Мария Маркович и Иван Тургенев: история отношений
(на материале переписки)
Это эссе посвящено истории взаимоотношений двух классиков - классика русской литературы Тургенева и украинской - Марии Маркович (Марко Вовчка). Мне представляется, что роль Марии Маркович в жизни Тургенева исследователями недооценивается. Между тем, в годы, предшествующие «баденскому периоду» в жизни писателя, эта женщина была для него человеком очень близким и дорогим. Об этом можно судить по интенсивности и эмоциональному накалу их переписки. Тургенев проявлял неподдельный интерес к ее творчеству, переводил ее рассказы и повести, но и к самой Марии при всем несходстве их жизненного опыта, взглядов и поведения – писатель был, по его собственному признанию, «привязан». Скорее всего, речь идет не о только о привязанности, но и о влюбленности, и даже о любовном романе. Разрыв их отношений в 1864 году, - инициатива которого исходила от нее, по всей видимости, был воспринят Тургеневым болезненно. Мне хотелось подробно, шаг за шагом проследить ход этих необычных отношений, из развитие и эмоциональную вершину и затем быстрый и такой неожиданный конец. Строчки писем, свидетельства современников говорят о многослойности и многосторонности этого внезапно оборвавшегося романа. По мере сил я постаралась разобраться в его узлах и сплетениях...
Любимейший автобиографический герой Тургенева, Федор Лаврецкий из романа «Дворянское гнездо», потерпев крах в своих надеждах на обновление жизни, на женитьбу на полюбившейся ему юной девушке, с горечью восклицает: «Здравствуй, неизбежная старость! Догорай, бесполезная жизнь!» Между тем, Феде Лаврецкому едва перевалило за сорок (ему 43 года), самый расцвет для мужчины. Отметим для себя, что предмет «поздней любви» Лаврецкого (хотя ему всего-то 35) – молодая девушка, лет девятнадцати. Разница в возрасте между ними большая – примерно как между отцом и дочерью.
Тургеневский роман «Дворянское гнездо» дописывался летом 1859 года в Спасском. В это время у Тургенева уже шла активная переписка с его новой знакомой, Марией Александровной Маркович.[1] Несколько раньше, в 1858 году, в переводе Тургенева вышли украинские рассказы Марии Александровны, взявшей себе псевдоним – «Марко Вовчок». Тогда же Мария Маркович вместе с мужем и маленьким сыном из провинциального Немирова приехала в Петербург, где произошло ее очное знакомство с Тургеневым. В 1859 году она с шестилетним Богданом в сопровождении знаменитого уже к тому времени писателя Тургенева пересекла русскую границу, направляясь в Германию, и Иван Сергеевич эту совместную поездку хорошо запомнил, вспоминал ее в письмах, а спутников своих проводил даже не до Берлина, как первоначально предполагалось, а до самого Дрездена.
Итак, переписка Тургенева и Марии Маркович начинается в 1859 году и обрывается – обрывается внезапно, так рвут отношения, когда не хотят затягивать и вдаваться в объяснения, – в 1864 году.
За спиной у двух корреспондентов к тому времени пять лет интенсивного общения, причем не только эпистолярного. Оглядев весь массив этой корреспонденции, можно сделать вывод о том, что начиналась она как переписка старшего и младшей (Тургеневу в 1859 году 41 год, Марии Александровне – 26), учителя и ученицы, кончилась же в несколько иной диспозиции. Какой? Об этом дальше. Прежде чем конкретно говорить о содержании писем, набросаем штриховой портрет той, к которой Тургенев в своих письмах неизменно обращался «Любезнейшая Марья Александровна».
Кто она, эта «любезнейшая Марья Александровна», откуда взялась?
Мария Александровна Вилинская-Маркович
Развеем некоторые повторяющиеся мифы. Мария Александровна Вилинская родилась в 1833 году (часто указываемый 1834 год - неверный). По происхождению она русская, росла в провинциальной дворянской семье своей матери, так что все разговоры об ее украинских корнях являются домыслами. Место ее рождения село Екатерининское Орловской губернии, неподалеку от Ельца. Ее мать, Прасковья Петровна Данилова, рано вышла замуж за офицера Сибирского полка Александра Виленского. Виленский (впоследствии его фамилия преобразовалась в имени дочери в Вилинскую) был пришлый, «из студентов», поэтому не могла Маша в детстве жить в его имении, о чем читаем в некоторых источниках.[2]
После ранней смерти мужа мать Маши выходит замуж вторично, брак оказался неудачным – муж, картежник и пьяница, скрылся, прокутив приданое жены и оставив ее с пятью детьми (включая двух его детей от другого брака). По поводу родного отца Марии Вилинской возникают вопросы. Да, пришлый, да, 15-летняя бесприданница Прасковья не имела с мужем-военным общего «гнезда». Но что кажется еще более странным, что он заболел (болезнь не называется) и умер в 1840 году, не дожив до 40 лет в Туле, в больнице «общественного призрения».[3] Муж небогатой, но помещицы, дворянки, отец двух ее детей умирает не в ее доме, а в больнице «для бедных», содержащейся на казенный счет. Есть о чем подумать... Фамилия Виленский (с географической отсылкой к Вильно) вызывает мысль о еврейском происхождении отца писательницы, мальчиков из еврейских семей забирали в кантонисты, часто насильственно крестили и давали фамилии по имени того места, откуда они родом...
Как бы то ни было, после смерти мужа мать отправила Машу в четырехгодичный Благородный женский пансион в Харькове, где ученье и общение пансионерок проходило исключительно на французском языке. Пансион, в котором требовалось беспрекословное послушанье, непокорная Вилинская бросила через два года, не доучившись и не получив свидетельства об окончании. Таким образом, ученье в «институте», которое приписывает ей статья в словаре Брокгауза и Ефрона - ее текст написал сам Семен Афанасьевич Венгеров, – это миф. Вся эта биографическая путаница объясняется только тем, что сама Вилинская-Маркович крайне неохотно говорила о себе и никогда не поправляла ошибочных сведений в своей биографии[4].
Из пансиона Мария приехала не домой, а к тетке, Катерине Петровне Мардовиной, в Орел. Здесь, в салоне Мардовиной, она познакомилась с Афанасием Васильевичем Марковичем, киевским студентом, высланным под надзор орловского губернатора вследствие своего участия в Кирилло-Мефодиевском братстве. Когда нужно было сделать выбор – богач Ергольский или бедный ссыльный, исправляющий мелкую должность в губернаторской канцелярии, 17-летняя Мария решительно выбрала последнего. В сохраненной сыном записке она писала суженому: «Пиши скорее, как сделать. Я НЕ ЗАДУМАЮСЬ...» Она бежит из дома тетки, и они с Афанасием венчаются, о чем тетка узнает только через три дня.
Эта решительность – сделала как отрубила, взяв на себя тяжесть смелого до безрассудства поступка, – будет ей сопутствовать всю жизнь.
Афанасий Васильевич был украинский патриот, прошедший за свои взгляды через этап, допросы и заточение в крепости, впоследствии он продолжал находиться под секретным полицейским надзором. Афанасий, или Опанас, прекрасно говорил по-украински, знал множество народных украинских песен, занимался народной этнографией, собирал по деревням фольклор. Они с молодой женой уехали на Украину. Жили то в одном, то в другом живописном месте, в зависимости от работы Афанасия, - в городке Остре Черниговской губернии, в Чернигове, Киеве, Немирове. Вместе с мужем Мария ходила по хатам, записывала народные песни[5], у Афанасия это было занятием для души. Мария Маркович не только овладела украинским языком (тогда говорили малороссийским наречием), но стала писать на нем рассказы из народного украинского быта. В 1858 году при посредстве друга Афанасия Марковича, также участника Кирилло-Мефодиевского братства, критика и издателя Кулиша, жившего в Петербурге, в столице были опубликованы 12 рассказов «Народнi оповiдання» Марко Вовчка - такой она взяла себе псевдоним. Книгу заметили, через год ее перевел[6] Тургенев, снабдив предисловием переводчика. Там он писал: «Малороссийская читающая публика давно уже познакомилась с «Народными рассказами» Марка Вовчка, и имя его стало дорогим, домашним для всех его соотечественников. Чувствовалась потребность сделать его таким же для великорусской публики...» Тургенев говорил дальше о своем желании сохранить в переводе «ту особую, наивную прелесть и поэтическую грацию, которою исполнены «Народные рассказы»[7].
