной искусительницы превращается в отвратительную фурию.

Она украшает себя чрезмерно, как презренная шлюха, и обычно поджидает на перекрестках сыновей мужчин.

Когда дурень подходит близко, она хватает его, целует и поит его вином из желчи вампира. Стоит ему отпить, и он послушно следует за ней. Когда же она видит, что он идет следом, свернув с правильного пути, она снимает с себя все украшения, которые надела ради глупца.

Украшена же Лилит для искушения сыновей мужчин длинными и рыжими, как роза, волосами, щеками как кровь с молоком.

Рот у нее, как узкая дверь, приятный для взгляда, язык острый, как меч, речи гладкие, как масло, губы красные, словно розы, и сладкие, как все сладости мира. Одевается она в алое платье, украшенное сорока орнаментами.

Не удивительно, что дурень идет за ней и пьет из чаши вино, и вступает с нею в связь, и послушен ей. И что же она делает? Она оставляет его, пока он спит, летит на небо, обо всем рассказывает, после чего опять возвращается на землю. Дурень просыпается и думает, будто может опять наслаждаться ею, а она снимает все украшения и превращается в грозную мстительницу. Она стоит перед ним в огненных одеждах, напуская на него ужас, заставляя его трепетать и дрожать телом и душой, в глазах у нее ненависть, в руке – меч, с которого стекают горькие капли.

Опасайтесь обольщаться Лилит.

Лилит всегда в кровати рядом с мужем и женой, когда они желают близости, чтобы подобрать пролитые капли семени, а она создаст из них демонов. И есть заклинание, защищающее от этого, прогоняющее Лилит от постели и призывающее чистые души. В то мгновение, когда мужчина соединяется со своею женой, он должен отдать сердце на усмотрение святости своего Господина и сказать:

 

                           ЗАКЛИНАНИЕ

 

                    Именем Бога.

                    О ты, облаченная в бархат,

                    Ты явилась сюда.

                    Не трогай меня, не трогай!

                    Не приходи и не уходи!

                    Мое семя не для тебя,

                    Не для твоего потомства.

                    Уходи, уходи!

                    Море ярится,

                    Волны ждут тебя.

                    Я полагаюсь на Всесвятого,

                    Облачаюсь в царскую святость.

АНДРЕА БОЛАФФИ

ПРИМЕЧАНИЕ СОСТАВИТЕЛЯ

 

Авраам Бен Менахем из Жироны – испанский каббалист XIII-го века, автор комментария на «Песнь песней» и каббалистических комментариев к молитвам и целого ряда трактатов, в которых пробовал примирить философский и мистический подходы.

Его система, главным образом, опирается на концепцию Бога как бесконечного, невидимого и бескачественного начала.

В юности Авраам бен Менахем много путешествовал по Святой земле, особенно подолгу останавливаясь в Акко, где, видимо, и подружился с Абулафией.

 

НОЧНАЯ ГОСТЬЯ

(из исповеди Абулафии «Книга свидетельств»)

 

Сегодня в полночь мою пещерку опять посетила Лилит.

Не успела она появиться, как алое одеяние ее, сладострастно шурша, покрыло собою пол пещерки.

Я с ужасом глядел, как алые бутоны сосков Лилит, подрагивая, неотвратимо приближались ко мне. Я знал: сейчас они вонзятся в мою костистую, жилистую плоть. Ощущение грядущей боли буквально пронзило меня.

Выдержать этого ожидания совершенно не было сил. И не было сил глядеть, как нависает надо мною белое удлиненное тело, совершенно плоское, с двумя холмиками, увенчанными заостренными бутонами сосков.

Я прикрыл глаза и стал ждать. И вот пронеслись мучительнейшие мгновения, и меня пронзила уже совершенно реальная острая, режущая боль.

Извивающееся тело Лилит стало змеиться по мне, и ее груди в самых разных местах стали втыкаться в меня.

Чтобы поскорее эта кончилась эта мука, я стал двигать свою набухшую стрелу в сторону раздвигающейся небесной арки.

Меж тем, тело мое, я чувствовал, покрывалось капельками крови.

Когда, наконец, моя набухшая стрела вонзилась в Лилит, то она зарычала и издала пронзительный крик.

Муке моей подходил конец.

Подняв голову, я заметил, что в глазах моей мучительницы плескались волны восторга.

И еще я вдруг с изумлением понял, что бесподобная зелень глаз Лилит имеет совершенно тот же цветовой оттенок, что и у Шхины, оставившей меня. Понимаете ? – совершенно тот же. У Лилит были глаза моей Шхины.

Это было поистине ужасно. Любая, даже наималейшая, степень близости Шхины с Лилит для меня была непереносима.

 

АВРААМ БЕН – САМУИЛ АБУЛАФИЯ

ШХИНА И ЛИЛИТ

(из «Тайного сада сокровищ»)

 

Лилит есть голая суть Шхины. Лилит есть тот именно аспект Шхины, который превалирует во времена изгнания, во времена пленения народа Израилева.

Лилит полностью соответствует грешному облику Израиля, но она представляет собой временный аспект, и об этом всегда следует помнить.

Лилит есть Шхина изгнания, когда девственница, невеста стала шлюхой.

Лилит обозначает переход из одного состояния в другое, но Лилит и Шхина отнюдь не разнокачественные существа. Вот что я имею в виду.

Когда Израиль был изгнан, Шхина тоже отправилась в изгнание. И в этом как раз и заключается голая суть Шхины. Эта суть есть Лилит, которая покрыта огненной лавой волос с головы до пят, Лилит, убийца детей, Лилит, мать полулюдей-полудемонов, рожденных из украденного семени.

Но бесчинства Лилит отнюдь не представляют собой дикого, бешеного самоуправства. На самом деле, все, что совершает Лилит, входит в замысел Святого, будь благословен Он.

Лилит – это наказание тем из нас, кто одолеваем похотью, кто не в состоянии уследить за разлитием семени своего, кто забывает, что семя священно и что должно оно влиться именно в тот сосуд, который ему предназначен.

В чем же смысл появления Лилит ? – В том, что мы должны ее одолеть.

Лилит – великая искусительница, но она никак не должна победить. Однако исход поединка зависит от нас, зависит от того, насколько сильны в нас искры священного пламени.

 

АВРААМ БЕН – САМУИЛ АБУЛАФИЯ

ПРОЧЬ, ЛИЛИТ!

(несколько советов из «Тайного сада сокровищ»)

 

       Главный принцип в зачатии потомства, в близости мужа и жены состоит в недопущении злой Лилит. Потому что великое событие зачать дитя, которое сумеет выжить,которое будет строить миры, и это не то что в торопливой нерасберихе зачинать детей Лилит, зачинать злых детей, детей Самаэля и Лилит, разорителей мира.

       Следует остерегаться драк и ссор в своем доме, ведь тогда в нем немедленно объявится Лилит.

 

АВРААМ БЕН – САМУИЛ АБУЛАФИЯ

АЛМАЗНАЯ АРКА И ДВА ГРАНАТОВЫХ ЗЕРНЫШКА

 (три отрывка из исповеди «Книга свидетельств»)

 

Воцарение облаченной в алый бархат Лилит стало возможно лишь благодаря изгнанию и поруганию Шхины. Но змеинокудрая Лилит призвана не только для того, чтобы соблазнять. Она есть наказание наше за грехи наши. Из пролившегося семени она создает порождения злобы и отчаяния. Потомство Лилит – из краденого семени.

Лилит убивает детей, но порождения краденого семени все равно не воцарятся над миром. Да и само господство Лилит лишь временно. И каждое наше удаление мо стези греха преуменьшает силу Лилит.

Лилит есть мщение Всеблагого за легкомыслие наше, за ненужную торопливость и излишнюю медлительность.

Но Слава Всеблагому – бастионы ночи, окружившие народ мой, не представляют собою монолит.

Отколовшиеся кусочки мрака образовали спасительные щели, и в них проникает тоненькая, но спасительная струйка света.

 

* * *

 В святой субботний день Лилит удаляется из мира в пустынь, где она кричит от боли, тоски и ревности. Спускается Шхина и соединяется со Всеблагим. Экстаз соединения озаряет Субботу. Субботняя ночь – это ночь семени, изливающегося в иссохшее, истосковавшееся лоно.

Небесная арка открывается, и открывшаяся почва орошается божественной влагой и издает стон радости.

Алмазинки семени обсыпают арку, тут-то она и начинает по-настоящему сверкать и уподобляется короне.

 

* * *

Два соска Шхины – это не заостренные бутоны Лилит. Это – два гранотовых зернышка.

Шхина возлегает на меня, и два гранатовых зернышка нежно отпечатываются в моем теле. Я берегу эти божественные следы – эти следы божественного.

Раны, нанесенные мне заостренными бутонами Лилит, рано или поздно зарубцуются, а следы от двух гранатовых зернышек останутся.

Но пока ко мне является лишь облаченная в алый бархат искусительница, прекрасная, однако несущая разрушение и муку. А я жду прикосновения двух гранатовых зернышек.

