От “душ” Аристотеля, рыцари Знания
искали назвать минимальное в
понятиях жизни, сознания, мысли.
Живут-ли кристаллы, прионы и вирусы?
Сознание как мерцание: от крупинок
стабильности к зёрнышкам хаоса.
Мысль как дитя нарастания сложности
в витках степеней рекуррентности.
Когда пылающим соколом
взлетает новая мысль,
понятия стали упругими,
слова крошатся в руках.
Застыли все ветераны-взгляды,
идёт пересмотр всей армии…
Пока не рассыпется искрами
сгоревший звёздный корабль.
Человечество как авантюра Знания -
это весёлый способный ребёнок.
Гейзеры злобы из общества - можно
предвидеть, понять, уклониться.
Природа, в сравнении, кажется доброй.
Та часть неизвестного, что мы сознаём,
не смотрится срочной опасностью.
Гости из космоса, вирусы, роботы…
не страшно: договоримся опять.
Чёрные-чёрные, лебеди Рока,
не торопитесь нас унести.
Жизнь трупа значительно дольше:
скелетом, распятым в смоле,
плыву по Дороге Времени.
Таю и леденею
в пламени-холода времени.
При вспышке метаболизма,
в пучке разъерошенных смыслов.
я бил - крылышками мотылька -
не слыша мета-мелодии.
Выветривание - тайна бытия,
Уроборос - ритм ритмов, ведёт
очарованный танец материи:
создание как элемент распада.
Замыкаются линии времени
в бесконечностях полураспадов:
плыву по моей бесконечности
к нирване слияния в точку.
От жидоедов Москвы
я скрылся в храме Науки
и там остался, спасибо
тому же, от intellos Парижа.
Скульптура из страха, дитя
их смеси суда и ненависти,
превратил их мега-энергию -
надежду испепелить -
в сладчайшую волю жить,
в свежесть каждой минуты.
И таю - скульптура из льда -
при вспышках жара от них.
Тела одеты, но мозг обнажён.
Мы ВИДИМ чувства
других животных:
коллег, друзей и прохожих.
Cхватка чтения мыслей
идёт в любом разговоре.
Невидимый третий всех разговоров,
“мир-и-мораль”, наблюдает
каждую важную встречу.
Зло и Добро - это чуять Свидетеля,
заручаться поддержкой стаи.
Равноправию в стяжке не быть
без узких и точных целей.
Как зебра и страус: удвоить чуткость,
то есть сообщники по выживанию.
В семье, оно невозможно без третьих:
общих детей, врагов, предрассудков.
Среда влияет четырежды
сильнее общей генетики,
судя по близнецам,
сравнимым в их 50.
Культура—эпигенетика
ваяет в горниле общества.
Разве скользя в расщелинах,
между углями и бликами,
может уйти ящерка
к печам своего выбора.
По дороге в 1 миллиард
обещанных сердцебиений
Такие, кажется, разные; зато
похожие, глядя из Космоса.
Не будут нам братья-по-Космосу
ближе земных растений.
В 16-ом веке любили страдать,
сейчас обязательно - счастье,
любовь - ОК, людоедство - не очень.
Но всё это лишь социальные моды,
кастинги в универсалии.
Но свобода, порядок, амае, ислам…
несовместимы и неустранимы.
Нет “человечества” на Земле:
в шкурах религии и государства,
племена гоминидов делят планету,
в древнем наборе целей и чувств.
Мораль и политика - тоже не ново:
лгать мы умели и в Плейстоцене.
Между Землёй и Космосом
ещё бредём по пустыне.
Свободны от гнёта среды
с открытия земледелия,
но ещё такие же стаи
гоминидов с теми же идолами,
промежуточный вид -
Человек “Разумный”.
Моисея не будет, но Ханаан,
как следующий вид, возможен.
Неразделённое знание -
слишком тяжёлая ноша.
Познание неотделимо от
желания быть понятным,
то есть приласканным.
Мозг, язык и абстракция
рождены не средой, а стаей.
Не абстрактны мотивы учёных.
Опасность? Пища-ли? Самка?
кипит всегда в подсознании.
Расширив саванну своих интересов,
опять подбираем падаль.
Разделать тушу теории,
гипотезой как копьём
в терпкую плоть непонятного.
Мы были ночными хищниками
или, скорее, падальщиками.
Научились жарить добычу,
но не делить, если важно.
Первичная сущность Хищника
усилилась и разветвилась.
Развились щупальца мозга,
внимательный взгляд стервятника.
Одежда - шкуры культуры -
прячет оскал души.
Таков же и я, но “ботаники”
пожирают разве абстракции.
Мы кажемся безобидными
за не-интерес к человечине,
уход к “несъедобной пище”.
Но это неверно: жестокость
как точность удара мыслью
в разделке туш неизвестного,
ближе к стержню Охотника
обычного: грабить людей.
Охота за знанием - это представить
лики явлений во Тьме Бытия,
и кастинг: связи среди соседств,
затем причины из корреляций.
Наука осталась магией -
сплетая желания с фактами,
бросаем сети причинности:
поймать, разделать, обжарить
съедобный кусок Необъятного.
Приручать - это форма охоты:
собак - бабуины, дельфины - губок,
тлей - муравьи, но и их - голубянки.
Волков - охотники, а их же,
как злаки и скот, - землепашцы
(не убил, приручил, Каин Авеля).
Капитализм приручает полуфашизмы.
Приручать - это склеить акты охоты
в многоклеточность целой системы,
паразитизм большого на среднем.
Так Кембрийское кредо “сожри соседа”
превратилось в изящное “ну, объясни им”.
Размеры живых: 10^{-8} — 10^{3} м.
Законы физики и измерения
беспредметны вне 10^{-17} — 10^{12}.
