АИСТЫ
Дружба – небольшой украинский городок, расположенный недалеко от стыка трёх государственных границ – Украины, России и Белоруссии. Название городка символичное и, на мой взгляд, глубоко верное. Это моя малая родина.
Помню, в детстве мы часто ходили на окраину городка, к старому высокому дубу «смотреть аистов». Они поселились там сразу после войны, оборудовав себе гнездо на его сухой вершине. «Это к счастью!» – взволнованно говорили тогда люди, жившие в полуразрушенном посёлке и измученные войной.
Шло время. Вместе с ним и жизнь шла своим чередом. Многое в ней менялось, и только аисты с завидным постоянством каждую весну прилетали на своё старое насиженное место. Столько лет прошло – целая жизнь. Многое из того, что было в ней, уже забыто, а вот одинокий дуб с сухой вершиной и аистов на нём помню, как будто видел их вчера.
Как-то после многолетнего перерыва (так случилось), я снова приехал в родные места. Было лето и на второй день я, конечно же, пошёл «смотреть аистов».
Ещё издали увидел, что старый одинокий дуб стоит без вершины. Ни аистов, ни их гнезда больше не было.
– Когда это случилось? – взволнованно спросил я у первого встречного, показывая на дуб.
– Лет пять назад. Был сильный ветер, молния ударила в вершину, та вместе с гнездом с птенцами и обвалилась. Спаслись только взрослые аисты.
Я был потрясён.
– Да вы не расстраивайтесь так. Живут эти аисты у нас. Кстати, не далеко от дома вашего брата. Пусть он расскажет вам, какая драматичная и в то же время трогательная история произошла с этими аистами.
– Когда гнездо упало на землю, погибли не все птицы, – рассказал брат. – Один с перебитыми ногами выжил. Его то и подобрал сосед Володя – добрая душа. Но слушай, что было дальше. Наложив шины и перевязав аистёнка, он поселил его на крыше сарая, в деревянном корыте. И родители птенца сразу же его нашли. Они после бури целый день с тревожным криком носились над местом трагедии – больно было на них смотреть.
Ну а дальше, как рассказал брат, обнаружив птенца, аисты поселились рядом и стали носить ему еду. Ведь он ещё не успел встать на крыло, а теперь вот ещё и ноги…
Дальше произошло непоправимое. Видно, чувствуя ход времени, аистёнок однажды взмахнул крыльями, оторвался от крыши сарая и… рухнул вниз. К старым ранам добавился перелом крыла. Поспешил, бедняга. Теперь, почти весь перевязанный, он подолгу неподвижно сидел в своём гнезде, безучастно глядя перед собой. Даже присутствие родителей не радовало его.
А лето уже откровенно подходило к концу, и аисты стали вести себя нервно, ведь надежды на скорую поправку птенца уже не было. Это понимали и люди, и птицы.
И вот однажды неожиданно, на глазах у всех, птенец, только что спокойно сидевший в гнезде, судорожно и с каким-то неистовством взмахнул здоровым крылом, белым пламенем взвился над крышей сарая и со всего маху рухнул вниз. Все, кто это видел, оцепенели. Птицы, кажется, тоже. Ведь они понимали, что, убивая себя, их птенец давал им возможность ещё успеть начать путь в тёплые края – осень подступила вплотную.
На следующий день аисты долго парили над домом, где нашёл приют и, казалось бы, спасение их детёныш, но где он и погиб. Затем они улетели.
Прошла долгая зима. А вот и весна – обновление природы и начало новой жизни. Володя, на подворье которого произошла эта невероятная история, проснулся однажды, услышав во дворе странный шум. Выглянув в окошко, обомлел: по двору, около сарая, по-хозяйски топая длинными ногами, разгуливали два аиста.
Птицы не забыли доброту людей. Они вернулись к ним. Володе ничего не оставалось делать, как смастерить на столбе остов гнезда. Птицы натаскали туда хвороста, и вскоре в новом птичьем доме появились птенцы. И так уже который год.
«К счастью!» – всегда говорят люди, когда к ним прилетают аисты.
ГИБКАЯ СИСТЕМА
Этот случай произошёл со мной в далёкие семидесятые. Как известно, в летний период транспорт всегда испытывает максимальную сезонную нагрузку от наплыва пассажиров. Причём, это касается всех видов перевозок, включая железнодорожные.