Имя переводчика привлекало внимание. Вот свидетельство Герцена: «Рассказы эти... остановили нас именем переводчика. Прочитавши, мы поняли, почему величайший современный русский художник Иван Тургенев перевел их. В петербургских болотах, в московской пыли не растут такие дубравные цветы; тут все чисто и здорово, неистощенная земля, непочатое сердце, тут веет полем после весеннего дождя».[8] Тургенев был польщен, он не ожидал от Герцена такой оценки: «величайший современный русский художник». Но и Мария Маркович удостоилась высокой похвалы. Впоследствии Тургенев переведет еще одну ее вещь, написанную по-украински, – повесть «Институтка» (1859-1861). Тургеневу повесть понравится. Однако в дальнейшем писательница от украинского языка и украинской тематики отойдет, будет писать на русском и на французском, переводить с французского и с польского. При этом все то, что было ею написано в ранней молодости по-украински, за кратчайший срок – всего-то пять лет с 1857 по 1862 год, - сделает ее классиком украинской литературы.
Евгений Брандис, обрывая свою книгу о жизни писательницы на моменте ее знакомства в Петербурге с Тарасом Шевченко, увидевшим в Марии свою ученицу и продолжательницу, так подведет итог этой жизни: «К 26 годам (то есть к 1859 году, - И.Ч.) М. А. Маркович достигла своего Монблана»[9]. Мне, однако, кажется, что это далеко не так. Жизнь человека - это ведь не только творчество, принесшее признание, но еще и «жизнестроительство», куда входит обретение дружбы и любви, встречи, проблемные моменты, связанные с важными решениями, семья и дети, перемещения в пространстве... А все это в судьбе нашей героини имело место, всего было ей отмерено полной мерой и даже через край. Судите сами.
Приехав в 1859 году в Германию, она активно пишет рассказы на русском и украинском, переписывается с Тургеневым и Герценом. Про переписку с Тургеневым буду говорить особо, что до Александра Герцена, то он был очарован Марией Маркович, два раза принимал у себя, приезжал в гости из Брюсселя. Скорее всего, кроме личной симпатии, которую он к ней испытывал, он видел в молодой женщине связницу и корреспондентку для «Колокола». Позднее их отношения испортились, причина была личная, об этом еще напишу.
В Петербурге Мария была в центре кружка «малороссов» («...служила украшением и средоточием небольшой группы малороссов, съютившейся тогда в Петербурге и восторгавшейся ее произведениями: они приветствовали в них – так же как в стихотворениях Шевченка – литературное возрождение своего края»[10]). За границей вокруг нее вились молодые русские социал-демократы, а также поляки, мечтавшие о независимости своей родины. Круг молодых людей состоял, в основном, из влюбленных в Марию юношей. С одним из них, Александром Пассеком, у Маркович был продолжительный роман, завершившийся с его безвременной кончиной. Говоря о ней и Тургеневе, я обязательно коснусь этого сюжета.
Живя в Париже, Маркович сблизилась с издателем детского журнала Этцелем (псевдоним П. Ж. Сталь), владевшим эксклюзивным правом на издание Жюля Верна. Он познакомил Марию с замечательным французским романистом, и Мария из рук самого Жюля Верна получила исключительное право переводить его произведения. Чем она и занималась, когда в начале 1870-х годов издавала в России иллюстрированный журнал «Переводы лучших иностранных писателей». Мария сама содержала себя и ребенка, деньги зарабатывала литературным и издательским трудом, помощи ждать ей было не от кого (Афанасий Васильевич умер как раз в год ее возвращения из-за границы в 1867-м, впрочем, они с ним разъехались уже в 1860-м, хотя и переписывались до самой его смерти).
Вернувшись в 1867 году, со смертью Александра Пассека, в Россию и привезя его тело в свинцовом гробу для захоронения, Мария Маркович в течение двух последующих лет вместе со своим троюродным братом Дмитрием Писаревым сотрудничала в щедринско-некрасовских «Отечественных записках», вела в них отдел иностранной литературы.
Нужно сказать, что в 1861 году, во время своего путешествия в Италию, в Неаполе Маркович встречает Добролюбова, приехавшего туда для лечения. И вплоть до самой его смерти от чахотки в 1862 году они с ним переписываются. Николай, а затем, по его просьбе, и Чернышевский, помогают ей в ее издательских делах и разборках с издателями. Много позже Николай Гаврилович Чернышевский, находящийся в ссылке в Астрахани, куда ее сын Богдан будет также сослан за революционную деятельность, – попросит Марию прислать письма Добролюбова, рассказать об общении с ним. Николай Гаврилович, когда-то приветствовавший появление писательницы, как оказалось, спустя много лет не изменил своего к ней отношения, хотел переиздать ее сочинения. Вот его поздний отзыв о ней в письме к Богдану Марковичу: «...передайте, что я всегда очень любил ее, что я глубоко уважаю ее сочинения и считаю самой даровитою, и самою высокою – последнего времени...»[11] В письме к Богдану от 10 сентября 1887 года Мария Александровна пишет о своем непродолжительном общении с Добролюбовым («какие-нибудь месяц или два»), во время которого «он обращал меня, что называется в свою веру... отзывы его о многих, которые пользуются «симпатиями русской публики», были более чем непочтительны. Особенно горько и язвительно осмеивал он Тургенева».[12] В том же году в письме к Н. Г.Чернышевскому Маркович просит о двух вещах. Первая связана с литературным псевдонимом Марко Вовчок, выбранным в юные годы. «Если Вы пожелаете привести что из моих воспоминаний в печати, то, прошу Вас, не выставляйте моего имени... мне одна мысль видеть опять это имя или, правильнее, кличку в печати невыразима тягостна...» И вторая – о своем нежелении предавать огласке ВСЕ, услышанное от Добролюбова: «Если я правильно поняла, Вы желали, чтобы я написала все, что слышала от Ник(олая) Алекс(андровича). Я так и сделала, за исключением одного рассказа его, который не считаю вправе передать...»[13]
В свете того, о чем Мария Александровна писала в письме к сыну, правдоподобно предположение, что рассказ этот связан с Иваном Тургеневым... Но к этой теме я еще вернусь.
«Я гибель приносила милым», - скажет о себе Анна Ахматова. Что-то похожее могла бы сказать про себя и Мария Маркович. Во всяком случае, критик Дмитрий Писарев погиб всего через год после ее приезда и почти у нее на глазах – утонул в Рижском заливе в районе Дубулт, куда они с Марией и пятнадцатилетним Богданом поехали на отдых летом 1868 года. Писарев был не последней любовью Марии Маркович, но его смерть на фоне того, что уже было пережито с Александром Пассеком, чей свинцовый гроб ей также выпало сопровождать на родину, воспринималась ею тяжело. И рыдала она над его могилой безутешно. Именно ей, Марии Маркович, посвящены стихи Некрасова на кончину Писарева «Не рыдай так безумно над ним», написанные 7 августа 1868 г.[14]
Литературную деятельность Марии Маркович прервет неожиданный случай: ее обвинили в плагиате, вернее в присвоении чужого труда; оскорбленная писательница уезжает из Петербурга, поселяется в провинции. В 1878 году она вторично выходит замуж - за морского офицера Михаила Лобач-Жученко. Ей в это время 45 лет, мужу 27. У пары рождается сын Борис[15]. А дальше – судьба ведет Марию в места совсем в ту пору глухие, на Ставрополье, где служит муж, а после его отставки - в Карачаево-Черкесию, в богом забытый город Нальчик. Местом ее успокоения станет маленький хутор Долинский под Нальчиком, расположенный в Терской области. Она уйдет в 77-летнем возрасте, уже в новом веке, в промежутке между двумя революциями. До конца жизни будет сочувствовать революционным настроениям, за год до смерти в письме к сыну Богдану (от 17 ноября 1906) будет просить прислать ей слова и музыку «Вы жертвою пали в борьбе роковой» и «Русской марсельезы» («Отречемся от старого мира» на слова Петра Лаврова)[16]. Муж переживет ее всего на восемь лет.