 

АВРААМ БЕН –МЕНАХЕМ ИЗ ЖИРОНЫ

БЕСЕДЫ С АБУЛАФИЕЙ НА ВЕРШИНЕ ГОРЫ КАРМЕЛЬ

 

В своей пещерке на горе Кармель Абулафия вел со мною долгие, нескончаемые беседы.

Особенно захватывающ был рассказ о Лилит, ее подруге Нааме и царе демонов Самаэле, супругой которого стала Лилит. И совершенно поразило меня то, что сделал Святой, будь благословен Он, с мужскою силою царя демонов.

Я записал речи своего учителя слово в слово.

 

Беседа первая

Лилит облетает землю в поисках детей, а завидев их, прилепляется к ним, и убивает их и подчиняет себе их души. Но когда она уже готова завладеть невинной душой, освобожденной из бренной оболочки, появляются три ангела Сеной, Сансеной и Семангелоф и отнимают у нее душу ребенка, дабы представить ее Всеблагому.

Ежели ангелы не в силах спасти самих детей, то они хотя спасают их невинные души, принадлежащие Всеблагому.

Чтобы ребенок был недостижим для Лилит, необходимо, чтобы супруги соединялись, всегда памятуя о следующем.

Ежели господин находится в состоянии святости, то ему нет дела до Лилит, ибо Всеблагой пошлет трех ангелов, и они присмотрят за зачатым младенцем, чтобы она не навредила ему. Но ежели господин не в состоянии святости, ежели душа его побывала на нечистой стороне, то Лилит свободно приходит и играет с младенцем, а если убивает его, то проникает в его душу и не отпускает ее.

Лилит обрела власть над детьми – «маленькими лицами» человечества, которые заслуживали наказания за грехи их отцов.

Лилит летает над миром, потом приближается к вратам Эдемского сада и смотрит на херувимов, охраняющих врата. Она сидит там, рядом с огненным мечом, ибо из этого огня появилась на свет. Когда огонь поворачивается, свидетельствуя, что мир вступил в фазу наказания, она соскакивает с места и вновь летает над миром в поисках детей. Она улыбается им и убивает их.

А началось все с того мига, когда Лилит сбежала от Адама на Красное море и Творец послал за ней ангелов, но Лилит отказалась возвращаться к Адаму. Между прочим, именно благодаря этому обстоятельству Лилит смогла избежать смерти, ведь они расстались задолго до грехопадения.

Сбежав от Адама,Лилит сумела сохранить себе бессмертие. И вот она рыщет по свету, убивая младенцев и соблазняя, сбивая с пути взрослых мужчин. Если же Лилит не может навредить человеческому младенцу из-за ангельского амулета, то обращает свою ненависть на собственное свое потомство, что очень устраивает Всеблагого.

Лилит, вредящая своему демоническому потомству, – это как раз то, о чем всегда мечтал Всеблагой.

 

Беседа вторая

У Лилит была подруга. Звали ее Наама (Чаровница), дочь Ламеха и Циллы, жена праотца Ноя.

Это была такая же искусительница и губительница, как и сама Лилит. Перед ней не могли устоять даже ангелы. Известно, что от близости Наамы с ангелом Шомроном родился Ашмодей, впоследствии столь высоко поднявшийся в демонической иерархии.

Чаровнице Нааме подчиняются сыновья земли и даже духи и демоны. Она приходит и играет с мужчинами и приносит им детей-духов. Она ложится с мужчинами и отнимает у них дух страсти. Она соединяется с ними во сне, и они отдают ей свое семя.

Наама пришла в мир со стороны братоубийцы Каина и ей, как и Лилит, предназначено убивать детей.

Один из мужчин, пришедший в мир со стороны Каина, был назван Тувалкаином. С ним пришла женщина, которая подчинила себе всех, и ее звали Наама. От нее произошли духи и демоны, висевшие в воздухе и объявлявшие о происходящем тем, кто был внизу.

Наама спит с сынами земли и тяжелеет от них, не будя их. Наама отбирает у мужчин желание, ничего больше, но от этого желания она беременеет и производит на свет демонов всех видов.

Сыновья, которых обольстительница Наама рожает от земных мужей, приходят к земным женщинам, и те беременеют от них и рожают духов. Всех младенцев отправляют к Лилит, и она растит их.

Временами бывает так, что когда Наама, обладающая красотой коей невозможно противостоять, сходит к смертным мужам, те столь очаровываются ею, что просыпаются и соединяются со своими женами, хотя подлинным источником их страсти является Наама. В таком случае рожденный ребенок считается пришедшим со стороны Наамы, ведь он был зачат в страсти, обращенной к ней. Когда приходит Лилит и видит это дитя, то она не убивает его, а берет и воспитывает, как и других детей Наамы. Каждый раз, когда нарождается новая луна, Лилит посещает всех тех, кого она растила, всех, кто имеет хоть в какой-то степени демоническое происхождение.

Беседа третья

Лилит была первой подругой Адама, потом жила она с похотливыми демонами в Красном море, потом ее взял в жены себе Самаэль, властелин демонов. И стала Лилит первой из демонесс Самаэля.

Всеблагому, однако, был не по душе этот брак, который был устроен слепым драконом Танинивр. В одном сочинении (кажется, это «Книга Разиэля») можно прочесть следующее: «дракон едет на мерзкой Лилит, пусть настигнет ее смерть, аминь». Этот дракон и свел Лилит с Самаэлем.

Всеблагой боялся, что Лилит и Самаэль расплодят демонов. И Всеблагой отобрал у Самаэля сосуд, в котором тот хранил свое семя, а точнее разбил этот сосуд.

И Лилит, поскольку она теперь не могла совокупляться со своим супругом, стала удовлетворять свое неискоренимое влечение к мужчинам, у которых случалось семяизвержение по ночам.

Так что совокупление Лилит с мужчинами предначертано и заповедано Всеблагим, заповедано для того, дабы можно было избежать еще большей опасности, дабы мир не был перенаселен демонами – страшным потомством Лилит и Самаэля.

Плоть Лилит обильно пропитывается человеческим семенем. Плоть удабривается и успокаивается, бешенство затихает, хотя бы до следующего соединения.

Впрочем, есть свидетельства и другого рода.

Всеблагой сделал Лилит бесплодной, дабы она не смогла понести, а могла только соблазнять. Лилит не может ни получить наслаждение, ни дать его, а может лишь поманить – таков был замысел Всеблагого.

Огненно-кудрая, облаченная в алый бархат Лилит прекрасна, но бесплодна. Она способна соблазнять, но не дать наслаждение… Тем самым Всеблагой наказывает и ее саму и тех, кто поддается ее чарам.

Лилит доказывает всю гибельность очарований. Затем, собственно, и создал ее Всеблагой.

Но Лилит, по ночам являвшаяся мне на горе Кармель, безжалостно, с остервенением истязавшая меня, давала мне восторг и радость соития и сама испытывала их. Совершенно незабываем стон, а вернее рев Лилит, когда мое семя начинало наполнять ее иссохшуюся, бесконечно истосковавшуюся по семени плоть.

Что же получается? Какое представление о Лилит истинно?

Объяснение очень просто. Есть две Лилит. Есть Лилит младшая, Лилит соблазнительница, и есть первая Лилит, подруга Адама и супруга Самаэля, Лилит – мать наслаждения.

Из-за происков Всеблагого, первой Лилит не дано соединиться со своим супругом, царем демонов, вот она и рыщет в поисках человеческого семени, которое одно только может успокоить и ублажить ее.

У Самаэля есть наложница. Зовут ее Махалафа. У нее в услужении находится 478 демонических сил (mhlt=40, 8, 30, 48) – лишь двух цифр не хватает, чтобы дотянуться до первой подруги Адама.

Махалафа и есть младшая Лилит. Она немыслимо прекрасна, но чудную плоть ее никогда не колеблют волны страсти. Ее плоть не корчится и не издает рев, когда она начинает оплодотворяться мужским семенем.

Если чему и способствует Махалафа, так это напрасному пролитию семени, не заполняющего сосуд, а впустую орошающего землю.

В День Искупления обе Лилит встречаются в пустыне. Они насмехаются друг над другом, истошно вопят, голоса их достигают неба, а пустыня сотрясается от их крика.Они царапают друг друга ногтями, и при этом пытаются добраться до глаз.

Однако законной супругой Самаэля была и остается первая Лилит – царица наслаждения.

Всеблагому необходимы обе Лилит – они исправляют человеческую природу, помогая последней сохранять некое равновесие, дабы та не оказалась полностью затоплена грехом.

Младшая Лилит была создана, чтобы укорять души слабые, чтобы показывать им всю миражность чар. Младшая Лилит, возбуждая чувство страха, помогает душам слабым вернуться на верную стезю, быстро забыв о смертельной притягательности женского естества, о том, что радость соединения есть высшая радость.

А вот поединок с первой Лилит выдержит лишь очень сильный, способный подняться до пророческого служения. Первая Лилит обжигает и закаляет или же начисто истребляет.

Всеблагому исключительно необходимы обе Лилит – супруга и наложница царя демонов.

Новая Лилит создана для одоления слабых. Первая же Лилит есть тяжелейшее испытание, только преодолев которое, человек и выстоит.