Итак, время летних отпусков. Лётчиков, как впрочем, и других работников транспорта редко отпускают в это время отдыхать. И то верно – в самый разгар лета прилетел наш экипаж в Домодедово, выполняя авиарейс по доставке груза в интересах своего предприятия – Арсеньевского машиностроительного завода «Прогресс». После посадки экипажу поступила команда разместиться в гостинице и три дня ожидать обратную загрузку, используя свободное время по своему усмотрению.
«А не смотаться ли мне домой, на Украину!» – мелькнула шальная мысль. А что, время в пути чуть больше семи часов на поезде до родной узловой ж. д. станции Хутор-Михайловский. День в отчем доме, а затем назад. Неожиданная перспектива повидать родных и друзей подтолкнула к энергичным действиям. Однако мой энтузиазм заметно поубавился, как только я оказался на Киевском вокзале – очереди у билетных касс были ничуть не меньше, чем в аэропорту Домодедово. Впору было бы и отчаяться, не будь я работником транспортной сферы народного хозяйства страны Советов. К тому же моя дорожная экипировка уже предусмотрительно соответствовала обстоятельствам: в объёмном саквояже имелись бутылка Советского шампанского и бутылка спирта-ректификата, сэкономленного противообледенительной системой винтов самолёта Ан-8 в полёте из-за отсутствия какого бы-то ни было обледенения.
Все щепетильные вопросы типа «профессиональной взаимовыручки» на транспорте (я был в форме) в то время всегда решались через служебный вход. Симпатичная дежурная по транзиту быстро помогла мне оформить обмен шампанского на билет в детской кассе, предупредив, чтобы спешил – до отхода поезда оставались считанные минуты. Запыхавшийся, но радостный подбежал я к своему вагону.
– Так мы же не останавливаемся в Хуторе! – ошарашила меня проводница. – Впрочем, садитесь, сейчас уже поздно что-либо менять. Что-нибудь придумаем, – торопливо добавила она.
Позже, когда состав тронулся, и у проводницы появилось относительно свободное время, я пошёл к ней на консультацию.
– Сделаем так, – начала проводница. – В Брянске у нас меняется бригада. Подойдёте к машинисту, поезд стоит пятнадцать минут, успеете. И договоритесь. Он притормозит вам.
– Как притормозит? – изумился я. – Разве это возможно?
– Да что вы как маленький. А ещё лётчик! Мужики должны уметь договариваться – пристыдила она меня.
В Брянске я сделал всё так, как она учила. И убедился, что спирт-ректификат из противообледенительной системы винтов самолёта способен растопить не только лёд на лопастях этих самых винтов, но и вызвать большой прилив чувства профессиональной солидарности у работников транспорта.
В купе меня ждала неплохая компания – инженер, ехавший в Киев в командировку и общевойсковой капитан. По возрасту – мои ровесники. Выпили, разговорились. Я рассказал им о своих свершившихся и ожидаемых дорожных приключениях. Послушал их рассказы о житье-бытье на западе. И вскоре, сославшись на усталость, взобрался на верхнюю полку, в надежде хоть немного уснуть перед домом. Уже засыпая, услышал, как инженер чуть заплетающимся языком говорил капитану:
– А вы знаете, уважаемый, если нашему другу всё же удастся за бутылку спирта остановить скорый вне расписания, то придётся признать, что у нас в СССР существует очень гибкая экономическая система.
Когда за десять минут до моей станции меня растолкала проводница, мои попутчики спали мёртвым сном. Мысленно пожелав им счастливого пути, я вышел в тамбур и спустился на подножку вагона, ожидая, когда машинист сбавит ход, как он обещал, «до скорости быстро идущего человека». Железнодорожная станция плавно приближалась, вызывая в душе волнение. Вдруг послышался отчётливый скрежет тормозов и наш вагон, дёрнувшись напоследок, решительно остановился против вокзала и одинокой растерянной фигурки дежурной по перрону с жёлтым флажком в руке. Я мгновенно внутренне собрался и чинно, чтобы соответствовать моменту, сошёл на перрон, важно прошествовав мимо оторопевшей работницы стальных магистралей.
«Знай наших!», – ликовала душа, а сознание благостно фиксировало силу влияния ректификата на доброту человеческих отношений.
