* * *
Каких вас придумывал! Боготворил!
Спасибо влюблённому воображенью!..
И как же сегодня смириться с прозреньем,
ведущим меня среди ваших могил?
* * *
Любви восторги, муки, а ответом –
лишь дружба хладнокровная твоя...
Две разных песни не споёшь дуэтом.
Не заштормит стальная колея.
Прощай! Тебе уход мой залатают
друзья, чья кровь, как в озере вода.
А я любовь свою не запятнаю:
она не станет дружбой никогда!
* * *
Признанья скрипочки тоскливые
смычок услужливо ловил.
И пела женщина счастливая
об ожидании любви,
о наших горестях и чаяньях,
о вечном, смертном, о судьбе.
Лгала мелодия нечаянно
и обо мне, и о тебе,
чтоб вновь могла мечтать и каяться,
и верить глупая душа,
забыв, что вновь не возвращается
любовь, которая ушла.
* * *
Из трубки голос, звуков всех родней,
услышал –
и душа уже ликует...
«...Ты знаешь, не звони домой ко мне –
бойфренд сегодня у меня ночует...»
..............................................
Свинцом набрякла в горле немота,
поплыли вещи в комнате размытой –
то ль изменился воздуха состав,
то ль у планеты сдвинулась орбита.
Предстала жизнь безжалостней, чем смерть.
И я, рыча от муки нестерпимой,
был обречён за часом час смотреть,
как тело обнажённое любимой
за тьмой ночной, там, в жёлтых бликах свеч,
в мужскую страсть вплеталось на кровати
всё – чувственность от пяток и до плеч,
от крика губ до судорог объятий...
Душа, как зверь в охотничьей сети,
перед жестоким пыточным экраном
металась. И мне грудь разворотив,
задёргалась у ног ошмётком рваным.
И прохрипел я Господу: «За что
меня на этом свете истязаешь?..»
Ответ небес был мудрый и простой:
«Возрадуйся! Как любишь – так страдаешь!»
* * *
Сотрутся горы, высохнут моря,
земная жизнь приблизится к закату,
в ночной пустыне звёзды догорят...
Всё приходяще в мире. И когда-то
Вселенная сожмётся в точку. Но
мой космос будет вечным неизбежно:
останутся в пространестве неземном
безбрежные Любовь к тебе и Нежность.
* * *
Моё счастье не мне буйну голову кружит.
Оно кем-то другим было выпито прежде.
Я от жажды умру, и друзья обнаружат
в моей фляжке на дне двести граммов надежды.
* * *
Добро и зло ведут извечный бой –
разор, разруха, трупы и калеки...
До нас был мир не добрый и не злой –
пусть тот покой не сбудется вовеки.
* * *
Всё преходяще: слава и богатство...
И жизни срок – Вселенной краткий вздох.
Лишь вечно то, что в нравственные святцы
запишет Совесть будущих эпох.
* * *
Состраданье со скрипкой выходит в атаку
против силы, крушащей металл и гранит...
Заутюжен скрипач в землю траками танка.
Лишь мелодия в небе над миром парит.
* * *
Как Бог, веду со штормом разговор.
Пронзённый мачтой, дикий ветер стонет.
Бессильной птахой на моей ладони
корёжится бунтующий простор.
Бессмертие
Смотрел с восторгом древний грек на горы,
на трепет трав, на грузный лёт шмеля,
на юных дев, на блики солнца в море...
ну точно так же,
как сегодня – я.
* * *
Думая о своём,
он смотрел на плачущую мать,
как на слово «мама»,
написанное кем-то
в автобусе на запотевшем окне,
по которому стекают капли росы.
* * *
Есть только старость – предпоследний путь.
Какая, люди, мудрость там, где старость?!
Душа увяла – страсти не вернуть,
а вместо тела – тяжесть и усталость.
И если я, не сгинувший в штормах,
смогу доплыть до острова, где старость –
пусть даст мне Бог не выжить из ума,
чтоб не творил ни склок, ни мемуаров.
Пусть даст мне сил не рваться к островам,
где чьё-то (не моё) восходит утро,
и мудрости, чтоб не претендовать
на молодость, тем более – на мудрость.
* * *
В выброшенной в лужу кукле
ты увидел погибающего ребёнка,
взял её, обогрел на груди – и заплакал
от нежности огромной и от одиночества,
так как Вселенная – огромна и одна.
* * *
Путь беззаботный и счастливый
ему фортуна нарекла.
И пил он жизнь, как летом – пиво,
чтоб с удовольствием текла.
В ряды вершителей не влился
и не вершил великих дел.
Влюблялся часто и женился,
где надо плакать, песни пел.
Был глух, когда звучало «должен»...
Но случай... глупый и слепой,
беду метнув неосторожно
над растерявшейся толпой,
дал на раздумья ей минуту,
жизнь попросив из всех одну.
Он встретил смерть легко, как будто
не смерть, а новую жену.
* * *
Лишь только юность вложишь в ножны,
жизнь станет краткой, близкой – смерть.
Чтоб это было невозможно,
я молодым случайно должен
лет через двести умереть.