Опасность была только, когда первая Лилит, бесисленное число раз еженощно совокупляясь со своим сувоим супругом, стала рожать от своего супруга Самаэля бесчисленных демонов. Но Святой, будь благословен он, вырвал ядовитый корень, и Лилит стали оплодотворять потомки Адама, и это было спасение для человечества.

Демонические силы, если и не таяли, то хотя бы и не множились. Так что соединение Лилит с земными мужчинами в каком-то смысле есть благо для всех нас.

АВРААМ БЕН – САМУИЛ АБУЛАФИЯ

ВЗГЛЯД НА ЛИЛИТ

(из «Книги свидетельств»)

 

Лилит, кажется, на сей раз насытилась мною. Она лежит, наполненная, пропитанная моим семенем, благоухающая им, лежит в полнейшем изнеможении, совершенно счастливая и не имеющая пока ни сил, ни желания опять терзать меня.

Подрагивающие сгустки моего семени образовали ароматные кремовые зведочки, которые обсыпали волнистую рыжую полянку. Арка Лилит стала по-настоящему звездной, благоухающее звездной.

Свежие ранки от бутонов Лилит густой сетью покрывают мое тело, но я сейчас совсем не думаю о боли, ибо любуюсь этой великолепнейшей звездной аркой – божественным лоном, изукрашенным звездочками моего семени.

Созерцая звездную арку Лилит, я ощущаю абсолютное и исключительное совершенство, высшую гармонию этого уникального сооружения. Восторг мой перед мастерством Творца совершенно беспределен.

Меж тем, Лилит шевельнулась. Звездочки дрогнули, некоторые из них обсыпались, некоторые заняли новое положение. И тут я понял, что лоно Лилит – это живое звездное небо, движущееся и теплое. Можно бесконечно глядеть на него и любоваться им.

* * *

Под началом у огненно-кудрой Лилит находится 480 демонических сил. Число этих сил определяется цифровыми обозначениями букв, составляющих слово ЛИЛИТ (30, 10, 30, 10, 400).

* * *

Был ангел, которого изгнали с небес, и его звали «пламенный меч обращающийся». Порою он есть ангел, а порою это – демон по имени Лилит.

В силу же того, что женщина правит по ночам и демоны правят по ночам, то ее зовут Лилит – ночная.

* * *

Лилит есть лестница, по которой можно подняться человеку до поистине пророческих высот.

Лилит помогает тем, кого привечает, обрести силу пророка или хотя бы приблизиться к этому.

Шхина удалилась и явилась Лилит. Это было тяжелейшим испытанием для меня, но это было неизбежно.

Лилит с восторгом и бешенством истязала меня, впивалась в меня, безжалостная и ненасытная.

После каждого соития с Лилит, я плавал в собственной крови, которая натекала из многочисленных ранок, оставленных сосками Лилит. Но то была подготовка к пророческому служению.

Скоро Лилит уйдет и тогда ко мне, обновленному, вернется моя Шхина.

* * *

Царь и Шхина снова соединятся, и Он станет «праведным и спасающим», потому что не будет больше жить на другой стороне, с беззаконной Лилит. Рабыня будет с позором изгнана, и Шхина вернется на место, предназначенное ей изначально.

Что за радость грядет? Скажем так: радость от того, что соединились Всеблагой и Шхина, радость от того, что Царь вернулся к ней и покинул рабыню, и радость от того, что Шхина соединилась с царем, что божественное семя оплодотворит, наконец, землю, истосковавшуюся по волшебной влаге.                    

 

АВРААМ БЕН – САМУИЛ АБУЛАФИЯ

О РАЗЛИЧЕНИИ ДОБРА.

О ПРОИСХОЖДЕНИИ ЗЛА

(ИЗ «КНИГИ ЗНАКА»)

 

Ева зачала Каина от Самаэля (Змея). То была месть Лилит Адаму, ее былому возлюбленному, которую демонесса осуществила через своего супруга. Сама же Лилит явилась ничем иным, как наказаньем Божьим, и это несомненно.

В результате происков Лилит Адам был наказан и потерял бессмертие. Лилит же, сбежавшая на Красное море совокупляться с демонами , совершила это до грехопадения и потому осталась с нами навеки, осталась, дабы соблазнять, не давая взамен ни блаженства, ни радости.

Лилит так и пребывает наказаньем Божьим.

* * *

Змей (Самаэль) с момента своего сотворения представлял собой нечто важное и необходимое для гармонии мира, пока он был на своем месте. Он был великим слугой, сотворенным, дабы нести бремя господства и служения. Его глава возвышалась над высотами земли и хвост его доходил до глубин преисподней.

Самаэль – небесный Змей – приводит все сферы в движение и осуществляет их вращение с Востока на Запад и с Севера на Юг. И без него ни одно творение во всем подлунном мире не имело бы жизни и не было бы никакого побуждения для размножения всех творений.

Самаэль первоначально пребывал вне стен священной окружности. Его местом и законом было дело возрастания и размножения вершить извне, и в этом заключается тайна древа познания добра и зла.

Потому Святой, будь благословен Он, и предостерег первого человека, пока добро и зло в нем соединены, одно изнутри, другое снаружи. Адам же прежде времени снял плод, в результате чего сила нечистоты проникла извне вовнутрь.

Знайте же, что все дела Божьи, если они пребывают на месте, им предуказанном и предопределенном, то они хороши. Если же они покидают свое место, то они есть зло.

Добро можно творить только там, где можно его творить, иначе зло возрастает.

Власть Самаэля мы постоянно увеличиваем своими делами, которые подчас творим, желая делать добро.

Добро, увы, не всегда и не везде уместно. Не раз бывает, что оно совершенно неуместно и даже вредно и опасно и даже смертельно опасно.

ИЗ КАРМЕЛЬСКИХ ЗАПИСЕЙ АБУЛАФИИ   

(1262 г.)

* * *

Необходимо полностью забыть себя. Вы должны просто стать ухом, слушающим, что говорит в вас вселенная Божьего Слова. Но как только вы начнете слышать в себе только себя, немедленно останавливайтесь. Необыкновенно опасно слышать в себе только себя.

* * *

Всякая низшая форма существования имеет свой прообраз (дмут).

Всякая вещь имеет свою «звезду».

Прообразы вплетены в занавесь, расстеленную перед Престолом Славы. Эта занавесь состоит из синего пламени и окружает престол со всех сторон.

Прообраз есть глубочайший источник скрытой жизненной силы души.

Судьба каждого существа заключается в его прообразе и каждое изменение в его состоянии имеет свой прообраз.

Не только ангелы и демоны черпают свое предвидение человеческой судьбы из этих прообразов; пророк также способен увидеть их и через это узнать будущее. О Моисее не случайно сказано: Господь показал ему прообразы.

Даже вины и заслуги людские имеют свои знаки в прообразах.

* * *

Когда все ангелы покорно упали к ногам Адама, Самаэль сказал Богу: «Боже Вездесущий, Ты создал нас из Блеска Своей Славы. Почему мы должны обожать существо, созданное из праха?»

Бог ответил: «Это существо, хоть и созданное из праха, превосходит вас в мудрости и понимании».

Самаэль потребовал: «Докажи!»

Бог изгнал Самаэля и его ангелов с Небес.

* * *

Самаэль есть глава всех врагов Бога и одновременно он величайший небесный царь, правящий ангелами и планетарными силами.

* * *

Имя Самаэля означает следующее: «злость Господа».

Сама – эль: Божья злоба.   

Исходя из этого, некоторые пробуют представить Самаэля как ипостась Господа, но только озлобленную. Это опасное умозаключение. Отсюда недалеко до совершенно ложного утверждения, уравнивающего Шхину и Лилит, которые не только противоположны, не только противостоят друг другу, но и дерутся друг с другом самым натуральным образом.

Шхина есть отрицание Лилит.

Лилит соблазняет.

Шхина дает наслаждение.

* * *

Жена Самаэля зовется змеей, женой-блудницей, пределом всякой плоти, концом дней.

* * *

Вся ревность и все ссоры царей скандалов и царей мира – на совести Самаэля и Лилит, которую зовут Северной (Цефонит), как написано; «От севера откроется бедствие на обитателей сей земли».

Только царь Соломон мог справиться с Лилит, ее подругой демонессой Наамой и другими. Соломон знал языки демонов и имел над ними власть. Он называл Лилит шлюхой и рабыней.

* * * 

Соблазнение без блаженства, пролитие семени впустую – вот что такое Лилит. Блаженство соединения дает она лишь божественная Шхина.

Или же соитие, несущее не столько наслаждение, сколько боль – вот что такое Лилит. Блаженство соединения дает одна лишь божественная Шхина.

* * *

Которую ночь кряду я страстно призываю к себе божественную Шхину, а с упорством является ко мне жестекосердая, змееголовая Лилит, облаченная в свой нестерпимо алый бархат, не стыдящаяся бесстыжего цвета страсти, Лилит – соблазнительница и обманщица.

Лилит приходит незваной, смотрит на меня ласково и вкрадчиво, старается вызвать во мне желание и ждет, что в теле моем проснется похоть.

Пусть ждет! Я не верю больше этой обманщице!

