* * *
Упала тень с вечерней занавески
На край стены, у самого портала,
Туда, где раньше мерно проступала
Судьба веков во всем старинном блеске.
Играет луч на тоненькой ладони,
Собор и церковь, вечер угловатый,
Как будто перед кем-то виноватый
Согнулся ветер, прячась от погони.
А высоко над городом повисли
Ночные звезды, утонув в тумане.
Остались недосказанные мысли
В старинном, неоконченном романе.
Но все еще шуршат его страницы,
Измятые, как листья под ногами,
В забытом парке музыкой струится
Печаль души, живущая веками…
* * *
Растеряв все ночные краски,
Расписав всю ночную грусть,
Жизнь моя, ты была не сказкой,
Просто пьесой какой-нибудь,
Не разыгранной по заранее
Схеме, выдуманной судьбой,
Пьеса та была без названия
Не на сцене, а в жизни той,
Где была я не в главной роли,
Где играл меня мой двойник,
Где мы жили вдвоем поневоле,
В жизни, длившейся только миг…
И застыв в треугольной раме,
С позолоченной тонкой каймой,
В ней останусь я жить веками,
Обретя только там покой...
И старея, с полуулыбкой,
Взглядом робким из-под бровей,
Я останусь памятью зыбкой –
На портрете, как Дориан Грей.
ОФЕЛИЯ
Кто уйдет вдоль лучей, искажаясь,
Отражаясь в кривых зеркалах. Как Офелия тая
на пороге желаний или бледного мая,
утонув, все еще вороша то, что было и будет.
Но уже остывает душа. Кто любил, тот и первый забудет.
Ни признаний, ни плача – только в черной воде пузыри…
Не дожить до зори… Не пройти по кривой,
огибая изогнутый луч над рекой…
Только звезды не светят в пространстве пустом.
Что оставить родным и друзьям на потом?
Кто на помощь придет? Или пулю в висок?
Строки писем забытых и белый, сыпучий песок?
Только память болит и зовет, и зовет на восток…
Остывает на солнце озерная гладь. Как узнать,
что нас ждет, как узнать? Тонет зарево в чистых прудах…
И другая Офелия тонет, отражаясь в кривых в зеркалах…
БЕЛЫЕ НОЧИ
Сиреневый воздух. Обводный канал.
Никольская церковь. Но день опоздал –
Остался один на широком мосту,
Как страж у ворот он опять на посту.
Подмога не скоро. Ночь утра белей,
И город стоит как в камнях Колизей…
Спит время, как пьяница, в белой ночи,
Забыв на скамейке от счастья ключи.
Вот утро проснулось, и воздух дрожит,
И город уже на ладони лежит…
Заря расцвела и раскрылась зонтом,
И блещет Исакий в дыму золотом…
Бледнеют полотна. И красок мазки
Чуть тронули неба седые виски…
* * *
Закат прорезался, вдыхая
Тяжелый запах площадей,
На голубой подстилке мая
Остался след былых дождей...
А на асфальте тают лужи,
Пуская в воздух пузыри,
И ветер, пляшущий снаружи,
Ждет появления зари…
И только мгла роняет хлопья
На шпиль старинных пирамид,
И эта жизнь моя холопья
Под утро скукою болит.
Но в мире так все быстротечно,
Чуть тронешь – и в руках зола…
И только длится бесконечно
Кровавым отблеском заря…
* * *
Когда на тоненькой ладони
оно часам стучало в такт,
как у хирурга на приеме,
ты полоснул его не так,
ты полоснул – оно болело,
когда из сердца потекла
судьба в израненное тело,
разбитой острием стекла…
а на ладони сердце билось,
и в судороге тех минут
из раны кровь моя струилась
на чувств твоих холодный грунт…
* * *
– Все для тебя: моя живая кровь,
Моя душа, избитая как тело.
Татьяна Штильман
Иду вперед, на острые углы
Я натыкаюсь, только цель не ближе,
От прошлого – сгоревшие угли,
Но ветер горький раны не залижет.
Бежит ручей, как быстроногий конь,
Его догнать и плыть с ним вместе, в ногу
Жизнь не спешит, скрываясь от погонь,
Она опять зовет меня в дорогу.
Я отстаю на день, на два, на три,
Мешает ноша. Но не в этом дело.
Как неспокойно, и болит внутри
Моя душа, как раненое тело…
ПИСЬМА
И время казалось куда-то уплывшим в пространство,
То сбившись в комочек, то крылья расправив, летело,
То вдруг распластавшись, как черное, длинное тело,
Играло часами и двигало стрелки напрасно.
А письма, как птицы, кружились с утра в поднебесье,
В бумажных конвертах с глухою почтовой печатью,
О, вечные призраки, чьей-то тревоги зачатье, –
Летели навстречу к забытой подруге-невесте.
Размылись дождями, и ночью на землю пролились
Часы и минуты, сокрытые вечной печалью.
И ангел бескрылый, укутавшись черною шалью,
Заглядывал в сны, что над ивой плакучей склонились.
Но нет адресата, он умер, письма не дождавшись.
Его не щадили ни время, ни ангел крылатый.
И только любовь, не считая себя виноватой,
Томилась о прошлым, к беззвездному небу прижавшись…
* * *
Я выбрала тернистую дорогу,
По ней я шла неловко, не спеша,
Прошенья не просила я у Бога,
Когда закатом плавилась душа.
Но вот в конце тропы ее паденье,
Я замедляю шаг, последний миг.
И наступает новое рожденье,
И новый свет уже в душе возник.
Бежит дорога медленно к откосу,
За ним блестит на солнце океан.
Так жизнь спешит от ясности к вопросу,
Что было здесь… и что случится там?
* * *
Было небо в венозных прожилках,
А из тучи рвались облака,
И метались как птицы снежинки,
Рассыпаясь, как будто мука.
Ветер северный плакал с надрывом,
И томилась тоска за окном.
В доме старом и вечно постылом,
Кто-то плакал опять о былом.
Потемнели на окнах гардины,
И вздымаясь, как загнанный конь,
Смерть смотрела со старой картины,
На горевший в камине огонь.
Жизнь читала ночную молитву,
Под звучащий в эфире орган,
Луч, похожий на острую бритву,
Просочился сквозь плотный туман…
