Осень
В прозрачных сумерках деревьев потаенных,
Где скрылся осени цветастый сарафан,
Коснулася луна холмов уединенных,
И звезды весело подмигивают нам.
Унылая пора, но как бодрится дух!
Красы твоей последние деньки,
Пою печаль твою, и радуется слух,
И рифмы свежие желанны и легки.
Желания кипят у отдохнувшей власти,
Под сводами звучат невиданные страсти,
– Так шумно во дворе лепечет детвора,
Назавтра позабыв, что делала вчера.
Незыблемы стоят чиновников твердыни,
Но как они быстры с Армидами младыми!..
Изрядно нагуляв и шею, и лицо,
С достоинством, легко несут свое пузцо.
А там, к нему проситель преклоненный
С бумагой важною тщеславию польстит,
Он щедро дарит вензель драгоценный,
И долго в кейсе взяткой шелестит…
Уж и Пегаса в зимние конюшни
Запрут от поэтических сластей,
Где он, смирясь с судьбою простодушно,
Жует овес мещанских новостей.
Люблю я, посвятив осенним грезам,
В саду в бесцельной шалости брести,
И, вдруг, к восторгу, парочку найти
Озябших яблок, тронутых морозом!
Иконе Владимирской Божией Матери
Пророк, вселенским ветром увлекаем,
Босой душою, не успев пригреться,
И в крике материнском утопали
Последние удары Его сердца.
Весть горечью полынной разлилась,
Ознобом от смертельного объятья,
И небо не обрушилось на нас,
Подпертое крестом Его распятья.
Вседневный труд, как истовая мовь*,
Седой Лука над прОсветом оконным,
И боль Твоя, и вечная любовь,
Под кистью переплавились в икону.
Твой вечный взгляд и вечная печаль,
Темнеет лик не от веков прошедших,
А оттого что в мире сем не жаль
За истину на эшафот вошедших.
Молюсь Тебе с надеждой и мечтой,
Когда же в души эти свет прольется?
С иконы чудной, древней и святой,
Пречистая нам тихо улыбнется.
____________________________
* мовь(моление, др. славянск.)
Земли аромат материнский
Страна – империя иль царство,
Равно страдает твой народ,
А на вопрос о государстве
Опять история вздохнет.
Где балом правит чистоган,
И ради жалкого гроша
У нас давно пришит карман,
В том месте, где жила душа.
Покоятся средь тишины
Мечи, кольчуги, арбалеты,
Уж сколько раз встречали мы
Твои закаты и рассветы?
Когда ледащая привстанет
Среди обугленных стропил,
Полынной горечью потянет
От свежевырытых могил..
От танков вздыбится стерня,
А ты ложишься под ногами,
Чтобы, родимая, в тебя
Мы упирались сапогами.
И пересохшим языком,
Шепнув последнее «прости!»,
В тебя мы падаем ничком,
Чтоб в русском поле прорасти.
Твоей земли последний ком,
Он ошалело пахнет мятой,
Тем материнским ароматом,
Дождями, хлебом, молоком.
Пусть на чужбину увезут,
Пусть закуют, в темницу кинут,
Вороны кости разнесут,
От сердца теплого отринут,
И сколько душу не трясут,
Россию из меня не вынут!
Дежавю
Где Тебя прибивали гвоздями,
Мне еврей подсказал осторожно:
Человек продается частями,
Потому что частями дороже.
В этом «тире» стреляют из пушек,
А на тонкой веревочке – мир,
Расфасованы мертвые души
По гробницам элитных квартир.
Никому не нужна голова,
Глаз пустых оловянные блюдца,
Честь и совесть, любовь и права
Покупаются и продаются.
Фарисеи, торговцы и воры –
Персонажи все те же и лица,
Завывают бесовские хоры:
Вот уже и у нас – заграница!
Мы забыли, что были гостями
И росу Твою пили да с листьев,
Прячем Богово между страстями,
Средь жлобов и поруганных истин.
Пред Тобой до скончания века
Извиняться за прошлую «шалость»,
Помоги нам собрать человека,
Отче наш, из того, что осталось…
Говорила Содому Гоморра:
Наконец можно все, а не спится?
Видно, утро настало не скоро
Перед тем, когда им провалиться…
Белый офицер
Нельзя свернуть, нельзя избыть тревогу,
Мятежностью пропитана земля,
Порошей стерта старая дорога,
В бинтах снегов деревни и поля.
В лице судьбы изогнутая бровь,
Твою надежду рубанув с намета,
Швырнула в снег, и стыла в жилах кровь,
И теплым был лишь кожух пулемета.
С истошным ревом пароход последний
Оставил за бортом Россию – мать,
Еще вопрос, кем лучший выбран жребий:
За землю пасть, иль землю потерять?
В тяжелых рамах праздные картины,
Чужих умов стоялая вода,
И ручеек у дома под рябиной,
В его душе застынет навсегда.
Там, в тишине, далекой от России,
Седых надгробий скорбные слова
Звезду твою на небе погасили,
В предместье Сент-Женевьев-де-Буа.
Но в ту страну с поземкою когтистой,
Которой нет дороже и теплей,
Мечты твоей оборванные листья
Несет тоска на крыльях журавлей.
И видится по зимней непогоде,
Когда-то не попавший под прицел,
Познавший цену западной свободе,
Маячит в поле белый офицер.
Встреча ветеранов
Казалось, силы боле не осталось,
У ног свилась дневная маята,
На лавку опустив свою усталость,
Я вдруг приметил рыжего кота.
Он спину не вытягивал в блаженстве,
Чем дорожат холеные коты,
И видом был далек от совершенства,
Похоже, что с бедой давно на «ты».
Поведала сидящая фигура,
Что жизнь ее помалу улеглась,
И помнила былое только шкура,
Которая неровно, но срослась.
Там был еще и порох, и патроны,
И взгляд, не отводящий от лица
Уверенность, что я его не трону,
Невольно выдавали в нем бойца.
От тела лишь немного уцелело, –
Без уха и с оторванным хвостом,
Смотрело на меня оцепенело
Все то, что называлося котом.
И своего почуяв без намека,
Понравиться желанье возымел,
Издав душой какой-то жуткий клекот,
Мурлыкать изначально не умел.
Нас породнила эта тишина,
И эти «отличительные знаки»,
У каждого была своя война,
У каждого из нас свои собаки…