Сколько раз уже зловредная Лилит пленяла меня своей немыслимой красотой, а врата свои держала на замке!

Я неудержимо тоскую по Шхине!

Неужели меня когда-нибудь примут в себя небесные врата Шхины?!

* * *

Явление Шхины есть символ глубочайшей внутренней концентрации, достигаемой в ходе упорной медитации.

Дыхание становится настолько сосредоточенным и медленным, что его почти невозможно различить. Этот уровень медитации я называю «Обиталищем духов».

Вступив в эту стадию, вы можете встретить эфирную форму себя самого. Но если вы не будете предельно осторожны, встреча с мысленной проекций своего «я» может причинить вам немалый вред.

Ангельские существа, проводники и помощники, могут в мгновение ока преобразиться в шедим – опасных демонов.

* * *

Небесные врата Шхины… Вечно желанные…

Дико хочется прикоснуться к ним. Ощутив кончик пламени моего язычка, они всегда послушно раскрывались – делая это не только готовно, но и с нескрываемой радостью.

С немыслимым наслаждением я представляю, как небесные врата Шхины отворяются, и не просто отворяются, а трепетно вздрагивают, и брызги моего живительного семени орошают райский сад, обнаружившийся за небесными вратами.

Аромат моего семени смешивается с ароматом райского сада Шхины.

Сочетание это создает изумительную, незабываемую, поистине волшебную комбинацию.

Одно только воспоминание уже овевает меня блаженством.

Где же вы, небесные врата Шхины?! Я дико стражду без вас.

Врата злокозненной Лилит плотно сомкнуты, да мне и нет в них никакой надобности.

Я тоскую о том саде блаженства, что укрыт за небесными вратами божественной Шхины. Воскрешаю в памяти его немыслимо нежные ароматы и, кажется, вот-вот упаду без чувств.

Перо готово вывалиться из руки и нет сил удержать его, трепепет объял всего меня. Как же хочется оказаться в саду Шхины – именно там, за теми небесными вратами!

                   

АВРААМ БЕН – САМУИЛ АБУЛАФИЯ

О ПРЕБЫВАНИИ В АККО.

ТРИ ОТРЫВКА ИЗ «КНИГИ СВИДЕТЕЛЬСТВ»

 

1

Дважды окликнул меня голос: «Авраам, Авраам…»

Я ответил: «Вот я!»

После этого голос наставил меня на истинный путь, пробудил из дремы и вдохновил записать нечто новое.

2

Я напряг свою волю и дерзнул выйти за пределы своей познавательной способности.

Они называют меня еретиком и безбожником, потому что я решил поклоняться Богу в истине, а не блуждать, как они, в потемках.

Погрузившись в бездну, они и им подобные были бы рады впутать меня в свои суетные и темные дела. Но, Боже упаси, чтобы я променял путь истины на путь лжи.

3

Большая часть видений, явленных мне на вершине горы Кармель, основывается на Имени Божьем и его гносисе и на новом небывалом откровении, подобного коему не было от Адама и до этого времени.

 

ТРОПА ТРЕТЬЯ

В ОБЪЯТЬЯХ ШХИНЫ.

ВРАТА СВЕТА

(Барселона. 1270-й – 1274 гг.)

ИЗ ИСПОВЕДИ АБУЛАФИИ.

«КНИГА СВИДЕТЕЛЬСТВ»

 

Когда я отправился морем из Акко в Италию, то в первую же ночь пути ко мне (о блаженство! О восторг! О счастье!) явилась божественная Шхина, нескончаемый источник радостей для моего тела и души моей.

И мы любили друг друга долго, почти до рассвета. Вся каютка утопала в густом благоухании моего семени.

Слава Святому, будь благословен Он, – жестокосердая Лилит была оставлена на вершине горы Кармель, дабы соединяться там с праведниками, обитающими в пещерках Кармеля.

Лилит осталась на вершине горы Кармель, дабы ее почву удабривало семя праведников. А мне опять была дарована высшая сладость соединения со Шхиной.

Лилит не раз торжествует над Шхиной в этом мире, где Божественная унижена вместе с народом Израиля и вместе с ним находится в изгнании.

Но раз Шхина явилась ко мне – это несомненно знак совершенно особого поворота, это знак того, что в пространстве моей души изгнание и унижение народа Израиля кончились.

И для меня Лилит исчезла, умерла, и грязный прах ее рассеян по ветру.

Господство надо мною Лилит было возможно, пока я был унижен.

Ей известно непроизносимое имя Святого, будь благословен Он. Благодаря этому она способна возноситься в воздух, что делает ее совершенно неуязвимой. И все-таки я спасся.

Избавившись от этой жестокосердой соблазнительницы, я подымаюсь к блаженству соединения с высшими силами, к блаженству соединения с божественной Шхиной.

Приход ко мне Шхины на пути из Акко в Италию, где я надеюсь обрести новых учеников, есть начало пророческого служения, – меня неудержимо несут, поднимают все выше и выше бешеные волны экстаза.

 

АВРААМ БЕН – САМУИЛ АБУЛАФИЯ

ТАЙНЫЙ САД СОКРОВИЩ

(отрывок)

 

Пребывая в Италии и затем на острове Мальта я познал истинное имя Святого, будь благословен Он, и имел многократные видения (особенно часто они посещали меня на Сицилии).

Но я так же доподлинно знаю и то, что некоторые из видений этих – особенно мальтийские – были посланы демонами, возможно, что и самой огненнокудрой, злокозненной Лилит, сожалевшей об утрате власти надо мной, тосковавшей по моему благоуханному семени. Я ненавижу эту отвратительную убийцу и воровку, губящую детей и крадущую мужское семя!

Видения были посланы демонами, дабы сбить меня с толку. Так что приходилось пробираться ощупью, словно слепому в полдень.

Я был уверен и уверен в этом до сих пор, что жестокосердая и злонравная Лилит, задумав новые издевательства надо мною, хотела вернуть меня, но, слава Святому, этого так и не произошло.

Однако еще неизвестно, чем бы все закончилось, ежели бы не Шхина, более уже не оставляющая меня, слава Святому, будь благословен Он.

Шхина охраняет меня от этой злобной, мерзкой соблазнительницы, ворующей мужское семя и насмехающейся над нами.

Божественная защитница и утешительница моя!

Не отдавай меня во власть жестокосердой подруги Адама и жены Самаэля, прозываемого «Ангел Сатана» и «Другой Бог!»

Не оставляй меня, Божественная.

Лучше уж погибнуть от лучей твоего сияния, чем погрязнуть в мерзких ласках Лилит, владычицы демонов. Пусть настигнет ее смерть.

  

ИОСИФ БЕН – АВРААМ ГИКАТИЛЛА

БУЛАФИЯ – МОЙ УЧИТЕЛЬ

(отрывок из книги «Ореховый сад»)

 

В 1270-м году (все даты я даю по христианскому летоисчислению – Андреа Болаффи) Авраам Бен Шмуэль Абулафия вернулся из странствий своих в Испанию. Обосновался он на несколько лет в Барселоне, где обрел множество учеников, среди коих был и я.

Наставляя меня, Абулафия не раз говорил: «Необходимо снять печать с души, развязать узлы, опутавшие ее. Ты должен освободить душу от оков чувственного мира». По правде говоря, я не очень понимал, что это значит и каким именно образом, можно развязать узлы.

И как-то Абулафия полушепотом поведал мне следующее (мы были вдвоем, я прибежал первым и остальные ученики еще не успели явиться): «Мальчик мой, повседневное бытие заполняет душу множеством чувственных форм. И так как душа заполнена и даже зачастую переполнена ими, то ей невероятно трудно воспринимать божественные явления и духовные формы. На душу наложены печати, предохраняющие ее от восприятия божественного потока, который струится и омывает душу со всех сторон. Ты должен научиться сосредоточиться и развязать узлы. Только в таком случае к тебе явится не совратительница Лилит, а дающая блаженство Шхина».

Эти слова моего великого учителя я запомнил навсегда. Не сразу, конечно, но я научился развязывать узлы, и Шхина стала являться ко мне. Ее ласки незабываемы. Шхина возлегала на меня и ее источающая нежность плоть растворялась во мне, уходила в меня. Происходило «совершенное единение».

Помню, как Абулафия говорил мне во время одной из прогулок по окрестностям Барселоны: «Истинно пророческий дар пробуждается лишь после того, как «я» тайновидца растворится в Едином. Вот почему высочайшая, пятая ступень восхождения души именуется «йехида» – совершенное единение.

Но ко мне Шхина явилась и возлегла со мною, когда Абулафия давно уже исчез.

А тогда, в Барселоне, Божественная являлась именно к нему и с ним совершала «йехиду». Так что слова учителя моего о совершенном единении я понял потом, поднявшись к высшим пределам блаженства, когда Шхина пришла и возлегла на меня.

 

ИОСИФ БЕН – АВРААМ ГИКАТИЛЛА

ИЗ ПРИМЕЧАНИЙ К ТРАКТАТУ «ОРЕХОВЫЙ САД»

 

Учитель писал, что имя САМАЭЛЬ означает «Злость Бога». По смыслу данный перевод может быть и точен, но следует иметь в виду, что чисто текстуально имя «Самаэль» означает все-таки не «злость Бога», а «яд Бога». «Сама» – это не «злость», а «яд».