Но мир - это 10^{-35} — 10^{27}.
В бездонных глубинах Малого
таятся первопричины.
А их конечные следствия,
проскочив людскую срединность,
тают в высях Громадности.
Почувствовать вместе новые точки
в толще нашего Знания.
Центральную точку хондрита Земля
в железном кристалле ядра.
Центроид нашей галактики.
Есть центр и у Мира -
он в сверх-пустоте Эридана,
в холоднейшей точке/истоке,
в начале Большого Взрыва.
И самый дальний и быстрый,
глаз (с 63 KB памяти) -
Вояжёр-1 - бегущая точка,
фокус Большого Контакта.
В среднем, Космос - прохладный газ
(2.735 К), цвета “космический латте”,
протон (один) на 4 кубических метра.
Но массы пока хватает на плотность чёрной дыры.
Измерить/очислить Целое пытались и раньше.
От Песни Песней к Шиур Кома, размеры
Бога - 140 миллиардов Вселенных.
Время Вед - бесконечность жизней/нежизней
Брахм, каждая по 311.04 триллионов лет.
Одеяло бактерий окутало Землю, как
часть их диаспоры в нашем парсеке.
Если был и Адам, то Эукариот,
гигант по размеру и сложности,
дитя самой важной Встречи,
когда паразит ли, добыча ли
стали ядром, митохондрией.
Грибы, растения, мы (животные)
рассыпались по одеялу
в горячем супе бастерий,
вспыхивая и растворяясь…
Чем отличаемся мы от бактерий?
Пузырьком мимолетным, лети моя воля,
неуёмная блёстка в каскаде Вселенной.
Задолго до нас, цианобактерии,
первые сверхинженеры планеты,
выделяя О2, отравили живое;
остатки стали ДЫШАТЬ кислородом.
Так же и мы: продуктами мозга
перебьём остальных (и себя) животных,
перебьём всех коллег и посредников
по пищевым цепям, до простейших.
И выживут не тараканы и крысы,
а снова, как прежде, микробы-мутанты.
Над океаном первичной жизни
- бактерий, архей и растений -
смерчами идут цепи хищников,
пожирая, растя колонии клеток.
Микрожизнь отвечает паразитизмом,
бесчисленной армией малых.
Потоки рождений и умираний
несутся как две Амазонки.
Но это и есть Эволюция Жизни:
микробы сложнеют, используя нас.
Через узкий проход в Грядущее
пропихнуть своё семя/отпрысков,
не это ли цель эволюции, булавка,
которой мы все приколоты?
Но сверхпаразит - общество
(другие цели других)
вставило лестницы средств
и супернормальные стимулы.
Знания, власть, наслаждение
из средств превратились в цели
(как я - наркоман науки).
Но может, это и есть Размножение -
почкование целей от средств -
сверхцель эволюции, как прыжок
к фотосинтезу или на сушу?
Прокрутив свою ленту назад,
увидеть себя до-гаметой,
искоркой первого взгляда,
надеждой отца и матери.
Увидеть мир-до-себя,
самое раннее утро.
Терять предрассудки
на тропах Познания,
может и погубить.
Уйдёт причинность и agency
(учуять тигра за шорохом),
растает запах надежды.
И за иллюзией личности,
воли/свободы и времени
уйдёт и иллюзия жить.
Числа живых и живших,
включая прионы и вирусы,
конечны, хоть и громадны.
Конечны и числа их состояний.
Склеив всё, мы получим Мегахимеру:
жизнь как одно большое число,
и всё же песчинку в величии
обоих, пространства и времени.
Вот так машины и чувствуют нас.
Задачи сложнеют быстрее нас.
Недалеки пределы мышления,
границы доступной сложности.
Размеры данных и сроки опытов
превзойдут человеко-возможное.
Машины и их людские подобия -
коллективы, киборги и гении -
закроют науку для одиночек.
Атлетизм ума превратится в спорт,
как орудия сняли потребность в силе.
Философы и математики, физики
отступят с боем, последними.
В громадных бесформенных данных,
за заборами опыта, чувств, аналогии,
без надежды и нуль-гипотезы,
почуять Непознаваемое и,
в судорогах несовершимости,
уткнуться в стенку аквариума.
Собирать и хранить
блестящие камушки -
предметы, люди и знания -
плотные зёрна значения.
Каждый владеет Лувром
своих концентратов смысла,
пытаясь понять свой аквариум,
обуздать безразличие мира.
В дожде ощущений, отсутствий, гипотез,
в нарастающем гуле вскипания тревоги,
Понимание встанет как радуга:
осмысление молний, обратно в стаю,
тепло и уют казуальности.
Я не боюсь нагромаждений:
чрезмерность - это часть сигнала
(для каши нет избытка масла).
У точности, своя эстетика,
свои приличия и адресат
с нехрупким фокусом внимания.
“О, поднимите мне веки,
будите спящую душу”:
стонет молчание-в-нас.
Измельчены и очищены,
выварены волей автора -
сорняки, колоски, недоделки,
отходы мысли и знания -
встают компостом Поэзии,
питательным кормом Любви.
Ощутить пространство безлюдия -
всё что не тронуто человеком -
ни рукой, ни глазами, ни мыслью.
Стада неосмысленных фактов,
объекты без контура и названия,
неизвестное Неизвестное,
никогда и ни в чём недоступное.
Исход игры совсем не ясен,
не выпить нам бокал планеты.
Летит и наш метеорит или
циклон мутаций вируса.
И за последний миллиард
до опаления Земли
другие хищники захватят
глаз бури всех существований.
Напечатано: в журнале "Семь искусств" № 1(70) январь 2016
Адрес оригинальной публикации: http://7iskusstv.com/2016/Nomer1/Deza1.php
