***
Со свежего листа… Душисто веет снегом,
Декабрьский день цветёт нежнее миндаля.
Соприкоснулась вновь со слишком близким небом
Такая ж как оно, прохожая, земля.
Но зябко снег пушит, теряя санный волок,
Уж прорубь в облаках синеет через край.
И знаешь, если мрак и оголтелый холод
Я не переживу, — ты не переживай.
Не простирай тоски и горестней, и выше
Посеребрённых звёзд и выдохнутых роз.
Считай: в цветущий сад я ненароком вышел —
На мало и шутя. Надолго и всерьёз.
РАСКРЫТАЯ СТРАНИЦА
Душный век, бездушный — следом.
В келье мне мирской не спится.
Между вымыслом и бредом —
Ждёт раскрытая страница.
Тень блуждает по долинам,
Рой светильников над нею
И средь них, в подире длинном,
Ходит, чьих волос бледнее
Снег в горах, а взора пламень
Ярче солнц страды палящей!
И из уст о горный камень
Высекает слог разящий.
Так внимай, белее снега,
Даже если пал в пустыне.
— Я и Альфа и Омега,
Мёртвым был и жив доныне!
***
Под тяжестью растущих нош —
Как придорожная трава я,
Что, даже вытоптана сплошь,
Живёт, на что-то уповая.
На что-то… что подчас чудней
Упорного стремленья к свету
Каменьев с жилами корней,
Не признающих тяжесть эту.
ТРИПТИХ ВРЕМЕН
1
Над лысой горою — сияющий день,
И надо улыбкой плеснуть напоследок.
Ещё мне меж рёбер копьё не продел
Язычник, как Рему Ромул, — его предок.
Рассеянны мысли, что звёзды в окне.
Я воду мог настом держащим представить,
В горячей пустыни бедовом огне
К холодной змее не испытывал зависть.
И чем бы любовь мою не нарекли:
Отъявленным сном, захолустным кочевьем —
Её завещаю собратьям земли,
Восторга и страха единым качелям!
2
О Вифлеем, по горло мир в крови
И нет звезды, с какой свершились роды.
История божественной любви —
Ничто без человеческой свободы.
Век на исходе, время терпит крах —
Нет будущего, прошлого тем паче.
Огогиимагогикарабах!
Свобода без любви и зло во плаче.
Не бездна рвётся — Провиденья нить,
Фагота грубость к нежности кларнета.
Как будто с кровью кровь соединить
Ты вышел на заре из Назарета!
3
Явление врасплох, что — истину узнать?
Иконы лгут, как зеркала кривые:
Ни рубищ не сыскать, ни вретищ — будто знак,
Что саддукеи днесь не гнули выи.
Об имени истца не сведать никому.
Признала бы трава, целуя ноги,
Иль лодка рыбаря, осевши на корму,
Хотя войти в неё случалось многим.
Бессмысленной толпе не выпадет черёд,
Тем более — избраннику-народу.
Которое плечо голубка предпочтёт,
Когда огнём стихов заменят воду?
***
Пространством усмирённый снег
Дремотной ранью.
Чтоб я, усталый раб, прибег
К его молчанью.
Кусты — подобья пирамид
В пустыне поля.
Там ветка мумиею спит,
С живыми споря.
Как будто жизнь ушла во сны,
Слегла в сугробы —
И нет ни писем, ни весны,
Ни слёз, ни злобы…
ПЛАКАЛА ДУША
Плакала душа — в персть.
Канула слеза — в горсть.
Ладно, хоть душа есть,
Есть на ком сорвать злость.
Юркнула змея — в темь,
Содрогнулся свод: грех!
На земле душа — тень,
Иногда ползет… вверх.
***
Тяжело. Одиноко. Но падшие духом — не правы,
Обвиняя судьбу, ибо вольно в «стране дураков»,
В многокрылых ромашках, распростерлись зеленые травы
Под сияющей синью в белопенной красе облаков.
Я не верю, что могут стать совсем безнадежными люди
И в усмешке кривиться, мол, найдутся дела поважней.
А в снегах тубероз, будто лучик, купается лютик,
И звенит колокольчик, и жертвенно пышет кипрей.
До чего же свои мне клевера, косогоры, проселки,
Лебединые всплески и поля пополам с лебедой.
Волчьих ягод огни — будто в зарослях прячутся волки!
И таятся озера с живою и мертвой водой.
Если вспыхнет ордалия, если за жизнь поручиться
Будет некому — вспомню, что душа, как травинка, жива.
Чуткий вереск лесной, иван-чай, и шалфей, и метлица
Мне помогут найти золотые, как нектар, слова.
***
…и это небо одинокое —
Такое бледное на вид.
Лишь в облаке, как в белом коконе,
Прожилка светлая кровит.
Да капли влаги, как смородины,
Прозрачной алости полны, —
Дрожат в листах, что ливнем пройдены
С известной небу стороны.
***
Темнело. С воли дул холодный ветер.
И было так, как будто не приветил
Меня мой друг. И ветер выл в груди:
Любви и справедливости не жди
Ни от кого, такого нет закона!
И я уснул. И видел блеск затона
И чей-то взгляд. И бриз береговой
Смирялся, будто лист перед травой.
Шептали камыши, где рощи дремлют:
Не верь себе, пока не ляжешь в землю.
ИНОК
В сумерках по хляби шёл, по полю,
Поднял взор — и не нашёл колодца.
Вдруг припомнил: не за труд и волю —
За смиренье благодать даётся.
Вот, решил от братьев удалиться,
Да воды, больные, захотели.
Гнал себя: позволил простудиться,
Проще быть внимательным — в метели.
Стал. Молился молча, неторопко,
Пред Всевышним наша доля — смердья.
И сквозь вьюгу проступила тропка —
Нет греха, что больше милосердья!
Весь иззяб, ища лесную рамень,
Отыскал застывшую колоду:
Или думал, что во всём исправен? —
Всё корил, зачерпывая воду.
***
Я злюсь на пространство и время,
Они развели нас с тобой.
Опомнюсь: и что я, и с кем я
На смертный сбираюсь на бой?
Какие-то тени и лица —
Тот мир, виртуал или сон?
Дорога на Рыбинск клубится,
Протяжные всхлипы рессор.
Домой, по январской ледянке
Юзаем, как мышью в руке.
Так в детстве: ты выпал, а санки
Летят без тебя, налегке!
***
Война — это гиблое дело,
Но пусть сохранятся на ней
Не те, что стреляют умело,
Не те, что доспехом сильней.
Молю, но не слышат снаряды —
Глухие болванки войны.
А те, что выцеливать рады:
«Попали!» — злорадства полны.
Открыты глазные воронки
И некому тихо закрыть,
А детские руки так тонки
И некому накрест сложить.
***
Расточая по каплям моря,
Выбирает ли дождь, где упасть?
Шепчет он, ни о чём не моля,
Даже если б молитва сбылась.
Это время текло наяву
По гремящему жёлобу жалоб,
Это в каждой былинке — живу!
Но и в каждом комарике — жало.
Да откуда ж на свет, как на тень,
И повывелись эти уродцы?
О, земля, твою жадную стернь
Лишь питали печалей колодцы.
Но пространства пузырь — альвеолой
Вдруг расширился, чтоб не укрыться
Стало в этой омытости голой,
В эту временность не водвориться;
Чтоб, земли под ногами не чуя,
Не ища оправданий ещё,
Знал: в свободном пространстве лечу я —
Упоительно небом прощён.