Еще мудрецы говорят, что Самаэль есть «кара Божья». Называют его также и «другим Богом», видимо, имея в виду теократические претензии Самаэля. Сохранилось следующее известие. На шестой день творения Самауэль взбунтовался против Святого, будь благословен Он, на шестой день творения, возревновав к Адаму, которого все жители небес должны были почитать. Архангел Михаил безропотно подчинился Божьему приказу, а Самаэль сказал: «Я не буду почитать его! Адама еще не было, а я уже был. Пусть он почитает меня!» Ангелы Самаэля поддержали его, но Михаил предостерег их: «Страшитесь Божьего гнева!» Самаэль ответил: «Если Он разгневается, я поставлю престол над звездами и объявлю себя Всевышним».Тогда Михаил сбросил Самаэля с Небес на землю, где он тем не менее продолжал злоумышлять против Божьей воли.

Но вот что особенно интересно.

Меня ознакомили с коптскими манускриптами, и в них, оказывается, Самаэль фигурирует как «слепой Бог». Не является ли это отражением того предания, что брак Лилит и Самаэля устроил слепой дракон? В одном тайном тексте сказано: «Есть дракон Наверху, то есть Слепой Царь, и он выполняет посредническую роль между Самаэлем и Лилит…»

Уж не сам ли Самаэль есть сей слепой дракон? Над этим следует поразмыслить.

Вполне может быть, что Самаэль самолично устроил свой брак, ослушавшись Святого, будь благословен Он, за что и понес наказание, но виною в таком случае была его собственная слепота.

Самаэль выступил в качестве слепого дракона, устраивая свой брак с Лилит. Иными словами, он является слепым драконом по отношению к самому себе. И следовательно, слепой дракон есть всего лишь атрибут Самаэля.

И, наконец, последнее замечание, которое сейчас будет уместно привести.

Одно из имен Самаэля – «Малхира», что означает «ангел зла».

 

АНДРЕА БОЛАФФИ

НЕСКОЛЬКО СЛОВ ОБ ИОСИФЕ ГИКАТИЛЛА

 

Иосиф Бен Авраам Гикатилла (1248 – 1323) – выдающийся испанский каббалист (фамилия его, впрочем, писалась по-разному и даже очень по-разному: Гризибул, Карнитол, Гекатил).

Современники называли его «Иосиф Баал га-Ниссим» (Иосиф чудотворец).

Абулафия считал Гикатиллу главным наследником и продолжателем своей каббалистической системы.

Как и его учитель, Гикатилла много занимался мистическим комбинированием с числами и буквами, обращаясь не только к умозрительной, но и к практической каббале, чем как раз и заслужил прозвище «чудотворца.

Гикатилла является автором каббалистического объяснения 613 заповедей, кабалистического комментария к видению Иезекииля и многих других сочинений, в числе которых находится и трехчастный трактат «Ореховый сад» («Гиннат Егоз»), в первое издание которого (Ганау, 1615 г.) как раз и были включены записи бесед с Абулафией.

Надо, впрочем, помнить, что «Ореховый сад» – это довольно ранняя работа. Особое значение имеет трактат Гикатиллы «Врата света» (Шаарей Ора). Основные аспекты каббалистической мифологии Гикатилла осветил в своем труде «Тайна змея и суд над ним» (Сод ха-нахаш у-мишпато»).

АВРААМ БЕН – САМУИЛ АБУЛАФИЯ

СОВЕРШЕННОЕ ЕДИНЕНИЕ.

НАСТАВЛЕНИЕ УЧЕНИКАМ

в 1270-м году записал Иосиф Бен Авраам Гикатилла и включил затем в примечания к своему трактату «Врата света»)

1

Святой, будь благословен Он, и Шхина суть единое целое, даже когда они разделены. Их совершенное единение (йихудим) – в этом и заключен смысл всего, что существует. Все ради этого. Ради блаженства высшего соединения.

Если и есть счастье, если и есть восторг, то они именно в этом – в совершенном единении, в божественном соединении (йихудим елоним) Святого и Шхины.

Живя, поступками своими, мы должны соединять Священного и Благословенного со Шхиной.

2

Шхина временно отделена, отдалена от Святого. Наш долг – восстановить пошатнувшееся единство.

Мы можем приближать это соединение, а можем отдалять его, грехами своими загоняя Шхину еще дальше в изгнание. Загоняя Шхину и приближая Лилит. Так что от нас зависит не так уж и мало. Своими деяниями мы определяем, кто будет царствовать – светящаяся Шхина или облаченная в алый бархат Лилит.

А еженощно или хотя бы в шаббат соединяясь с женами своими, мы сами уподобляемся Святому, будь благословен Он, и Шхине, ибо совершаем божественное единение.

Семя должно орошать почву и проникать в нее. Ежели этого не будет происходить, то мир иссохнется, истончится и погибнет, распадется, превратится в груду обломков, в гору отслоившихся скорлупок.

3

Божественные единения – основа бытия, или древо жизни, или зрячий дракон, не в пример тому слепцу, что устраивал брак Лилит и Самаэля.

 Зрячий дракон вошел в землю и затем врос в нее и так и остался в ней, став как бы ее частью. Семя дракона обильно питало, насыщало землю, и она наполнялась соками, бурлила, жила полнокровной жизнью.

Как только дракон застывал и члены его расправлялись, обвисали, земля начинала явственно стонать – она требовала семени, она ждала совершенного единения, ждала божественной влаги.

Совершая «йихудим елоним», наполняя землю волшебной влагой, мы исполняем тем самым основное свое человеческое предназначение в мире.

Мы делаем это, чтобы соединить Шхину со Священным и Благословенным, ради восстановления целостности мира, чтобы потоки божественного продолжали омывать нас.

4

Мы все должны действовать во имя возвышения Шхины, чтобы она соединилась со Священным и Благословенным, чтобы не было никаких препятствий для их соития.

Имейте в виду, что именно по этой причине мы говорим прежде всех наших дел: «Во имя соединения Священного и Благословенного с его Шхиной…»

 Как было в блаженные, счастливые времена, когда Храм еще не был разрушен?

Там обитала Шхина, и Святой, будь благословен Он, приходил в Храм и возлегал на нее, и они совокуплялись.

Одни мудрецы полагают, что пока стоял Храм, Святой нисходил с с небес каждую полночь и соединялся со Шхиной в храмовой спальне. Священное соединение их стало еженощным.

Другие мудрецы считают, что Святой и Шхина соединялись раз в неделю, в праздник, в ночь между пятницей и субботой.

Храм давно разрушен, но каждый миг соединения Святого со Шхиной восстанавливает гармонию.

5

Знаете ли вы, что нет выше, и чище , и возвышенней радости, чем радость соединения ?! Да, это так, и только так.

Жажда получения семени, неукротимое желание принять его в себя и желание свое семя отдать – таковы два направления, которые в совокупности как раз и составляют суть бытия, самую сердцевину бытия, центральный наш стимул.

Миг соединения на самом деле и есть осуществление вселенской гармонии. Если гармония в чем-то реализуется, так именно в этом. В таинстве совокупления. В мигах соединения, кратких и невыносимо радостных.

Запах семени – священный запах жизни. А фонтанчик выбрасываемого семени – это главная, определяющая, глобальная метафора жизни.

6

До окончательного восстановления гармонии еще слишком далеко – оно еще слишком несбыточно в наше темное, грешное, дикое время. Но в утешение нам даны миги счастливых совокуплений, которые являют собою несомненную компенсацию произшедших разрушений.

Соитие, сопряжение Его и Ее служит исправлению (тиккун), пусть и времененному.

Наша жизнь соткана из предощущений грядущей гармонии. А если этих предощущений нет (то есть если нет совокуплений), то нет и самой жизни, ничего нет.

АВРААМ БЕН – САМУИЛ АБУЛАФИЯ

ИЗ БАРСЕЛОНСКИХ ЗАПИСЕЙ

(1270 г.)

 

* * * 

Святой, будь благословен Он, льет доброе масло в Шхину, плоть коей насыщается благовониями, трепещет, стонет от восторга и источает сладость, неистребимую сладость божественного соединения.

* * *

Достигший cовершенного соединения (йехиды), исполняется Шефы – истечения божественной благодати – и почитается пророком.

Достигнуть в себе соединения Святого со Шхиной – вот истинная цель.

* * *

О значении букв Заин и Хет.

Буква Хет открыта, дабы принять мужчину – букву, опускающую в землю свой волнистый, стремительный корень.

Буква Хет намекает на Шхину: подобно женщине, она закрыта с трех сторон и открыта с четвертой, чтобы принять своего супруга. Буква Хет открыта, чтобы принять Царя, Небесного Владыку, Святого, будь благословен Он.

Трепещущие ножки Хет – это раздвинутые ноги Шхины, а полоса наверху – тело Шхины.

Такова тайна Хет.

Много священных колесниц имеет каждая буква, потому что каждая буква – образ Священного и Благословенного.