Знакомство и первые шаги
Итак, личное знакомство Ивана Тургенева с Марией Маркович произошло в 1859 году в Петербурге. Вот его первое впечатление от встречи в письме к Василию Боткину от 10/22 февраля 1859 года:
«...г-жа Маркович (писавшая малороссийские рассказы под именем Марка Вовчка), премилая женщина, которая так ВЫГЛЯДИТ (как говорят петербуржцы) – как будто не ведает, какою рукою берется перо» .[17]
Из этого отзыва следует, что Мария выглядит как женщина, а не как «писатель», читай: синий чулок. Как же писательница выглядела в свои молодые годы? В нашем распоряжении имеется только один портрет и совсем мало описаний. Младший брат Дмитрий вспоминал, что она короной укладывала золотистые косы, Лесков, знавший ее в Орле, вспоминал чудесные каштановые косы и серые глаза.
Вот еще один отрывок из письма Тургенева к И. В. Павлову (февраль 1859): «Сама г-жа Маркович весьма замечательная, оригинальная и самородная натура (ей лет 25)...»[18] Здесь, как видим, нет описания внешности, есть только впечатление от личности, но у писателя, как правило, одно переплавляется с другим. Он же, Тургенев, в статье о Шевченко назвал Марию «украшением и средоточием» группы малороссов. Здесь оценка явно эстетическая. И еще один ранний тургеневский отзыв о МА из письма к Анненкову от 1860 года: «Это прекрасное, умное и поэтическое существо...»[19] Оборвем на этом цитату, вторая ее половина нам еще пригодится.
Глядя на портрет Марии Александровны, можно сказать, что она типичная украинская дивчина – круглолицая, с ясным и приветливым взором, такая, какою у нее изображены героини-крестьянки, например, гордая красавица Лемеривна из одноименного рассказа: «Лемеривна сидела между другими девушками и вместе с ними пела песни звучным и свежим голосом, сама свежа и спокойна, и уста улыбались, и лицо разрумянилось, и хорошие очи ясно глядели на всех».
По контрасту приведу отзыв о Марии Маркович ее младшей современницы, изменчивой и капризной подруги Достоевского Аполлинарии Сусловой, в чьем парижском Дневнике есть кое-что о встрече с «известной писательницей». В отзыве Аполлинарии – ей в то время 24 года, a Маркович - 31 - звучит неприкрытая женская ревность, а возможно, и неосознанная зависть, выразившаяся в нежелании признать другую женщину хоть немного привлекательной (о портретах МА): «Неудачными я нашла в этих портретах только позу, драпированную в какой-то плащ, что не шло к некрасивой ее физиономии».[20] Трудно сказать, о каких портретах идет речь, их у Маркович крайне мало, удивляет безапелляционно резкая оценка внешности: «некрасивая физиономия». Не оценив внешности Марьи Александровны, Аполлинария, как кажется, ошиблась и в определении ее характера: «Видно, что это женщина рассудительная, хладнокровная, увлекаться она не будет».[21]
Вообще-то и Тургенев, по воспоминаниям Тучковой-Огаревой, говорил, что Мария Маркович «некрасива», но для него это не было недостатком, тем более, что, говоря словами той же мемуаристки, «ее серые большие глаза были недурны, в них светился ум, малороссийский юмор, вдобавок она была стройна и умела одеваться со вкусом».[22]
Не могу не коснуться дневниковых записей Аполлинарии Сусловой, касающихся Марии Маркович. Как кажется, автор вступительной статьи и комментатор (Долинин А. С.) ошибается, говоря о «высокомерном» приеме, оказанном Марией Аполлинарии Сусловой. Судя по ее собственному Дневнику, высокомерия, желания показать свое «величие» в поведении хозяйки Суслова не заметила. Маркович одобрила показанные ей отрывки повестей Аполлинарии (по общему признанию, весьма слабых), уделила ей много времени и внимания. Меня заинтересовало упоминание Сусловой о матери писательницы, с которой Аполлинария познакомилась, не застав Марию Александровну дома. Колкая Аполлинария Суслова не преминула заметить, что Прасковья Петровна «старалась дать (ей) почувствовать, что вчера Тургенев ждал ее дочь целых два часа и все-таки уехал не дождавшись».
Мне однако важнее было само упоминание о матери, приехавшей «на подмогу» к дочери. Об этом визите, продлившемся все лето и осень 1864 года, есть упоминание в книге Б. Б. Лобач-Жученко[23]. До приезда Прасковьи Петровны Богдан, сын Марковичей, жил в швейцарском городке Веве у русского путешественника и математика Е. Р. Циммермана. Ученый обучал девятилетнего Богдана вместе с тремя своими племянниками математике. Как отмечает Борис Лобач-Жученко, это стоило немалых денег. Есть ли упоминание о визите матери в письмах? Оказывается, есть.
В 6-м томе писем Маркович нахожу ее письмо к мужу, написанное в октябре («жовтень») 1863 года: «Отже прошу тебе дуже, постарайсь, щоб вона якнайхутче (поскорее, - И.Ч.) виiхала до мене. Да нехай зараз бы виiхала i нехай зараз бы написала, що i як i коли буде».[24] И чуть ниже: «Бувай здоров та напиши, будь ласка, що ж то мама, чи вона ж при iде к празнику, чи ще нi. Коли б же хутенько» (побыстрее, - И. Ч.).[25]
По-видимому, как раз в октябре-ноябре Афанасий выслал за границу деньги, в которых семья нуждалась («Дуже iх треба тут»),[26] и Прасковья Петровна выехала к дочери. На Рождество она была с ними, и в мае 1864 года, когда ее увидела Суслова, еще оставалась за границей (уехала осенью). Итак, мать приехала к дочери, чтобы помочь с хозяйством – главным образом, с подрастающим Богданом. Как раз в это время Мария Маркович решилась на открытые отношения с Александром Пассеком – поселилась с ним в одном доме.
В том же 1864 году резко обрывается ее общение с Тургеневым, прекращается их переписка.
В то же время обращает на себя внимание, что переписка с мужем у нее продолжается. Он в курсе ее дел (далеко не всех) и даже высылает деньги «на Богдана». Нет, не случайно Тургенев заметил в одном из писем, что Мария Маркович «не без хитрости».
Но вернемся к Тургеневу. После трех лет знакомства он так формулирует свое мнение о характере своей приятельницы: «(Вы) столь же постоянны в ваших привязанностях, сколь непостоянны в общем ходе жизни».[27] Вообще, есть у меня подозрение, что, работая в год знакомства с Маркович над романом «Накануне» (1859), Тургенев воплотил некоторые черты ее характера в Елене Стаховой. Во всяком случае, у них многое совпадает:
«Стоило человеку потерять ее уважение, - а суд произносила она скоро, часто слишком скоро – и уж он переставал существовать для нее».
«Все впечатления резко ложились в ее душу; не легко давалась ей жизнь».
«Подруг у ней не было».
«... с шестнадцатилетнего возраста она стала почти совсем независима».
