Ещё из детства
Утро. Солнце. Блеск росы.
Ни вина ещё, ни девок.
На руке моей часы –
Ни стекла на них, ни стрелок.
Мне сосед их подарил
Без малейшего подвоха.
Я, как чудо их носил,
Как завидовал мне Лёха!
Из одежды лишь трусы
И – бегом в объятья мая.
И носил я те часы,
Даже на ночь не снимая.
Всё прошло давным-давно,
А тогда – судите сами, –
Вечность с нами шла в кино,
Мяч гоняла вместе с нами...
* * *
Про себя скажу вам: лично
Я давно устал уже,
Выражая гармонично
Дисгармонию в душе.
И не будет ли логично
Мне, отбросив все клише,
Выражать дисгармонично
Дисгармонию в душе.
Отцветали сады, крепла завязь,
Плыл рассветный туман над рекой,
И в душе крепла белая зависть –
Обрести вот такой же покой.
Не придумывать больше невзгоды,
Никакой не сторониться беды,
Не считать ни минуты, ни годы,
Принося в час урочный плоды.
* * *
Я расстроен, рассеян, забрызган,
Как эпоха, в которой живу.
Пляшут бесы с ликующим визгом,
Но уже не во не – наяву.
Всюду попраны напрочь святыни,
Всюду славят златого тельца.
Человек в беспредельной гордыне
Отвернулся от лика Творца.
Эти старые общие фразы
Я пишу, понимая вполне,
Что и ваши не новы гримасы,
И слова, что вы скажете мне.
* * *
Иду по кромке жизни,
Дурную мысль гоня.
Шатает пульс Отчизны,
Как пьяного, меня.
Боюсь свалиться в бездну,
Ведь я совсем без крыл.
Запеть со страху песню?
Но все перезабыл.
Иду по кромке жизни,
Не глуп и не умён.
Неровен пульс Отчизны,
И мой час неровён.
Страшный вопрос
Господь, вопрос мой разреши,
Он вызывает опасенье:
А если Родины спасенье
В спасенье собственной души?
А я грешу, хоть в том и каюсь,
Но при раскладе при таком
Не я ли, Господи, являюсь
Отчизны собственной врагом?!
* * *
Мы с семьёю поехали в горы:
Я – размыкать извечное горе,
А семья – отдохнуть, загореть
И, как молвится, мир посмотреть.
Не размыкал я вечное горе,
Но семья отдохнула моя.
Постояли те горы во взоре,
Как слеза. И смахнул её я.
Не сразило меня гор величье,
Говорю никому не в укор:
Восхищение – дело девичье,
А я духом был старше тех гор.
* * *
А что я сделал для России?
Боюсь ответа своего.
Ведь я не сделал ничего,
Чтоб, как траву, нас не косили.
Коль так, мы скоро в Лету канем,
Тут силы тёмные все «за».
Мне становиться надо камнем,
Чтоб на него нашла коса.
* * *
Вспоминая о тех, кого нет,
Погружаюсь в себя, как в могилу,
Вопрошаю: «Дашь, Господи, силу,
Чтобы снова вернуться на свет?»
Отвечает отверстая бездна:
«Страх в тебе от земного ума.
Что тебе о почивших известно?
Почему ты решил, что там тьма?
Там ни дней, ни ночей и ни лет,
Только свет, ослепительный свет».
* * *
Россия – Божия раба!
Мне ослепительной до дрожи
Твоя увиделась судьба.
Увы, то было сном, но всё же,
Когда в душе не песнь, а стон,
Когда в тоске, как в топи, вязну,
Я вспоминаю этот сон, –
Не мог он сниться понапрасну.
Горькое признание
Пишу о горьких вдовьих слёзах,
Пишу о наших страшных днях.
Пишу о самых разных позах
Солдат, застывших на камнях.
Писать же о чудесных грёзах
Не остаётся в сердце силы,
И если я пишу о розах,
То лишь на воинской могиле.
Почти притча
Гриф не ждал расправы скорой,
Думал: «Глупая страна!
Скажут: ворон с шеей голой».
И ошибся старина.
Вышел дед с берданкой древней,
Взвёл курок – и грифа нет.
Закопали за деревней.
Вот весь, собственно, сюжет.
Что добавить ещё можно?
Вроде всё сказал. Ах, да.
Впредь с Россией осторожно
Обращайтесь, господа.
Родина-Мать
Ты стольких сыновей пережила!
Что может быть страшнее? Я не знаю.
И поступь твоя стала тяжела.
Утешить тебя даже не дерзаю.