* * *

Женщина вытянулась и прижалась к мужчине, лежавшему боком к ней, отчего он повернулся, и они соединились лицом к лицу. А когда они соединились, то стали как будто одним телом.

* * *

Ты уже не стонешь и не мечешься. Ты лежишь, блаженствующая, наполненная моим семенем.

Через несколько мгновений ты исчезнешь, растворишься в сумраке моей крохотной спаленки, но сейчас у меня еще есть возможность любоваться тобой, прикасаться губами к белейшему атласу твоей кожи, глядеться в изумрудные туманы глаз твоих, утопать в водопаде чернейших волос твоих.

* * *

Шхина! Радость ночей моих, великая утеха души и плоти моей! Ты даровала мне бесконечную радость.

Входя в тебя, я приближаюсь к Божественному, соприкасаюсь с Единым.

Снимаются печати с души, узлы развязываются: блаженство струится во мне.

Входя в тебя, я ощущаю Святого, будь благословен Он. Ради таких мигов и стоит жить.

 

ИОСИФ БЕН – АВРААМ ГИКАТИЛЛА

ТАЙНА ОРЕХОВОГО ЯДРЫШКА.

ИЗ РАССКАЗОВ И НАСТАВЛЕНИЙ АБУЛАФИИ

(из книги «Ореховый сад»)

 

Слушай, мальчик мой. То, о чем поведаю я тебе сейчас, крайне важно.

Справа от позвоночника расположено семь центров, в коих сосредоточена мужская – активная – энергия. Центры же женской, восприимчивой энергии расположены слева от позвоночника. Эти два направления нисходят от короны (кетер), как бы струясь вдоль ствола мирового древа, и переплетаются в короне.

Существует пять ступеней восхождения души по мировому древу.

Сначала душа поднимается с животного уровня на духовный, затем достигает уровня дыхания, затем – уровня жизненной субстанции и потом уже овладевает уровнем единства.

Имей в виду, что нижнего уровня можно достичь и во сне. Сновидения – это наивысшая функция животного уровня души.

Поднявшись на ступень дыхания, знай, милый мой мальчик, что преодолеть этот уровень и взойти еще выше, не повредившись в уме, сможет лишь тот, кто не возжелает обрести сверхъестественные способности.

Со ступени дыхания из Торы выходит голос и становится твоим поводырем (маггидом).

Моим маггидом явилась изумрудоокая Шхина (интересно, что рыжая злодейка Лилит тоже обладает зелеными глазами, но у Лилит они представляют собой грязные болотные огоньки).

Но лишь на пятой ступени становится возможным высшее восхождение души. Именно тут Шхина является во плоти своей и происходит соединение (йихуд).

Шхина дарит тебе божественные ласки, а ты исторгаешь из себя свое семя и отдаешь его Шхине.

Происходит божественное соединение, священное соитие.

 

ИОСИФ БЕН – АВРААМ ГИКАТИЛЛА

СВЕТ НАСЛАЖДЕНИЯ.

ПРОИСХОЖДЕНИЕ ШХИНЫ.

ИЗ РАССКАЗОВ АБУЛАФИИ

(три фрагмента из трактата «Врата света»)

 

       Среди многочисленных записей рассказов Абулафии я обнаружил и два сии отрывка. Кажется, они являются изложением учения о «кавод» (слава), с которым мой учитель ознакомился в одном из своих странствий (помнится, он говорил, что произошло это на острове Сицилия, в местечке Мессина).

1

Слава Божья (Кавод) – это отнюдь не есть Творец всего сущего, как бы не хотелось этого предположить.

Кавод – сие суть первое творение Творца.

Господь бесконечен и неведом, и Он создал Славу в качестве сотворенного света, первого из всех творений.

Кавод – это великое сияние, называемое Шхиной.

 Или скажем иначе: Шхина есть присутствие бесконечного Творца в нашем конечном мире.

Шхина есть первозданный свет божественной Славы, раскрывающийся пророкам в экстатических видениях: так – одному, иначе – другому, в соответствии с требованиями часа.

Явление Шхины не как голоса, а как женщины, а как зеленоликой царицы есть высшая награда пророческого служения.

2

Возможны две разновидности Славы Божьей.

Есть «внутренняя слава» (кавод пними): на этом уровне Шхина не обладает никакой формой, а только голосом.

Следующий уровень – «зримая слава». Тут уже возможны различные меняющиеся формы, но высший предел, высшая награда для пророка – лицезрение и обладание телом Шхины.

Через восприятие «кавод» пророк получает доказательство, что видение Шхины послано ему Богом, а не демонами.

Все дело в том, что демоны способны беседовать с человеком, но бессильны сотворить Славу («Кавод»).

3

Ряд авторов придерживается того мнения, что один вид «кавод» просто излучается один из другого, некоторые же полагают, что луч незримого «кавод» преломляется в мириадах зеркал, прежде, чем стать зримым.

Бытует и такой взгляд, когда «кавод» отнюдь не распределяется на внутреннюю и внешнюю славу, а понимается как нечто целостное, В соответствии с этой точкой зрения, «слава» (кавод) есть порождение великого огня Шхины, чье пламя окружает Господа.

 

АВРААМ БЕН – САМУИЛ АБУЛАФИЯ

ПОСЛАНИЕ К ШХИНЕ – ИЗГАННИЦЕ

(1270 г.)

 

              Зеленоликая царица,

             Кровь с привкусом миндалевых горчинок,

             Дыханье тишины, поросшей мхом

             И остротой полыни черноглазой.

                          

             Ликуй зеленоликая царица,

             Ликуй и плачь, коростой обрастай

             И слезы горькие, ладонью оттерев,

             Ликуй и смейся, гордая царица.

 

             Ликуй, зеленоликая царица.

             Я – твой всегда. Твой свет всегда во мне.

             Я безраздельно погружен в Тебя.

             Ликуй, Зеленоликая. Ликуй.

                          

АВРААМ БЕН – САМУИЛ АБУЛАФИЯ

ЯВЛЕНИЕ ШХИНЫ

два отрывка: из «Тайного сада сокровищ» и из «Книги свидетельств»)

1

Из «Тайного сада сокровищ»

 

Божественная Шхина явилась ко мне, в мой полуразвалившийся одноэтажный домишко на окраине Барселоны, – как всегда это произошло ровно в полночь.

Чернейший шелк ее одеяния был весь прошит серебряными нитями. Нити эти двигались как живые вместе со Шхиной, когда она вплыла в мою спаленку.

Изумрудные глаза Божественной сияли желанием – желанием моего семени.

Округлое, плотное, зернистое тело Шхины даже сквозь плотный, непроницаемый шелк излучало бесконечные нежность и ласку и еще жажду и ожидание.

Серебристо-черное одеяние со Шхины, казалось, слетело само – его словно ветром сдуло, но ветра в моей крохотной, наглухо закупоренной спаленке вовсе не было.

Кожа Божественной буквально ослепила меня.

То была и не кожа. То было сияние, которым она была покрыта, сияние, в которое она была укутана. И сияние это обжигало, и привыкнуть к этому было невозможно.

Вынести световой удар кожи Божественной было просто немыслимо.

Я с ужасом ждал, когда Шхина лишится своего одеяния. Именно – лишится. Сама она никогда не снимала его.

Как-то Шхина призналась мне, что ее обнажает от покровов только сам Творец. Если же она предстанет обнаженной пред очи того, кто не заслуживает пророческого служения, то он будет испепелен начисто и без остатка.  

Я знал: когда семя мое проникнет в Шхину, насытит Божественную, то потоки света, являющиеся ее кожей, вспыхнут, и она превратится в столб пламени, сохраняющий очертания пышного, роскошного тела.

Эта вспышка, связанная с притоком моего семени, длится какие-то доли мгновений, но пережить их всегда бывает не просто.

Потом вспыхнувшее было пламя («великое пламя Шхины») как бы рассеивается. Свет, не теряя своей ослепительности, льется совершенно ровно. И тихо начинает сиять небесная арка Шхины, вся обсыпанная жемчужинками моего семени.

Все это я уже знал, но каждый раз острый страх, перемешанный с острым желанием, охватывает меня, когда в моей наглухо закрытой спаленке появляется божественная Шхина, излучающая нежность и желание, неистребимую ласку и страсть, не знающую удержу.

2

Из «Книги свидетельств»

 

Я страстно хочу Шхину, всегда жду ее, постоянно мечтаю о ней, но и постоянно боюсь ее, Божественную, родную, любимую, боюсь мою ласковую возлюбленную, мою зеленоглазую царевну, дарованную мне Святым, будь благословен Он.

Шхина бесконечно добра ко мне. После того, как мне, наконец, удалось избавиться от мерзкой, злокозненной Лилит, Шхина приходит ко м не каждую ночь.

Она – высшая награда моя, но это ведь сияние Божьей славы, и мне страшно быть испепеленным.

Если я вдруг стану недостойным пророческого служения, то приход Шхины сулит мне уже не блаженство, а верную и страшную гибель.

Но я с решимостью преодолеваю страх. Я очень рискую, конечно, но мне и в самом деле есть ради чего рисковать.

Да, рабби Иегуда, рассказавший мне на Сицилии об учении «кавод», все-таки были прав. Судите сами.