Но еще больше сходства у МА с еще одной героиней Тургенева – Марианной из романа «Новь» (1877), написанного, когда отношения писателя и его молодой приятельницы уже много лет как прервались.[28] Но это, как мы понимаем, ничего не значит. Очень похож портрет: «Лицо она имела круглое, нос большой, орлиный, серые, тоже большие и очень светлые глаза, тонкие брови, тонкие губы... от всего ее существа веяло чем-то сильным и смелым, чем-то стремительным и страстным». Совпадают у них и такие определяющие черты характера, как стремление к независимости и «не робкий нрав».
А теперь, сделав это отступление, перейдем непосредственно к нашей теме.
С какой целью Мария Маркович с сыном и мужем (он выехал вслед за ними) предприняла свой заграничный вояж? Судя по письмам, где говорится о предписании врачей проводить время в том или ином месте, она ехала за границу лечиться. Да и известно, что без направления врача выехать в то время за рубеж было нельзя. Но, кроме этой (все же побочной) причины, были и другие, о которых говорит сын писательницы в своих воспоминаниях: «Тургенев убеждал Марко Вовчка и ее мужа посмотреть, как живут за границей. Было обещано знакомство с Герценом, который сильно заинтересовался новым автором и высоко ценил его талант...»[29] Полагаю, что сыграли свою роль обе приманки. Молодая женщина рвалась увидеть ранее невиданное, поучаствовать в жизни. Будучи радикально настроенной, находясь в дружбе с украинцами и поляками, она, скорей всего, думала о деятельной помощи национально-освободительному движению. К тому же, обоих – Тургенева и Марию Маркович – привлекала возможность совместного долгого путешествия. Из Кенигсберга Тургенев проводил Маркович с сыном до самого Дрездена и лишь затем направился в Берлин и из него в Париж.
Мы не знаем, какие разговоры вели Тургенев и писательница во время утомительных переездов на дилижансе и остановок в придорожных гостиницах. Но путь этот запечатлелся в их памяти. Через полтора месяца, 10/22 июля 1859 года, Тургенев пишет: « ... я должен сказать, что с великим удовольствием примусь за продолжение тех длинных, длинных и хороших разговоров, которые происходили между нами во время нашего путешествия. Особенно остался у меня в памяти один разговор в маленькой каретке, между Ковно и границей, в тихую теплую весеннюю ночь. Я не помню, о чем, собственно, мы толковали, но поэтическое ощущение сохранилось у меня в душе от этой ночи. Я знаю, что это путешествие нас сблизило, и очень этому рад».[30]
Что могло привлечь Тургенева в его спутнице? Молодость, талант, красота, какая-то особая манера вести себя, спокойная, полная чувства собственного достоинства. Думаю, что Тургенев был влюблен. Мария в начале их знакомства, хотя и выступает как писательница, автор ставших известными украинских, а затем и русских народных рассказов,[31] хотя она и умна, и самобытна, но ей не хватает знаний, она мало что видела, живя в глуши. Все ее образование - два года Благородного женского пансиона мадам Мортелли в Харькове. Она прекрасно говорит по-французски, но ее чтение, скорей всего, хаотическое, случайное, ею не занимались, ее образования никто не направлял.
Думается мне, что именно с этим связано ее недовольство собой, о котором пишет Тургенев в письме Анненкову в конце мая 1860-го года. Начало этого письма я уже приводила: «Это прекрасное, умное, чистое и поэтическое существо ...», а далее следует: «но зараженное страстью к самоистреблению: просто так себя обрабатывает, что клочья летят!»[32] К чему еще это может относиться? К неудачному замужеству? Брак и в самом деле скоро распадется, уже через год Афанасий Васильевич уедет на родину, жена за ним не последует, они с Богданом останутся за границей.[33] Но переписываться будут, причем письма к нему Мария будет писать только по-украински. В их расставании сыграли роль несколько моментов. Главным, как кажется, было отсутствие настоящего чувства у Марии. Афанасий Васильевич по-своему ее очень любил, но чувства патриотические брали в нем верх над любовными. Он видел, что Мария, удаляясь от него, уходит и от украинского языка и от исключительно украинской тематики. Это ему как человеку, целью которого было показать, что украинская нация и украинский язык существуют, не должно было нравиться. К Марии проявлял симпатии Тургенев, в его тени Афанасий Васильевич терялся, не понимал своей роли. Мария Александровна на первых порах лечилась, брала ванны, ей нужно было посещать курорты. По-видимому, из-за этого Мария и муж вдвоем с Богданом жили в разных городах. Существовали серьезные материальные проблемы. Денег взять было негде. Единственным источником доходов Марии Маркович было ее писание, за которое журналы платили. Но гонораров ненадолго хватало. По некоторым письмам понимаешь, что Тургенев, случалось, оплачивал счета Марии, отказывался в ее пользу от гонораров за перевод, помогал ей пристраивать рассказы и повести в русских журналах. Таким образом она могла содержать себя, сына и мужа, который не находил за границей дела, «кормившего» бы семью. Последней каплей в истории распадения этого брака стала внезапно вспыхнувшая любовь Марии Маркович и Александра Пассека. Но об этом – в своем месте.
Явление Марии Маркович в Петербург было триумфальным. Кружок малороссов, объединившихся вокруг Тараса Шевченко, а также демократические слои русских читателей и критиков приветствовали в ней «Марка Вовчка», создавшего украинские народно-поэтические рассказы, антикрепостнические по своему пафосу. Ее любили и как писательницу, и как прелестную милую женщину. Атмосфера, ее окружавшая, весьма походит на ту, что сопровождала появление Анны Ахматовой в салонах Петербурга. Свои тогдашние – очень специфические - чувства Ахматова описала в поздних стихах:
Передо мной, безродной, неумелой,
Открылись неожиданные двери,
И выходили люди и кричали:
"Она пришла сама, она пришла сама!"
А я на них глядела с изумленьем
И думала: "Они с ума сошли!"
И чем сильней они меня хвалили,
Чем мной сильнее люди восхищались,
Тем мне страшнее было в мире жить,
И тем сильней хотелось пробудиться,
И знала я, что заплачу сторицей
В тюрьме, в могиле, в сумасшедшем доме,
Везде, где просыпаться надлежит
Таким, как я, - но длилась пытка счастьем.
(О десятых годах. И никакого розового детства, 1955)
Расплата, и очень тяжелая, действительно пришла, и в случае Ахматовой, и в случае ее предшественницы, Марии Маркович. Если говорить о последней, то ей выпало видеть гибель двух своих возлюбленных, а затем везти гробы с их телами в места погребения. Но продолжу. Если попытаться восстановить те чувства, которые могла испытывать прибывшая из провинции и не привыкшая к «славе» молодая женщина, оказавшаяся в столице в центре восхищенного внимания, то, как кажется, главным среди них будет такое: это не обо мне, я этого не достойна... Чтобы стать хотя бы отчасти достойной похвал, в первую очередь, нужно было «в просвещении стать с веком наравне». И в этом важном деле ее путеводителем и «образователем» с первых шагов стал Иван Тургенев.
Учитель и ученица
Тургенев с самого начала настаивал, чтобы Мария изучала языки. Сам он, кроме древних, в совершенстве владел французским, немецким, знал английский и итальянский. Уже в первом письме из Дрездена (примерно 14/26 мая 1859) Мария пишет Тургеневу о начале занятий немецким языком. «Он (Рейхель, - И. Ч.) нашел мне учителя; урок будет стоить 5 грошей».[34] О том, как интенсивно взялась «ученица» за овладение языками, можно судить по письму их общему знакомому, литератору М. Я. Макарову, написанному ею из Гейдельберга спустя несколько месяцев: «Четыре раза в неделю у меня уроки английские, два раза итальянские, а немецкие три раза брать буду».[35] Впоследствии Мария овладела всеми этими языками, впридачу она изучила польский, начала на нем читать и с него переводить. В первых письмах – из Германии – Мария как примерная ученица (она и в самом деле пока только осваивает новый для нее мир) отчитывается перед Тургеневым – о своем лечении (начала лечиться по системе петербургского доктора Шипулинского), о распорядке дня (рано встает, много гуляет), уроках, прочитанных книгах («Записки княгини Дашковой» и «Прерванные рассказы» Искандера), она просит рассказать о Герцене, которого Тургенев навещал в Лондоне, говорит о своей работе («работа нехороша и пуста что-то»). Тургенев откликается на каждую тему, причем глубоко, вдумчиво. Пишет о Герцене: «он бодр и крепок – внутренняя грусть меньше его точит, чем прежде: теперь у него есть деятельность (здесь явный намек на Вольную русскую типографию). Дает советы как писатель с опытом писателю начинающему: «... дело не клеится; это бывает от двух причин: или усталости и нерасположения – или оттого, что человек вступил (иногда незаметно для самого себя) в новую эпоху развития – и еще не находит новых слов – а старые не годятся». И присовокупляет к этому: «Дай вам Бог идти вперед спокойно и правильно...»[36]
Тургенев считает своим долгом давать Марии советы относительно чтения. Конечно, это, в первую очередь, Пушкин. Рекомендует он прочитать и Боратынского, томик которого, по-видимому, по его просьбе, пришлет ей из Петербурга Павел Анненков.[37] Ученица, совсем недавно вступившая на писательское поприще, нуждается в советах и критике коллег. Тургенев ее не щадит. О повести «Червонный король», которую Герцен назвал «гениальной вещью», он пишет резко: «...она не додумана – точно Вы и тут спешите – притом язык ее слишком небрежен и испорчен малороссиянизмами».[38]
С другой стороны, ее «отчет» о времяпрепровождении ему нравится: «Вы читаете, гуляете, учитесь – и, вероятно, работаете – все это очень хорошо и похвально».[39] Есть еще одна – подводная – тема в их переписке, спрятанная не столь глубоко, но на поверхность почти не выходящая (вернее, она прорывается иногда словно ненароком, мы будем указывать эти случаи). Это тема складывающихся между молодой женщиной и писателем отношений, пока неясно каких. Мария слегка поддразнивает:
«Шевченко мне пишет, что его не выпускают из Петербурга и спрашивает: уж не повеситься ли? Каменецкий пишет тоже, что ему хочется С МОСТУ ДА В ВОДУ... а из Твери К(улиш) писал ему, что еще сам не знает, куда поедет».[40]
Смысл этого отрывка непосвященным непонятен, но Тургенев – посвященный. Ясно ему и то, почему Мария пишет ему о своих поклонниках, оставленных ею в Петербурге. «Впрочем, успокойтесь! – отечески утешает он свою корресподентку. – Шевченко не повесится, - Кулиш не застрелится, - Костомаров (ошибочно назван Костомаров вместо Каменецкого, - И.Ч.)... может быть, бросится в воду, - но повторяю, что же делать? - Он жил Вами и для Вас; Вы теперь далеко – жизнь пошла серая, плоская, мелкая, скучная...»
И далее следует философский пассаж, завершающийся рассуждением о молодости: «В сущности, всякому человеку более или менее плохо; в молодости этого не чувствуешь – оттого молодость и кажется таким прекрасным возрастом».[41] В год написания письма Тургеневу только 41 год, не так много, но его корреспондентке всего 26, она моложе на 15 лет, к тому же Тургенев рано начал ощущать тяжесть возраста. Есть ли у него какие-то планы, связанные с Марией Маркович? Скажу так: есть, но неотчетливые. Она ему приятна, это бесспорно. Но его страшит всякая перемена, страшит ее молодость: «... Вы молоды. Самая Ваша тоска, Ваша задумчивость, Ваша скука – молоды. Мы, например, с Вами во многом сходимся: одна только беда: Вы молоды – а я стар. Вы еще вносите новые суммы, а я уже подвожу итоги. Я не жалуюсь на это: всему свой черед, «Благословен и тьмы приход».[42] Итак, Тургенев говорит молодой женщине: «мы с Вами во многом сходимся» - это чего-то да стоит. Совсем рядом с этим: мы с вами могли бы поладить», чуть дальше: вы мне нравитесь. В этом контексте понятно, почему после этих слов сказано: «одна только беда». Беда для чего? Для развития отношений, для дальнейших планов...
Тургенев одинок, бессемеен, его отношения с замужней мадам Виардо непонятны; как раз в этот период, за два года до того, у пары Виардо родился младший сын Поль, чьим отцом, возможно, был Тургенев. В последующие после рождения мальчика годы Тургенев как бы демонстративно отходит от Полины, уж не для того ли, чтобы отвлечь Луи Виардо и досужих сплетников от всяких подозрений? Как бы то ни было, на взгляд окружающих – Тургенев свободен. Мария Маркович пока еще связана браком, но легко заметить, что брак этот трещит по всем швам. Странновато, что 41-летний Тургенев говорит о конце жизни, но подобные мысли стали его посещать рано. Собственно, те же мысли настигают «alter ago» Ивана Тургенева - Федора Лаврецкого при виде молодежи, шумящей в доме Калитиных: «Здравствуй, одинокая старость!» Однако интонация письма и его продолжение заставляют думать, что эти мысли предварительные, еще не устоявшиеся. Тургенев еще не определился в отношении своей молодой очаровательной землячки. В конце письма Иван Сергеевич снова выступает в роли учителя, человека, наставляющего того, кто идет за ним: «Я все это только к тому сказал, что мне весело думать, что Вам еще много остается впереди; дай Бог, чтобы Вы вполне воспользовались собственной жизнью. Не многим это удается».[43]
Далее следуют практический совет посетить Саксонскую Швейцарию вместе с мужем, Афанасием Васильевичем, похвалы Богдану («добрейшее сердце», «будет художником»), отчет о работе над переводом «Институтки». На прощание Тургенев шлет приветы всем дрезденским знакомым, целует Богдана и крепко жмет руку Марии.
В следующих письмах из Германии за 1859 год (а переписка весной-летом идет полным ходом, жаль, что не все письма сохранились!) Мария сообшает своему адресату, что побывала в Саксонской Швейцарии и очарована. Причем достала те стихи, что слышала в чтении Тургенева, когда они вместе приехали в Дрезден к М. К. Рейхель. Скорее всего, это были стихи Пушкина, о котором она пишет дальше, да и Тургенев советовал ей его читать: «это самая полезная, самая здоровая пища для нашего брата, литератора; когда мы свидимся – мы вместе будем читать его».[44]
Мария отчитывается и о своих музыкальных впечатлениях, хорошо понимая, как важно Тургеневу, связанному «мистической связью» с певицей Полиной Виардо, знать об этой стороне ее натуры. Конечно, ему приятно будет услышать, что Мария два раза была «в Академии пения, была в католической церкви и была в театре, когда давали «Фрейшиц» (опера Вебера «Вольный стрелок», - И. Ч.), и если б опять давали его, она опять бы пошла.
Тургенев учит свою корреспондентку не бояться изучать жизнь, людей вокруг, Мария к советам прислушивается: «Иногда вспомню ваши наставления и прямо иду в эту толпу».[45]
Есть в их отношениях и такой деликатный момент: Тургенев помогает Маркович (во всяком случае, поначалу) материально. «Посланный вам счет не так страшен, как вы полагаете – и по приезде моем в Париж (дней через 10) все это уладится», - пишет он ей из Англии в 1860 году, когда встает вопрос об отъезде ее мужа в Россию.[46]
От своего опытного и авторитетного учителя корреспондентка часто получает выволочки по поводу оформления своих писем.