Если небесные врата Шхины открываются и принимают мое семя, то сияние Божественной становится еще более сильным и ярким: семя мое способствует сиянию Божьей Славы, способствует возгоранию «великого пламени Шхины».

Амен!

АВРААМ БЕН – САМУИЛ АБУЛАФИЯ

МЕЖ ЛИЛИТ И ШХИНОЙ

 (1269 – 1270 гг.)

 

Данный набросок представляет собой отрывок из вступления к поэме «Прочь, Лилит».

Над вступлением я начал работать через много лет после окончания своей юношеской и во многом еще не зрелой поэмы.

Образы Лилит и Шхины стали волновать меня еще в отрочестве.

      

А.  

       Одурев от нежности, плачу.

       Дни мои отплывают к истокам

       Вереницей седой и невнятной.

       Одурев от нежности, плачу.

       Грех пророс сквозь притихшие губы.

       Одурев от нежности, плачу.

       На ресницах – зола испарений,

       Отлучений, падений, радений.

       Одурев от нежности, плачу.

       Пусть давно хлеб любви моей горек,

       Пусть давно я забывчив и скуден.

       Одурев – от нежности плачу.

 

АВРААМ БЕН – САМУИЛ АБУЛАФИЯ

ГОЛОС ШХИНЫ

(1271 г.) 

 

Магид (тот, кто говорит) –   божественный спутник и наставник, проявляющий себя посоедством голоса, и для меня это – Шхина.

А.

       Есть в голосе твоем сиянье.

       Он втягивает, засасывает в себя, кружит, опаляет.

       Отдаюсь голосу твоему безраздельно.

       Он уносит меня или просто заносит куда-то.

       Твой голос входит в меня, наполняет меня собою.

       Я слышу всем телом своим твой голос.

       Я наполнен дыханьем плывущих звуков,

       Волнующих, зовущих, проникающих в сердце.

       Я с такой остротой ощущаю твой голос,

       Что кажется, он вот-вот разорвет меня.

       Но страшно не это.

       Страшно быть удаленным от твоего голоса.

       Быть вне притяжения его уже немыслимо –

       Я слишком опален его сияньем. 

 

АВРААМ БЕН – САМУИЛ АБУЛАФИЯ

ШХИНА

(1271 – 1274 гг.)

 

Обсуждаемый здесь Свет относится непосредственно к Божественной Сущности, как она воспринимается в мистическом созерцании.

А.

       Ты ближе тех, кто рядом со мной и кто далеко.

       Я не придумываю тебя: я вижу тебя такой.

       Мне кажется, я открыл в тебе что-то подлинное,

       Что-то настоящее. Но если и нет,

       Ты родная мне, пусть и непонятная.

       И зачем я должен обязательно тебя понимать?

       Очень часто ясность совершенно излишня

       И даже губительна: она образует

       Пустоту и исчерпанность; она

       Уничтожает тайну.

       Как же можно жить без тайны?

       Ты и есть моя тайна. И пусть

       Я не понимаю тебя, но я чувствую

       Нашу близость – это все,

       Что есть у меня, все,

       На чем я держусь.

       Ты – источник света, непонятного, немыслимого.

       Совершенно не могу представить,

       Как он проникает в меня,

       И почему он проникает в меня,

       И почему я не могу остановить его,

       Задержать, не впустить в себя.

       А свет все продолжает и продолжает

       Наполнять меня:

       Свет, который есть ты.

       Я чувствую, как ты входишь в меня.

       Каждый миг моего бытия наполнен тобой.

 

АВРААМ БЕН – САМУИЛ АБУЛАФИЯ

РОЗА ШХИНЫ      

(из «Тайного сада сокровищ». Отрывок из последней главы)

 

Вот два изогнутых лепестка. Вот миниатюрный неровный холмик, пуговка, ребристая поверхность которой подрагивающая, живая.

Двигаюсь медленно, медленно, затаив дыхание и предвкушая немыслимый восторг и клики радости.

Едва коснувшись лепестков и сжавшегося, а потом разогнувшегося холмика-пуговки, я раздвигаю тончайшие, трепещущие створки кожаных занавесей и проваливаюсь в нежную, переливающуюся мякоть и утопаю в блаженстве. Ты сладко стонешь, источая влагу и радость.

Лепестки – подобие вазы, – готовясь к приятию семени, растягиваются и затем смыкаются. Семя мое рвется в тебя, рвется наполнить бутон розы, невыносимо ждущий меня.

Сейчас, родная, сейчас лепестки твои прогнутся под тяжестью моего густого семени.

 

ИОСИФ БЕН – АВРААМ ГИКАТИЛЛА

ИЗ ПРИМЕЧАНИЙ К ТРАКТАТУ

«ВРАТА СВЕТА»

 

Кажется, перу Абулафии принадлежат еще поэмы «Видение Шхины» и «Прочь, Лилит». Хорошо бы их разыскать.

Сказывают, эти поэмы Абулафия сочинил еще в юности, в пору пребывания своего в Наварре. Копии их вполне могут храниться в канцелярии епископа Сарагосского, который является другом юности моего учителя.

 

ПРИМЕЧАНИЕ АНДРЕА БОЛАФФИ

К «ВРАТАМ СВЕТА» ИОСИФА ГИКАТИЛЛЫ

 

К моему величайшему сожалению, указанные Гикатиллой во «Вратах света» поэмы Абулафии «Видение Шехины» и «Прочь, Лилит» мне до сих пор разыскать не удалось. Но я не теряю надежды – рукописи еще отыщутся.

 

ИЗ ПИСЬМА АБУЛАФИИ

К ИОСИФУ ГИКАТИЛЛЕ,

РАБОТАВШЕМУ НАД ТРАКТАТОМ

 «ВРАТА СВЕТА»

 (Барселона, ноябрь 1271 г.)

Отрывки

 

* * *

Все женщины подвластны тайне Шхины, друг мой Иосиф. И знаешь, что это за тайна? Будь внимателен и запоминай.   

Шхина есть Врата Света. Сейчас я все поясню тебе, милый.

Свет состоит из живых, шевелящихся сгустков энергии, из крохотных световых существ, сцепленных друг с другом.

Шхина принимает в себя Божественный Свет, пронизываясь и насыщаясь им. Божественный же свет есть семя творения.

Лилит есть врата мерзости, врата соблазна. Она – враг деторождения. Поговаривали даже о ее бесплодности, но если кого-то она и могла родить, то только демонов.

Лилит убивает детей, крадет семя творения, вынуждая его проливаться впустую, крадет Божественный Свет и уничтожает Его.

* * *

Ищи постоянно, друг мой, царство блаженства, ищи Врата Света, готовые принять потоки световых существ.

Божественный Свет должен проникнуть сквозь Врата Света, а Царица, дарующая радость, должна принять Свет и пропитаться Им, одеться в Его благоухающие ароматы.

Этого хочет Святой, будь благословен Он.

* * *

Ты спрашиваешь, друг мой, что надо разуметь под «царством» (мальхут)?

Царство (другое название – атара, что значит «диадема») – это устье женского тела, это – истинный вход в женское тело, обеспечивающий подлинное (со)единение, это – точка соединения мужского и женского, активного и пассивного, берущего и принимающего.

Царство есть врата света, место, где зарождается живая жизнь. Царство – это божественная Шхина.

* * *

«Царство (Мальхут) есть желание получить наслаждение, насладиться светом Творца.

Царство – это отверстие, сквозь которое проходит божественный свет. И чем уже отверстие, тем более свет наполняет его.

Если устье заполнено не полностью, оно страждет. По плану оно не должно быть пустынным местом, не пронзаемым светом.

Царство жаждет наполнения себя божественным светом, и только тогда оно истинное царство.

Целью творения является наполнение Мальхут светом Творца, вследствие чего она сливается с Творцом и получает безграничное наслаждение.

* * *

Мальхут (царство) есть самая последняя эманация Божественного.

Высшая же эманация, центральная верхняя точка есть Кетер Элион (корона, верховный венец Бога).

Так вот царство становится подлинным царством, лишь когда оно облачено в корону, когда на нем покоится Верховный венец.

Без соединения женского устья с верховным венцом нет царства, нет радости, нет блаженства.

 

ЭПИЛОГ

В ТРЕХ ФРАГМЕНТАХ

ПРОНИКАЮЩИЙ СВЕТ

И РАДОСТЬ БЛАЖЕНСТВА

ИОСИФ БЕН – АВРААМ ГИКАТИЛЛА

ИЗ ЗАПИСНОЙ КНИЖКИ

 (1305-й год)

      

Помню, как майским утром 1270-го года Абулафия собрал в своем барселонском домике всех нас, учеников своих, адептов своей доктрины – числом до сорока – , и поведал, к нашему изумлению и совершенному восторгу (многие стали плакать от радости, я же упал без чувств, учитель нас успокаивал), что в полночь к нему явилась Шхина и объявила его пророком Святого, будь благословен Он.