И в самом деле, письма Маркович к Тургеневу необычны, все они примерно до 1862 года лишены обращения и начинаются с какой-нибудь незначащей фразы, типа «Без меня пришло ваше письмо» или «Через неделю мы едем из Швальбаха в Англию, на Вайт». Только в более поздних письмах появляется обращение «Иван Сергеевич» или даже «Милый Иван Сергеевич».
Но это ее стиль, так она пишет всем. То же касается указаний даты и места, она явно в плохих отношениях с календарем, недаром в одном из писем Тургенев указывает ей на путаницу в датах старого и нового стиля...[47] Иван Сергеевич, уехавший в Россию и с нетерпением ожидающий там писем из Европы, недоволен: «Ей-же-ей, говоря библейским языком, нельзя писать такие письма, какие Вы пишете, любезнейшая Марья Александровна! Без обозначения числа, года, места – и всего-то какие-нибудь пять-шесть строчек, точно свободной минуты нет у Вас! Право, это огорчительно – и Вам надобно отделаться от этой дурной привычки».[48]
Но тут мы забежали вперед. В 1859-1860 – у Тургенева и Марко Вовчок идет оживленная переписка, они постоянно окликают друг друга, рефреном звучит «когда мы свидимся».
Похоже, что свидание стало для наших корреспондентов «заколдованным» пунктом» (что будет повторяться и позже). Оба его хотят, о нем пишут, но по вине Тургенева (по определению Генри Джеймса, русский писатель - «человек задержки») оно никак не может осуществиться. Она в этом смысле особенно настойчива: «...только скажите тогда, где вы будете и не помешает ли вашим работам и занятиям посещение».[49] В следующем письме от 15/27 июля 1859: «...напишите ж мне, где вас ждать или встречать где?»[50] В следующем письме от 23 июля/4 августа того же года: «Мы выезжаем из Швальбаха в Аахен в воскресенье вечером, а сегодня четверг. Скажите, там ли ждать вас или где? Уведомьте, чтоб не разминуться. Сколько ждать надо и где, я подожду».[51]
Тургенев в письме от 20 июля/1 августа 1859 пишет корреспондентке, что задуманная ими поездка по Рейну пока откладывается, но он непременно хочет с нею увидеться. Вот конец этого письма: «Я выезжаю отсюда 15авг./3 сент. назад в Россию и ГДЕ БЫ ВЫ НИ БЫЛИ, непременно к вам поеду».[52]
Между тем, семья Марковичей в 20-х числах августа по новому стилю, как и планировалось, выезжает в Лондон – формальной причиной поездки была необходимость для Марии пить лечебные воды на острове Уайт, - и примерно 24-27 августа 1859 года Герцен наконец знакомится с Марко Вовчком, о котором много слышал и писал. Мария Александровна ему понравилась, понравилась настолько, что он спустя месяц приехал ее навестить в Остенде.[53] Именно ей Герцен думает прочитать главу, названную впоследствии «Круженье сердца». Он также рассчитывает на ее помощь в отправке материалов для «Колокола».[54]
До отъезда Тургенева в Россию Марковичи были уже на месте, и Мария вновь находится в состоянии ожидания.
«Мы остаемся в Остенде (следует адрес, - И.Ч.). Если вы не раздумали приехать, скажите мне, когда вы приедете. Можно бы приготовить для вас комнату...».[55] О комнате простодушно-лукавая Мария говорит, что она немного напоминает ту, что была по Ковенской дороге. Конечно, она помнит, что Тургенев в не столь давнем письме как раз вспоминал местечко между Ковно и границей, где они так хорошо разговаривали... Еще через десять дней: «Мы вас ждем. Если вас не страшит убожество Hotel de l’Agneau, приезжайте прямо».[56]
И вот наконец получен ответ от Тургенева:
«Бейте меня, ругайте меня, топчите меня ногами, милая Марья Александровна: я безобразный, гнусный человек – я не приеду в Остенде, я прямо скачу в Берлин, а оттуда в Штеттин на пароход... – а там в Петербург, в Москву и в деревню - куда мне непременно нужно попасть к 20-у сентября нашего стиля!»[57]
Тургенев, скажем так, сильно преувеличивает необходимость оказаться в деревне в назначенный срок. Зачем ему приезжать в Спасское к точно определенному числу? Он сам хозяин своему времени. В Спасское он едет на неопределенный срок, дописывать роман «Накануне», который завершит в конце октября 1859 года.
Зачем нужно было обещать Марии Маркович, что приедет, причем «непременно»?
«Я уж и счет потерял, в который раз я вас обманываю – я красен, как рак, от стыда в это мгновенье». Понятно, что все это в шутку, не взаправду, писатель не считает подобное нарушение обещания преступлением. Далее следует его предложение: «Приезжайте на зиму в Петербург. Можно будет устроить жизнь лучше прошлогодней». То есть: я не приехал, так приезжайте вы. И, между прочим, у Марковичей мелькает такая мысль: ехать в Россию, в Петербург. Но потом что-то в их планах меняется. Мария едет в Швейцарию – Лозанна, Берн. Я не уверена, что она едет туда с мужем, возможно, с компанией русской и польской молодежи, учащейся в Гейдельберге. Очень может быть, что Богдан едет с нею.[58] С некоторрых пор они с мужем начинают жить на два дома, муж с сыном в Гейдельберге, она – в Швальбахе, пьет там воду и лечится.
Похоже, что мечта о встрече с Тургеневым становится для нее своего рода манией. Она упорно ждет этой встречи и торопит ее.
Почему эта встреча так для нее важна?
Мне кажется, нельзя упускать из виду следующее. В октябре 1859 года, как раз когда Тургенев находился в России, Мария встретит человека, сразу в нее влюбившегося и затем ставшего ее избранником на несколько лет.[59] Это Александр Пассек. У нас нет в руках их переписки, весь роман с трудом восстанавливается по скудным и смутным отголоскам.[60] Осенью 1859-го - зимой 1860-го роман только намечается, Мария стоит на пороге расставания с мужем. Вокруг нее много молодых людей, русских, украинцев, поляков. Это студенты Гейдельбергского университета, собирающиеся у Пассеков и в других «русских» домах. Как быть? К кому прислониться? Тургенев для нее важен и как возможный «претендент», и просто как близкий человек, которому небезразлична ее судьба.
Встреча
Весной 1860 года Тургенев сообщает в письме свой парижский адрес. Мария в это время в Лозанне, она бомбардирует Тургенева письмами: за две недели мая три коротких письма – все с корректировкой даты своего приезда. Наконец, 16/28 мая записочка в два предложения из Парижа: «Я приехала сегодня. Скажите, когда вам можно прийти, - я буду ждать».[61]
Это кульминация их отношений. Муж еще здесь, он пока что не уехал в Россию, но живут они раздельно, он в Гейдельберге с Богданом, она в Швальбахе. В Париж приехала она одна. Приехала, по всей видимости, для того, чтобы прояснить свои отношения с Тургеневым.
О том, что их встреча (встречи?) в Париже произошла и, вероятно, была весьма эмоциональной, мы можем судить по косвенным признакам. Герцен, которому Мария Маркович очень понравилась и который не прочь был подразнить младшего по годам «старого друга», пишет в начале мая 1860 года из Фулема: «Ты сделался Дон-Жуаном – тебя надобно искать в Байроне». Дело в том, что парижский отель, где жил Тургенев, назывался Bayron.[62] Герцен, по-видимому, знал об общении Тургенева с Маркович на территории отеля – отсюда и каламбурная шутка.
Следующая по хронологии записка Марии Маркович (около 12/24 июня 1860) в контексте их отношений звучит как призыв на любовное свидание:
«Во вторник утром я приеду в Соден. М. Маркович»
Что такое Соден? Зеленый и уютный курортный город в Пруссии, расположенный в провинции Гессен-Нассау, близ Франкфурта-на-Майне. Тургенев проходил там профилактический курс водолечения – писатель с юности боялся мочекаменной болезни, от которой скончался его отец.
Итак, Мария Маркович утром во вторник, 14 июня по ст. с., приехала к Тургеневу, отдыхающему и принимающему процедуры в Содене, а вечером уехала в его сопровождении назад, о чем мы знаем по его письму графине Елизавете Егоровне Ламберт. Иван Сергеевич пишет графине, что заехал в Висбаден нечаянно, «провожая одну даму в Швальбах».[63] Через три дня в письме к тому же адресату он снова вспоминает посещение Швальбаха: «Я (как уже вам писал) ездил в Швальбах с одной знакомой прекрасной женщиной (той самой, которая пишет под именем Марко Вовчок), и я вам в подробности расскажу эту поездку».[64] Зачем Тургенев делится с Ламберт подробностями о поездке с «прекрасной женщиной»? Вероятно, ему очень хочется рассказать об этом кому-нибудь, а замужняя графиня, будучи почти его ровесницей, была для этого случая подходящей конфиденткой. К тому же, имя Марко Вовчок вряд ли что-то говорило аристократке, мало интересующейся явлениями современной литературы. Феномен неудержимой жажды поделиться чем-то тебя переполняющим, хотя и очень личным, описан Чеховым в «Даме с собачкой». Там Гуров говорит клубному знакомому: «Если бы вы знали, с какой очаровательной женщиной я познакомился в Ялте». И неважно, что знакомый отозвался на эту реплику фразой, что осетрина (в ресторане) была с душком, главное произошло: герой облегчил себе душу, выплеснув эмоции. Добавлю, что Тургенев рассказывает графине Ламберт не о дне, проведенном с «прекрасной женщиной» в Содене, а о том, как он проводил ее до дома.
Самой Марии Александровне Тургенев пишет в тот же день: «Поездка наша оставила во мне самое приятное впечатление, и я чувствую, что узы дружества, которые нас связали с прошлого года, еще крепче стянулись».[65] Известно, что Тургенев еще раз навестил Маркович в Швальбахе в конце июня 1860-го. Апогеем их новых отношений стала совместная поездка по Рейну 6-7 июля (по ст. ст.) того же года. Напомню: Марии Маркович в это время 27 лет, она замужем, ее муж живет отдельно, в Гейдельберге, вместе с сыном. У нее много поклонников. Один из них – недавно появившийся на горизонте Александр Пассек, - по-видимому, ей очень нравится. Что до Тургенева – ему к этому моменту 42 года, - то роман с ним ведет в никуда, как и все романы Ивана Сергеевича, за исключением главного лирического сюжета его жизни. Но она еще этого не понимает.
Поехав на воды в Соден, Тургенев изменил своему первоначальному плану встретиться с Герценом. В письме от 22 мая/3 июня 1860 года он очень невнятно объясняет Александру Ивановичу причину изменения своих планов, обещая приехать на остров Уайт в августе и вместе с Анненковым.[66] Насмешливый Герцен, как кажется, чует «лирические мотивы» этого решения. Вот его реакция: «A propos, меня здесь спрашивали, зачем ты поехал в Соден. Я на это сказал, что доктора в Париже тебе рекомендовали пить настоящую СОДОВУЮ воду. Но был побежден тем, кому сказал, - ибо он изъявил сомнение».[67] В августе Тургенев действительно поехал на Уайт, он снял в Вентноре домик на берегу моря. Герцен в то же время снял дачу на морском побережье в Борнемоусе. Картинкой со схематичным изображением этих двух географических пунктов Тургенев сопровождает свое письмо Марии Маркович от 1(13) августа 1860 года. В нем звучит трубный глас – приезжайте! «Погода, как нарочно, чудная - и что за прелесть этот остров – этого пересказать нельзя. Деревья, цветы, скалы, запах свежего сена и моря – словом - роскошь!»
Иван Сергеевич правильно угадал, что Герцен будет приглашать «милую Марью Александровну» к себе, так как у него «пропасть свободных комнат». Но у Герцена шумно, много людей. Мимоходом Тургенев замечает, что у него есть «гулящая комната», за которую он платит, но которая ему не нужна. Далее следует: «Неужели я Вас не увижу?.. Жму Вам крепко руку и говорю: приезжайте. Достаньте только денег на переезд, а об остальном не заботьтесь».[68] Для «бедной», живущей на гонорары Марии Маркович предложение бесплатного крова и стола на английском курорте – могло быть подарком. Но... она не едет. Еще до того, только собираясь в дорогу, Тургенев писал ей в письме от 9/2 июля 1860-го с шутливой угрозой: «...еду на остров Уайт – и наперед Вам говорю, что ввек Вам не прощу, если Вы туда не приедете».[69] На угрозу, хоть и шуточную и, как хорошо видно, отражающую градус тургеневского нетерпения, Мария Александровна отвечает в письме, написанном чужой рукой. Она больна и диктует ответ Тургеневу их общему знакомому Н. Макарову. Что же она отвечает? «Когда приеду на остров Вайт, и приеду ли, еще не знаю; но если не приеду, то прощать или не прощать меня не за что; я бы хотела очень приехать». Удивительное дело: здесь бывшая послушная ученица выговаривает учителю, мало того, выговаривает в присутствии третьего лица: прощать меня не за что. Обратим внимание на нежелание корреспондентки понимать стоящую за словом эмоцию. Ее понимание демонстративно простодушно.
Письмо Тургеневу получилось отчасти зашифрованным, во всяком случае, Макаров, случайно приехавший во время болезни Маркович и писавший под ее диктовку, в нем явно не все понял. В письме звучит настойчивая констатация статуса кво. «В Швальбахе живу все так же, как и прежде. Часто бывает дождь. Я все такая же, как и была... Новых знакомых никаких нет». Среди этих фраз, подтверждающих неизменность и одинаковость жизни, вдруг проскальзывает «шифровка»: «NN видела».[70] Кто этот NN? Обозначение впервые употребил Тургенев, спрашивая в предыдущем письме: «посетил ли Вас NN?» По догадке комментатора, к которой я присоединяюсь, скорее всего, этими буквами корреспонденты обозначают Александра Пассека.
(Конец первой части)
[1] В 72-м томе «Литературного наследства» были опубликованы 48 писем М. А. Маркович к И. С. Тургеневу за 1859-1864 гг. См. Крутикова Н. Е. Из парижского архива Тургенева (в 2 кн.). М., Наука, 1964. Только шесть писем Маркович из этой публикации были известны до этого.
[2] Все эти сведения приводятся в книге Евгения Брандиса, который вместе с внуком Марии Маркович Борисом Борисовичем Лобач-Жученко отыскал место рождения писательницы и сведения об ее отце в метрической книге. См. Брандис Е. П. Сила молодая. Повесть о писательнице Марко Вовчок. Л., Детская литература, 1972 (для старшего возраста). См. также Б. Б. Лобач-Жученко. О Марко Вовчок. Воспоминания, письма, находки. Киев. Художеств. лит-а, «Днипро», 1987, стр. 17.
[3] См. в указ. книге Б. Б. Лобач-Жученко, стр. 17.
[4] В письме к сыну Богдану: « ...как безбожно обращались до сих пор с моими биографическими сведениями, помещали меня в институт (отроду в институте не была)... производили от орловских дворян и прочее и прочее».
Цит. По кн. Евгений Брандис. стр. 7. Обратим внимание на то, что писательница не происходила «от орловских дворян». Скорей всего, здесь говорится об отце Марии, Александре Вилинском, чье происхождение неясно.
[5] Впоследствии от Марии Маркович швейцарский композитор Мертке запишет 200 украинских песен (!), их слова и мелодию. См. Марко Вовчок. Твори в шести томах. Державне видавництво Художньоi литератури, Киiв, 1956, т. 6, стр. 433.