Три последующих года Абулафия, к величайшему раздражению многих местных раввинов, с громадным успехом пророчествовал в Испании, а на четвертый (в 1274-м году) оставил ее для дальних странствий и больше уже никогда не возвращался, хотя мы еще очень долго его ждали и ловили любые известия о нем, даже самые невероятные. Мне Абулафия изредка писал и даже присылал свои сочинения («Книга свидетельств», «Книга знака», «Тайный сад сокровищ» и другие).

После 1290-го следы Абулафии, кажется, окончательно теряются.

В Барселоне, да и в других городах Испании, одно время упорно поговаривали (слух этот шел из Наварры, из родных его мест), что в награду за свое великое пророческое служение Авраам Бен-Самуил Абулафия, как и некогда праведный Энох (см. «Книгу Эноха»), был вознесен на небеса.

В том, что все было именно так, у меня лично нет ни тени сомнений. Более того: мне совершенно точно известно еще и то, что это именно Шхина вознесла в небесные чертоги своего возлюбленного. Шхина сама мне потом обо всем этом рассказала.

Когда Абулафия был вознесен, Шхина стала являться ко мне, и мы долго любили друг друга, соединяясь еженощно (божественная и сейчас слава Святому, не оставляет меня своей благосклонностью). И вот как-то Шхина рассказала мне о происшедшем с Абулафией, поведала о том, что самолично отправила его на небеса.

Я до сих пор помню это мгновение. Мое семя уже проникло в Шхину и напитало ее. Она лежала счастливая, блаженная, молчала и вдруг совершенно неожиданно начала рассказывать об Абулафии, о пророке Господа, о смелом и неутомимом страннике.

Так что сведения о вознесении Абулафии я имею самые что ни на есть доподлинные, не вызывающие никаких сомнений в их истинности.

Вообще в минуты наших общих отдохновений Шхина часто рассказывала мне не мало интересного. Множество поведанных ею историй я включил потом в свой трактат «Врата света».

 

Епископ ПЕДРО САРАГОССКИЙ

ИЗ ТАЙНОЙ ИСПОВЕДИ

 (1304 – 1305 гг.)

Два отрывка

1

1304-й год. Канун Рождества Христова

 

Начиная с 1291-го года, то есть без малого уже пятнадцать лет, Абулафия по ночам изредка является ко мне. Правда, посещения эти становятся все реже и реже, и все-таки окончательно он так и не оставляет меня, и это внимание к моей особе отнюдь не доставляет мне особой радости, ведь увлечения юности, когда столь сильно связывавшие нас, давным-давно миновали, к счастью. Да и принадлежим мы уже к разным и даже враждебным верам.

Абулафия, правда, говорит, что совершенно простил меня за отступничество, разумея вступление мое в лоно Святой Католической церкви, и неустанно просит только (без этого буквально не обходится ни одно его посещение), чтобы я на ночь никогда не отпускал из дому служанок.

При этом с сильной дрожью в голосе Абулафия неизменно добавляет, беседуя со мной: «Как только останешься один в доме, и тут же прилетит к тебе крылатая и лохматая соблазнительница и обманщица Лилит, мерзкая и жестокосердая, и это – верная гибель! Она не отвяжется от тебя, пока не погубит окончательно. Имей это в виду, родной мой».

Вид при этом у моего прежнего друга и учителя настолько страдающий, несчастный и даже испуганный, что я не могу не сделать заключения, что он хотя бы изредка, но все-таки имеет тайные встречи с бывшей подругой Адама – крылатой, огненнокудрой Лилит, посещающей нас во сне и крадущей мужское семя. Из сна ведь так просто не выкинешь гостью?!

Вот она незваной и является к нему и крадет его семя. Так, во всяком случае, мне кажется.

Но чтобы там ни было, Абулафия побаивается Лилит. Если она и не является к нему пока, он явно боится ее прихода. Между ними еще не все кончено, и он знает это, знает всю силу власти этой мерзавки над ним.

А вот догадывается ли Шхина, что Лилит до сих пор не оставила своих гнусных планов относительно своего бывшего любовника?

2

1305-й год. На Святую Пасху

 Шхина должна беречь Абулафию как зеницу ока – а не то в моем старом друге поселятся силы зла, да так поселятся, что он сразу даже и не заметит этого. Лилит, она ведь воровка и обманщица, вполне может появиться под видом Шхины: с нее станет.

Мой бывший учитель не зря боится Лилит. Без помощи Шхины ему никак не одолеть ее.     

Так что Абулафия предупреждает об опасности меня, а дрожит сам. Мне же совершенно нечего бояться – я для Лилит не представляю более никакого интереса.

Лилит сбивает с пути верующих иудеев. И предатели вроде меня – это для нее отработанный, ненужный материал.

Я уже изменил своему народу и вере отцов своих и уже не одно десятилетие обретаюсь в лоне Святой Католической церкви.

Зачем я теперь Лилит? Она в мою сторону более и не посмотрит. Так что мой бывший учитель зря тревожится за меня. Так я ему и говорю, но он не отвечает мне – как будто не слышит. И продолжает делать вид, будто страшно заботится обо мне.

Но я-то доподлинно знаю: этой мерзавке Лилит нужна великая душа Абулафии, ей хочется присвоить семя того, кого божественная Шхина объявила пророком Господа и приблизила к себе настолько, что возлегла на него. Лилит готова на все дабы украсть то, что по праву принадлежит Шхине.  

Так что каждый из нас остается при своей правде. Абулафия предостерегает меня и делает вид, что тревожится за меня, а я знаю, что Лилит продолжает охотиться-то как раз именно за ним.

3

1305-й год. Ночь Святого Вальпургия

Говорят, кстати, что в свое время Абулафия был вознесен на небеса.

Конечно, это всего лишь глупые бредни, и верить в это нет никакого смысла.

Однако если тут все-таки есть хоть какая-то доля истины, то, значит, Шхина, наконец, одолела обманщицу Лилит, бессовестно ворующую мужское семя, и отстояла Абулафию у демонических сил. Это означает, что проиграл и супруг Лилит Змей – Самаэль и все подвластное ему царство зла.

Самаэль ведь был наказан Господом и остался не только без мужского естества своего, но и без ног.

Однако из-а грехов Израиля Самаэль опять крепко снабжен ногами, на которых он прочно и прямо стоит.

Так вот из-за вознесения Абулафии под присмотром Шхины не потерял ли опять Самаэль свои ноги?

Вознесение Абулафии – это важный и в высшей степени отрадный знак.

Значит, мой бывший учитель и друг и в самом деле стал пророком Господа нашего. Если только, конечно, это вознесение произошло.

 

«ЮНОСТЬ МИСТИКА».

ПОСЛЕСЛОВИЕ СОСТАВИТЕЛЯ

 

       Вынужден признать, что фактов о юности моего великого предка и о начале его пророческого служения, увы, мне удалось наскрести маловато, да и то их приходилось, в целях восстановления общей картины, буквально склеивать из обломков, а эти обломки еще нужно было где-то выискать, выудить, отцедить от массы чужеродного материала, что было совсем не легко и сопряжено с огромным множеством трудностей.

Я уже не говорю о том, что большинство трудов Абулафии и его учеников так до сих пор и не опубликовано, и для того, чтобы отобрать фрагменты для настоящего сборника, мне пришлось изрядно рыться в архивах, вчитываясь в плохо читаемые и мало понятные каббалистические рукописи, коих я вынужден был просмотреть не один десяток.

Работа заняла у меня не менее двух десятилетий. Практически все дни своих отпусков и праздников я тратил на то, чтобы собирать по библиотекам Европы сведения об Абулафии, дабы хоть в общих чертах можно было восстановить картину того, как шла подготовка к его пророческому служению, как формировалась его уникальная каббалистическая система.

Я не историк философии и вообще не историк и даже не специалист по каббале, поэтому мне приходилось быть особенно осторожным и корректным при собирании и обработке данных, которые в будущем могут лечь в основание биографии Абулафии.

Какие-то огрехи я, видимо, все-таки допустил – без этого, известное дело, книг не бывает – , но, видит Бог, я всегда старался избегать сознательных искажений; более того, старался уберечь себя от них.

Цель у меня была одна, и она была чиста: восстановить правду о великом мистике XIII-го столетия, приоткрыть завесу над тайнами, окутывающими деяния и творения одного из первых каббалистов, создателя профетической (пророческой) каббалы.

 

АНДРЕА БОЛАФФИ,

адвокат

20.XII.05 г. Милан

 


 

[1]  Все даты даются по европейскому календарю. Андреа Болаффи.

 

Напечатано в альманахе «Еврейская старина» #1(84) 2015 berkovich-zametki.com/Starina0.php?srce=84 Адрес оригинальной публикации — berkovich-zametki.com/2014/Starina/Nomer84/Kurganov1.php

Рейтинг:

0
Отдав голос за данное произведение, Вы оказываете влияние на его общий рейтинг, а также на рейтинг автора и журнала опубликовавшего этот текст.
Только зарегистрированные пользователи могут голосовать
Зарегистрируйтесь или войдите
для того чтобы оставлять комментарии
Лучшее в разделе:
Регистрация для авторов
В сообществе уже 1129 авторов
Войти
Регистрация
О проекте
Правила
Все авторские права на произведения
сохранены за авторами и издателями.
По вопросам: support@litbook.ru
Разработка: goldapp.ru