[6] Тургенев переводил рассказы МВ по сделанному для него Афанасием Марковичем и Кулишем предварительному переводу.
[7] См. «Россия молодая» Е.П. Брандиса, стр. 228.
[8] Письма к Тургеневу М. А. Маркович. Вступит. статья Н. Е. Крутиковой, т. 2, стр. 257.
[9] См. Е. Брандис. указ. соч., стр 238.
[10] И. С. Тургенев. Воспоминания о Шевченко. Днiпро, 1988, стр.392.
[11] Письма к Тургеневу М.А. Маркович (Марко Вовчка) 1859-1864. Из парижского архива Тургенева (в 2-х кн.). Вступит. статья и комментарии Н.Е. Крутиковой, серия «Литературное наследство». Из неизданной переписки, М., Наука, 1964, стр.253.
[12] Марко Вовчок. Твори в шести томах (Собр. соч. в 6 томах), т. 6, стр. 471.
[13] Там же. т. 6, стр. 472, письмо 1887 года.
[14] Некрасов писал в письме к Маркович: «Только Вам, Мария Александровна, решаюсь покуда дать это стихотворение». Радуга. Альманах Пушкинского дома, ПБ, 922, с. 226.
[15] Б.Б. Лобач-Жученко в своей книге «О Марко Вовчок» приводит доказательства того, что Борис был не сыном, а внуком МА.См. указ. соч., стр. 5.
[16] Марко Вовчок. Твори в шести томах..., т. 6, стр. 527.
[17] См. Брандис Е.П. Сила молодая, стр. 253.
[18] Письма к Тургеневу М.А. Маркович (Марко Вовчка) 1859-1864, вступит. статья, стр. 253-254.
[19] Там же, вступит. статья, стр. 257.
[20] А.П. Суслова. Годы близости с Достоевским. М., изд. М. и С. Сабашниковых, 1928, стр. 85.
[21] А.П. Суслова. Там же, стр. 84.
[22] Б.Б. Лобач-Жученко. О Марко Вовчок, стр.115.
[23] Там же, стр. 169.
[24] Твори Марко Вовчка в 6 томах, т. 6, стр. 418.
[25] Там же, стр 419.
[26] Там же, стр. 420.
[27] Переписка И.С. Тургенева в 2-х т., М. Худ. лит-ра, 1986, том 2, стр. 204.
[28] По некоторым данным, Маркович и Тургенев встречались в Париже в 1873 и 1877 гг. (см. Переписка И.С. Тургенева в 2-х т., том 2, М. Худож. лит-а, 1986, вступит. статья к переписке с М.А. Маркович, стр. 178). Внук Марии Александровны в книге «О Марко Вовчок» пишет, что она посещала Париж в 1870, 1873, 1874 и 1877-м годах...
[29] Письма к Тургеневу М.А. Маркович (Марко Вовчка) 1859-1864, вступит. статья, стр. 256.
[30] Там же, т. 2, стр. 263.
[31] Марко Вовчок. «Рассказы из народного русского быта», 1859.
[32] Письма к Тургеневу М.А. Маркович (Марко Вовчок), т. 2, стр. 257.
[33] В Воспоминаниях Натальи Тучковой-Огаревой ошибочно говорится, что муж Марии Маркович «Собирался обратно в Россию с нежно любимым ребенком». См. Н.А. Тучкова-Огарева. Воспоминания. М., Гослитиздат, 1952, стр. 162-163.
[34] Письма к Тургеневу М.А. Маркович т. 2, стр. 265.
[35] Марко Вовчок. Твори в 6 томах, т. 6, стр. 527.
[36] Письма к Тургеневу М.А. Маркович, т. 2, стр. 271 (сноски 11 и 12).
[37] Письма к Тургеневу М.А. Маркович (Марко Вовчка) 1859-1864., т. 2, стр. 281, сноска 7.
[37] Там же.
[38] Переписка И.С. Тургенева в 2-х т., т. 2 М., Художественная литература, 1986, т. 2 , стр. 188.
[38] Там же, стр. 271.
[39] Переписка И.С. Тургенева в 2-х т., том 2, стр. 182.
[40] Там же, стр. 271.
[41] Там же, стр. 182.
[42] Там же, стр. 182 (сноска 3).
[43] Переписка И.С. Тургенева в двух томах, т. 2, стр. 182.
[44] Письма к Тургеневу М.А. Маркович (Марко Вовчка) 1859-1864., т. 2, стр. 274.
[45] Там же.
[46] Там же, стр. 286, сноска 5.
[47] Там же, т. 2, стр. 282.
[48] Переписка И.С. Тургенева в двух томах, том 2, стр. 188.
[49] Там же, стр. 188.
[50] Письма к Тургеневу М.А. Маркович (Марко Вовчка) 1859-1864., т. 2, стр. 274.
[51] Там же, стр. 274-275.
[52] Там же, стр. 275.
[53] Там же, стр. 277, сноска 1.
[54] Там же, т. т. 1, стр. 257.
[55] Там же, т. 2, стр. 277.
[56] Там же, т. 2, стр.278.
[57] Переписка И.С. Тургенева в двух томах, т. 2, стр. 185.
[58] В книге Бориса Лобач-Жученко этот период расценивается как погоня МА за Александром Пассеком. 23-летний Александр влюбился в Марию с первого взгляда. Он пишет ей любовные письма. К сожалению, их содержание известно нам только по книге Б.Б. Лобач-Жученко (стр. 122). В томе переписки М.А. Маркович они отсутствуют...
[59] В письме к Герцену в конце октября 1859 года Мария пишет о посещении дома Пассеков – Татьяна Петровна Пассек, была «двоюродной племянницей» Герцена, изображенной им в «Былом и думах» под именем «корчевская кузина». Вот это место: «Вчера мы были у Т.П. Она все о вас говорила. Сыновья ее умны и тихи. Видно, что им всем вместе живется хорошо» (Публикация В.А. Тумановой. Литературное наследство. т. 62_28. Письма М.А. Маркович (Марко Вовчок) – А. И. Герцену, стр. 302.
[60] Отрывки из их любовной переписки приводит внук Марии Александровны, см. Б.Б. Лобач-Жученко. О Марко Вовчок. Воспоминания, поиски, находки. Киев, Худ. Лит-ра, «Днипро», 1987.
[61] Письма к Тургеневу М.А. Маркович (Марко Вовчок) (1859-1864), т. 2, стр. 279.
[62] Переписка Тургенева в 2-х т. , М., Худ-я лит-а, 1986, т. 1, стр. 199.
[63] Письма к Тургеневу М.А. Маркович (Марко Вовчка) (1859-1864) т. 2, стр.280.
[64] Там же, стр. 280.
[65] Там же, стр. 280.
[66] Переписка И.С. Тургенева в двух томах, т. 1, стр. 201.
[67] Там же, стр. 203.
[68] Там же, стр. 190.
[69] Письма к Тургеневу М.А. Маркович (Марко Вовчка) 1859-1864., т. 2, сноска 1, стр. 280.
[70] Письма к Тургеневу М.А. Маркович (Марко Вовчка) 1859-1864.. т. 2, стр.280, см. также сноску 3, стр. 280
Чайковская Ирина. Автор рассказов, повестей и пьес. Критик и публицист. Родилась в Москве. По образованию педагог-филолoг. C 1992 года на Западе. Публиковалась в журналах «Вестник Европы», «Нева», «Звезда», «Знамя», «Вопросы литературы» (Россия), «Новый берег» (Дания), «Чайка», «Слово/Word», альманахах «Побережье», «Связь времен» (США). Автор восьми книг, среди которых «Старый муж» (2010), «Три женщины, три судьбы. Полина Виардо, Авдотья Панаева, Лиля Брик» (2014). Живет в штате Мэриленд.
